Эхо старых книг - Барбара Дэвис

я это делаю, но видит Хеми. Наши взгляды на миг встречаются, когда он забирает коробку из моих рук. Беру с кровати сумочку и направляюсь к двери. Я не прощаюсь. И не оглядываюсь. Я получила то, за чем пришла, и теперь хочу скорее оказаться подальше от Коринн и дома моего отца.

Глава 22

Мэриан

«Книги – самые тихие и самые верные друзья; они самые доступные и мудрые из советчиков и самые терпеливые из учителей».

Чарльз У. Элиот

Когда мы садимся в машину Хеми, я чувствую, что теперь все наконец прояснилось. Крах дома Мэннингов уже близок. А вот наша история – моя и Хеми – еще не окончена.

Большую часть пути назад мы молчим. Я смотрю в окно на проезжающие машины и размытый пейзаж, прокручивая в голове все случившееся за последние несколько недель. Итан и Эшлин находят книги. Хеми возникает из ниоткуда с письмом сорокалетней давности в кармане. Коринн признается в том, что намеренно разрушила мои надежды на счастье. И вскоре на место должен встать последний кусочек головоломки. Тот, который я до сих пор берегу.

Четыре десятилетия тайн раскрылись за столь короткое время. Это кажется невероятным и в то же время неизбежным. Разве в глубине души я не ждала всегда этого дня? Получив книгу Хеми и увидев его вопрос – Как, Белль? – разве я уже не готовилась к этой неотвратимости? Да. Конечно, готовилась.

Слова Эшлин преследовали меня весь день.

Прощение.

Возможно ли оно? Когда жгучий гнев и чувство потери так долго были твоими спутниками, что ты не можешь себе представить, как проснешься без них? Когда лицо, которое преследовало тебя во снах столько лет, внезапно предстает перед тобой, угрожая снова открыть старые раны? Эшлин, похоже, думает, что это возможно. Ее уверенность исходит из личного опыта, хотя она никогда этого не говорила. Она утверждает, что нужно только принять решение. И вот я решаю. Но прежде чем простить, необходимо сначала предстать перед расплатой.

Моей собственной.

И все же я не совсем готова взвалить на себя всю вину.

Рядом со мной за рулем размышляет Хеми. В плотном потоке он ведет машину с непроницаемым лицом. Его глаза время от времени устремляются в мою сторону, будто он собирается что-то сказать, но когда я поворачиваю к нему голову, Хеми отводит взгляд.

– Так и будем молчать? – спрашиваю я, когда больше не могу выносить тишину. – Не обсудим, что она сказала и что все это значит?

Он смотрит на дорогу, крепко сжимая руль.

– О чем тут говорить?

Его ответ меня ошеломляет.

– Можно начать с того, что мы оба ошибались все это время и что вчера вечером я сказала правду о письме, которое ты мне показал. Оно предназначалось Тедди, а не тебе. Думаю, уж этого я заслуживаю.

Некоторое время он лишь притворяется, что его что-то интересует в зеркале заднего вида. Жду, наблюдая за ним. Раньше я так хорошо знала лицо Хеми, каждую черточку и тень, но годы ожесточили его, сделали нечитаемым.

– А потом? – произносит он наконец. – По прошествии сорока трех лет мы оба сожалеем. И что дальше?

Горечь в его голосе ранит меня.

– Дальше… мы простим, Хеми. Перестанем обвинять и спорить, кто кого обидел первым. Это не изменит того, что мы потеряли. Ничто не может этого изменить. Но может проложить путь к некоторому успокоению. Чтобы мы оба наконец смогли отпустить прошлое.

Почти не дышу, ожидая ответа, какого-то знака, что он хотя бы слышит меня, но Хеми продолжает хранить молчание. Отворачиваюсь к окну и смотрю на проплывающее мимо шоссе. Успокоение. Простить, отпустить прошлое. Красивые слова. Они звучали фальшиво, когда я их произносила. Потому что я знаю, что это еще не все. Есть еще кое-что. Гораздо более серьезное. Возможно, непростительное. И все же я должна ему сказать. Исповедь, говорят, полезна для души. Только не здесь, среди автомобильных сигналов и несущихся машин.

– Хеми, – выпаливаю я, пока не струсила. – Мне нужно, чтобы ты поехал ко мне домой. Сейчас вернемся в отель, к моей машине, а потом поезжай за мной до дома.

Он смотрит на меня, его лицо слегка смягчается.

– Ты плохо себя чувствуешь?

– Нет. Но нам кое-что необходимо обсудить.

– Мы провели в машине почти три часа, и до Бостона еще час. Почему мы не можем обсудить это прямо сейчас?

– На это есть причина, – ровным голосом отвечаю я. – Я должна тебе кое-что показать.

– У тебя дома?

– Да.

Он вдруг настораживается.

– Что это?

– Не здесь. – Снова отворачиваюсь лицом к окну. – Не сейчас.

* * *

У меня колотится сердце, когда я подъезжаю к дому. Хеми ставит машину позади моей. Достаю из багажника свой чемодан и шляпную коробку, полную маминых вещей. Остальное пока подождет. Рядом внезапно возникает Хеми. Он освобождает меня от груза, я бормочу неловкое «спасибо» и направляюсь к крыльцу, предоставляя ему следовать за мной.

В холле снимаю пальто, стараясь не встречаться с ним взглядом. Он ставит чемодан и шляпную коробку на пол, затем заглядывает в гостиную.

– Здесь никого нет, – говорю я, протягивая руку к его пальто. – Мы одни.

Он делает шаг назад, отрицательно качая головой.

– Я ненадолго.

В гостиной Хеми оглядывается по сторонам, рассматривает картины, мебель, рояль с коллекцией фотографий. Замираю, ожидая, что он сам все увидит, но он равнодушно отворачивается от рояля.

– Очень мило, – сухо говорит Хеми. – Не совсем, как я представлял, но красиво.

Он подходит к окну. Шторы раздвинуты, открывая вид на усыпанный галькой пляж. Солнце уже заходит за горизонт, и вода блестит, как расплавленное олово. Оставляю его любоваться видом и иду на кухню за льдом. Когда я возвращаюсь, Хеми все еще стоит у окна, но его пальто брошено на подлокотник дивана. Наливаю нам обоим джина, затем открываю бутылку тоника. Он оборачивается.

– У тебя собственный пляж. Этого можно было ожидать.

В этих словах слышится легкая насмешка, что напоминает мне о тех давних днях, когда он раздражал меня критикой моего привилегированного детства и шикарного образа жизни. У меня возникает соблазн напомнить Хеми о его таунхаусе в Бэк-Бэй, но все же решаю промолчать.

– На самом деле он общий с соседями. Но та семья приезжает редко, так что большую часть времени я здесь одна.

Хеми задерживает на мне взгляд.

– Помнится, когда-то мы мечтали о жизни у моря.

«Мы мечтали о многом», – мысленно отвечаю я, но не произношу вслух. Точно так же я не могу вымолвить то, что собиралась сказать. Вручаю ему стакан с джин-тоником.

– Знаю, что ты предпочитаешь джин с содовой, но боюсь, придется обойтись без нее. Я не ждала гостей.

Он пожимает плечами.

– Я научился обходиться без многого.

– Хеми…

– За что выпьем?

Смотрю на пол, на свой стакан, куда угодно, только не на него.

– За твой успех, – глухо отвечаю я. – Сколько у тебя вышло книг?

– Двадцать