Песок Пустоты. Проклятие древней крови (СИ) - Яанг Р
— Этот человек — Хоуэл Свейн, — он указал рукой в сторону, где, притаившись в тени, сидел будущий граф.
Юноша был готов к подобному вниманию, ибо все эти разговоры просто обязаны были дойти до ушей, если не господина Кигана, то его дедушки — полноправного графа северных земель Дариуса Хоуэла.
Нисколько не смутившись, Свейн озвучил вслух эти свои мысли, заставив тем самым собравшихся в зале людей шипеть, подобно разъяренному клубку змей.
— Я поражен, что никто из вас еще не сделал этого до меня, — продолжал юноша, как можно более уверенней. — Я услышал достаточно. Разговоры, что ведутся здесь порочат само существование жрецов, их идеалы, а также многовековые традиции магистериума, которым вы же и поклялись следовать, только вступив за порог Белого Замка, — Йон, что сидел все это время рядом со своим приятелем, вжался в скамью так сильно, будто хотел и вовсе раствориться в ней, исчезнуть, пока Свейн не закончит со своей пламенной речью. — То, что я здесь услышал сегодня, возмущает меня не только как будущего жреца, представителя магистериума, но и как верного слугу нашего великого короля — Люциана Венценосного. Вы все, кто присутствует здесь сейчас — клятвопреступники. Надеюсь у вас хватит совести пойти и сознаться обо всем Высшему Совету, Иерихат-Халу или же самому Королю, и может тогда вас еще будет ждать помилование, — юноша бросил разъяренный взгляд в ту сторону, где восседала невозмутимая, под своей глиняной маской, Алая Дева. — Это было ошибкой звать меня сюда. Уж не знаю, на что Вы надеялись, но ни северное графство, ни лично я, никогда не пойдут против Короля Люциана и его почтенной семьи. Хоуэлы присягали на верность, и уж поверьте, наше слово и клятвы стоят куда дороже, чем, видимо, у всех собравшихся здесь.
— Кто пустил сюда эту марионетку Кигана?! Разве было не ясно, к чему это приведет? — тут же послышались гневные возгласы с разных сторон.
— Я видел, это Жевель его звал! Они дружат с ним самого поступления. Ему нельзя верить!
Подобрав подол мантии, Свейн быстрым шагом направился к выходу из малого зала, оставив за собой бледнеющего от дурноты Йона и скрипящую цепью скамью.
«Если Киган узнает, что я был здесь… Если он только узнает», — думал про себя юноша, стараясь не вслушиваться в те проклятия, что продолжались сыпаться за его спиной, — «Я просто обязан рассказать ему». Оказавшись у самых дверей, Свейн чуть ли не врезался лбом в здоровяка, что до этого сопровождал Алую Деву. Теперь он высился над юношей, заслоняя собой проход, и испуская из широкой груди прерывистые хрипы, наполняя воздух подле себя смрадным запахом, что исходил из его зловонного рта.
— Отойди, — приказным тоном проговорил Свейн, впрочем, мало надеясь на то, что здоровяк и правда послушается его.
— Мне понравилась твоя речь, — женский голос за его спиной тут же заставил юношу обернуться. — Старый граф не зря пророчит в преемники именно тебя.
— Прикажите своему дружку освободить мне проход, — Свейн сделал вид, что пропустил хвалебные слова Алой Девы мимо ушей.
— Ошибаешься, он мне не друг. — женщина медленно продвигалась вдоль расставленных узких скамеек. — Но он мой слуга, так же, как и ты.
«Что за чушь она несет?»
— Если вы внимательно слушали мою речь, то должны были запомнить, что я из рода Хоуэлов, и я никому не служу.
— Кому-то и служите, — если бы не черная маска на ее лице, Свейн мог бы поклясться, что Алая Дева сейчас улыбалась. — Мы ведь виделись с вами однажды, будущий граф.
— Я мог бы сказать наверняка, если бы вы не продолжали прятать свое лицо под ликом Древних.
Ее невысокая фигурка остановилась всего в нескольких шагах от взволнованного юноши. Зачем он пришел сюда? Зачем поддался всем этим уговорам? Пусть бы они и дальше строили свои тайные заговоры, но без него. Когда-нибудь их головы непременно полетят с королевской плахи, ну а пока пусть наслаждаются этой иллюзией власти и мнимой свободой.
