Генри Олди - Баллада о кулаке

«Решили уморить голодом», — отстранение думал иногда судья. Впрочем, эта мысль уже не вызывала у него никаких чувств. Не все ли равно, от чего умирать: от голода или от пыток? В допросную залу выездного следователя не таскали, но обожженное и истерзанное тело не желало выздоравливать, лелея собственные раны, как залог смерти-избавительницы — жизненные силы были на исходе.

Почти все время Бао пребывал в забытье, в аду Фэньду — но и там его мысли путались, мешая сосредоточиться на работе, и судья не раз пропускал появление злокозненных рук или, наоборот, поднимал ложную тревогу.

Иногда он приходил в себя. Чаще — в Темном Приказе, реже — в своей камере. В один из моментов просветления он попытался связно изложить Владыке, кто повинен в безумии, лихорадившем оба мира все сильнее.

Яньло грустно смотрел на судью.

— К сожалению, здесь я бессилен, — развел руками Князь Преисподней. — Шаолинь недоступен для меня и моих слуг. Теперь лишь живые способны остановить этого безумца.

— А может быть... — судья вспомнил явившийся ему призрак Бородатого Варвара. — Может быть, найти того, кем стал сейчас великий Бодхидхарма? Мне кажется...

— Вы плохо просмотрели его свиток, уважаемый сянъигун. У Просветленного Учением больше не было перерождений.

«Вот и все, — подумал судья Бао, провожая удаляющегося Князя взглядом. — Я раскрыл это дело, но остановить происходящее не в моей власти. Янь-ван бессилен, Бородатый Варвар навсегда ушел в Нирвану или куда-то еще, а я медленно гнию в тюремной камере».

Но и эта мысль не взволновала его, вызвав лишь мимолетное сожаление.

Теперь оба мира представлялись судье Бао одинаково размытыми и нереальными. Он все чаще барахтался в омуте воистину чудовищных видений, не имевших отношения ни к Преисподней, ни к миру живых: ему виделись странные твари, отдаленно похожие на бесов, но не являвшиеся ими; в бреду он разговаривал с людьми и нелюдями — живыми или давно умершими, иные из которых были ему абсолютно незнакомы; грань между двумя мирами и горячечным миражем становилась все более зыбкой, и судья почти не сознавал, где он на самом деле находится.

Но что-то еще держало его, не давая слететь с вертящегося Колеса Сансары, ведь когда Сингэ Третий, окончательно сошедший с ума от голода, попытался перегрызть судье горло и напиться свежей крови... выездной следователь, очнувшись, сумел оттолкнуть сюцая ногой — и теперь Сингэ Третий жалобно скулил в углу, сверкая оттуда безумными глазами.

Бао понимал: в следующий раз у него может просто не остаться сил, чтобы оказать сопротивление своему бывшему подчиненному.

Ну и пусть.

Лязгнул засов, и дверь в камеру неторопливо отворилась.

Или это снова видения?

Судья попытался сосредоточиться.

В дверном проеме мелькнул свет, и в камеру вошел коренастый человек со свечой в руке. Тусклый огонек ослепил отвыкшего от света выездного следователя, но он все же успел заметить удавку в другой руке вошедшего.

Палач.

Вот теперь — действительно все.

Но в следующий миг палач почему-то кувырком полетел в угол, словно площадной акробат, а перед судьей Бао возникла знакомая физиономия Ли Иньбу.

«Вот я и умер, Ли», — хотел сказать выездной следователь, но губы его только беззвучно шевельнулись.

Смерть оказалась странной: судью подняли и куда-то понесли, бережно прижимая к мохнатой груди, — после чего он надолго перестал воспринимать что бы то ни было.

Они успели в последний момент. Насмерть перепуганный повар плутал в лабиринте дворцовых подземелий, несколько раз им приходилось возвращаться обратно и начинать путь заново — и когда нужная камера наконец отыскалась, дверь в нее оказалась приоткрыта, а в темноте мелькнуло колеблющееся пламя свечи.

Опередив черта, Маленький Архат ворвался в темницу, увидел спину человека с удавкой, склоняющегося над узником, лежащим на куче прелой соломы, — и тут выяснилось, что мальчишка не зря полтора года постигал нелегкую науку «цюань-фа» под руководством наставника Лю. Еще раньше, чем Маленький Архат успел что-либо сообразить, тело его словно само собой взвилось в воздух...

Если бы палач оказался размером с Маленького Архата или наоборот, Маленький Архат весил примерно столько же, сколько и заплечных дел мастер, у последнего, без сомнения, был бы перебит крестец. Но и так пинка обеими ногами хватило, чтобы палач перелетел через судью и шлепнулся на взвывшего сюцая, после чего скорчился в углу, не помышляя о дальнейшем сопротивлении.

Доведись наставнику Лю увидеть этот удар, он остался бы доволен.

Впрочем, один ценитель поблизости все же нашелся — возникший в дверях Ли Иньбу одобрительно хмыкнул, вваливаясь в камеру. Потом черт легко, как ребенка, подхватил на руки судью Бао, огляделся и, обнаружив под палачом хрипящего Сингэ, скомандовал якше-сопровождающему:

— А ты бери этого — не оставлять же его здесь!

Знал бы добряк лоча, КОГО он спасает!

Лежать было мягко и удобно; это пугало. «Как дома», — подумалось судье. Он попытался шевельнуться, стряхнуть сонную одурь — сразу закружилась голова, и некоторое время Бао просто лежал, не открывая глаз и прислушиваясь к собственным ощущениям. Слабость. Головокружение. Тепло. Покой.

Голод! Но не прежний, животный, терзающий душу и тело, сводящий спазмами живот. Выездной следователь чувствовал себя изрядно проголодавшимся, но отнюдь не умирающим от истощения.

Умирающим. «Так я все-таки умер или нет?» — этот вопрос неожиданно взволновал его, хотя волнение было чувством забытым и чужим; и судья Бао поспешил открыть глаза.

Потолок. Знакомый, украшенный лепниной в стиле «макушка журавля». Где он его видел? В своем адском кабинете? Нет, не похоже. Скорее — дома, в собственной спальне!..

Бао с усилием повернул голову.

Столик. Невысокий столик на гнутых ножках, столешницу которого почему-то рассекала уродливая трещина. Раньше ее не было. На столике громоздились кувшинчики, горшочки, чашки и прочая утварь.

«Дома! Жив!» — радостно екнуло сердце.

Правда, над кроватью теперь отсутствовал балдахин, но с этим можно будет разобраться позже.

Это прекрасно — возможность с чем-нибудь разобраться, причем непременно позже!

Подчиняясь налетевшему, как вихрь, порыву, судья громко позвал жену.

Вернее, хотел громко, а получилось пискляво и еле слышно, но буквально через мгновение за стеной прошуршали торопливые шаги, и перед следователем возникла его младшая жена.