— Сэр Галингтон, покажите юному господину печать.
Здоровяк вытянул руку, демонстрируя массивное кольцо, что красовалось на его обрубленном мизинце. На печати было выгравировано широкое дерево с пятью толстыми ветвями, что символизировали графства некогда разрозненного материка. Нет, этого быть не может. Этот камень, узор, позолоченная гравировка вокруг — магистериум лично следил за созданием этих королевских печатей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Откуда оно у вас? — Свейн задрожал от гнева, одно дело вести беседу с подлыми заговорщиками, и совсем другое с ворами или и того хуже — с убийцами.
— Это моей матери. У меня имеется и свое такое же, — женщина выставила вперед тонкую бледную руку, которая казалась еще бледнее из-за красной ткани, что все это время покрывала ее. — Вы поклялись служить верностью королю и его семье. Так сдержите же свое слово, будущий граф, и поклянитесь еще раз, — легким движением она сняла с лица черную глиняную маску.
Глава 33. Магистериум. Свейн
Свейн еще раз бросил свой взгляд в сторону внушительной дубовой двери. Если он уйдет прямо сейчас, отправят ли кого-нибудь вслед за ним? Алая Дева позволила ему провести остаток собрания вне стен комнаты для совещаний, поэтому он уже как пол часа слонялся вдоль выстроенных пирамидой рядов, где обычно и заседал Совет.
Малый зал слушаний был по-своему красив в темное время суток: сквозь небольшие окошки под потолком просачивался лунный и звездный свет, наполняя помещение легкой серебряной дымкой. Если немного постараться и затушить все факелы, а после подождать пока глаза привыкнут к приятному полумраку, то можно будет заметить едва различимые очертания рун на стенах. Они словно вырезаны этим странным серебристым свечением, но пропадают в тот же миг, когда начинаешь хорошенько присматриваться к ним.
Белый Замок магистериума был выстроен около двух тысяч лет назад, тогда же люди приняли нелегкое для себя решение, а именно — сжечь все записи о ходе строительства, а также заставить молчать тех, кто был хоть как-то причастен к воздвижению этого великого храма знаний и рун.
Замок магистериума по сей день остается лакомым кусочком, которым пытаются завладеть в самые темные и ужасающие для материка времена. Был случай, когда в разгар Десятилетней Чумы, самопровозглашенный король Запада — Острый Бивень, попытался осадить Белый Замок и сделать его своим собственным убежищем. Он также подговорил народ, что жрецы бездействуют и прячутся внутри магических стен, пока все остальные мрут как мухи, пытаясь спастись от кошмарной болезни, унесшей к тому времени уже тысячи жизней.
В безудержной панике и в надежде найти хоть какое-то спасение, люди выстроились вокруг Белого Замка, не пуская никого внутрь, и жестоко убивая всякого, кто пытался выйти оттуда. Постепенно вокруг магистериума образовалась некая стена из разлагающихся людских тел. Чума там распространялась с бешеной скоростью, но обездоленные и, подкармливаемые сладкими обещаниями Бивня, семьи сходились к Белому Замку вновь и вновь.
Именно тогда и было принято решение телепортировать замок магистериума в другое место, чтобы дать ослабевшим жрецам необходимое им время и условия, дабы они продолжили бороться с чумой, а не с обезумевшими от нее людьми.
Свейн прохаживал вдоль каменных стен, сам не понимая, от чего он вдруг вспомнил все эти истории, которые с таким увлечением рассказывал ему дед. Старый граф любезно позаботился о том, чтобы его внук знал про магистериум все — еще до своего поступления туда. Интересно, в какой момент Дариус начал строить планы относительно будущего этого мальчика? Пока Свейн, сломя голову, бегал с другими детьми по мерзлому Пику, играя в благородных рыцарей и подлых разбойников, граф в это время, возможно, договаривался с Киганом или с иным жрецом, на счет его ученичества и последующего пребывания в стенах далекого замка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Но едва ли пожилой граф мог подумать, что место, куда он отправит своего прямого наследника, окажется столь прогнившим изнутри. Ведь все это Братство в предводительстве с их загадочной Алой Девой… А что если Свейна надурили? Внушили, что перед ним дочь короля Люциана — Валлария, а сами теперь заливаются смехом, дивясь несвойственной лорду наивности и его простоте.