Наталья Резанова - Шестое действие

Но Мерсера интересовали послания, написанные другой рукой и другим почерком – тонким, паутинным. Они были длинны, изобиловали рассуждениями о древней карнионской мудрости, источниках неизмеримой силы, языческих богах, которые суть живые символы тайны знаний, доступных лишь посвященным. С непредвзятой точки зрения, обычная карнионская салонная болтовня. Но автор, несомненно, понимал, что если лица предвзятые способны усмотреть состав преступления в кулинарном рецепте, то в рассуждениях о Гекате Трехликой Луны, новой, полной и убывающей, богине, владычествующей над мужчинами и потому убивающей супруга и сына, увидят его тем более. Поэтому он благоразумно не ставил ни подписи, ни печати. Однако, скрывая имя, изменить манеру речи на письме, привычные словесные обороты он не мог. Несомненно, это он подпитывал «дорогую Соримонду» идеями о великих тайнах, содержащихся in verbis, in herbis, in lapidaris. Кстати, вкрапления латыни в его письмах были часты. Не то чтобы он желал скрыть нечто от посторонних глаз, но скорее хотел польстить собеседнице, убедить ее в обширности собственных познаний. Мерсер не был бы так уверен в эрудиции Соримонды. Латинские фразы, которыми оперировал ее корреспондент, были в большинстве своем краткими расхожими изречениями и повторялись из письма в письмо.

Но не все.

– Благодарю вас, капитан, – сказал Мерсер. – Можете забрать документы.

Бергамин пошвырял бумаги в сундук без всякого почтения к писаному слову, которое должно было бы отличать литератора, загасил свет, и они покинули башню.

Капитан Бергамин, как и его сестра, не стал устраивать долгого прощания, хотя и по другим причинам. Он вернулся к своим солдатам, а Мерсер – к своим вопросам. На которые еще предстояло получить ответ.

Можно ли назвать удачным его пребывание в Галвине? Он узнал правду и нашел убийц. В то же время главные преступники не только скрылись, но и переиграли его по всем статьям. Однако Мерсер не был расстроен. Он уже научился понимать: если ты жив, то поражение не окончательно, а победа противника не безоговорочна. У него достаточно сил и средств, чтобы продолжать поиски. И Анкрен снова с ним.

Если с ним.

Если не исчезла без предупреждения, как раньше.

Она не исчезла и поджидала его в «Рыцарском шлеме». Недолго поджидала – еще не успела переодеться, вернувшись из города. Рассеянным взглядом посмотрела, как он бросил свою сумку.

– Если хочешь, я могу снять другой номер, – сказал Мерсер.

– Не валяй дурака. Но приплатить за ночлег тебе все равно придется, независимо от того, что заплатила я. Такой здесь жлобский обычай. Зато можно орать, плясать, по стенам бегать – включено в счет. Коня своего ты из крепости забрал?

– Само собой. И если не случится ничего непредвиденного, завтра-послезавтра мы покинем Галвин. Если ты не против.

– Надо бы припасов прикупить в дорогу… я уже высмотрела где. Между прочим, ваши с комендантом и управляющим благородные действия местные жители не очень-то одобряют, – без всякого перехода поведала она. – То есть тебя, собственно, никто не упоминал: похоже, никто твоей персоне значения не придает – надеюсь, ты не в обиде? А вот приятеля твоего Гарба хают – зарвался, мол, без хозяина, сам хозяином себя возомнил. И капитан произвол творит, томит в застенках уважаемых людей, вдовиц беззащитных. Опять же Божью обитель осквернили, благочестивую вдову, что там укрывалась, силой оттуда вырвали. Правда, что монастырь ограбили и монашек изнасиловали – этого не плели, врать не стану. Не забыли, что грабить там нечего, а на непорочность бабулек тамошних даже солдаты не польстятся.

– А что говорили про ограбление часовни?

– Ничего. Я, кстати, сама плохо представляю, что там было и зачем понадобилось это скрывать.

– Я расскажу. Возможно, Гарб перемудрил, а может, это нам на пользу. Значит, мадам Эрмесен горожане не осуждают?

– Сочувствуют. Несчастная страдалица, говорят! Если так дальше пойдет, еще и великомученицей назовут. А что до пуговичной мастерской и того, что там стряслось, – Анкрен предвосхитила вопрос, – при чем тут мадам Эрмесен? Мало ли чем арендатор занимался. Еще неизвестно, сам ли он на себя руки наложил или, может, это вы ему глотку перерезали, чтоб не мешал клеветать на честную женщину… Ты разочарован?

– Не слишком. Так часто бывает – люди от всего сердца сочувствуют преступникам и готовы в клочья разорвать невинных. Ничего, следственная комиссия им живо мозги вправит.

– Я бы не была так уверена… А ты, стало быть, на стороне следственной комиссии?

– По роду своих занятий я обычно бываю на стороне правосудия. А когда это нужно лично мне – против него. Можешь считать это двуличием. Но ты ведь с самого начала знала, что я человек двуличный. Задолго до того, как Мария Омаль меня разоблачила.

– Все-то мы ищем, как уязвить друг друга… А кто здесь не двуличен? И Мария Омаль, и подруга ее Магдалина, и комендант, и вся компания благочестивой вдовы – все они двуличны на свой лад. Кроме меня – я своим личинам давно потеряла счет.

– И все же под любой из них я тебя узнаю.

– Везет тебе. Потому что в последнее время я сама себя не узнаю. Сегодня, пока я моталась по рынкам, лавкам и кабакам и подслушивала откровения добрых граждан Галвина, я поняла одну вещь. Я скучала по тебе… – конец фразы Анкрен проглотила, точно сомневалась, какое имя назвать.

Ответить ей было нечего, можно было только действовать. Но Мерсер тоже кое-что понял, хоть и промолчал. Что сегодня вечером он в особняк Оранов не пойдет, о чем бы ни желал поговорить с ним Флан Гарб.

– Итак, в прошлом году примас Эрда начинает розыск пропавших церковных реликвий. Они должны быть представлены к Пасхе. В начале года нынешнего некто Вендель разыскивает человека, способного проникнуть на совещание в доме архиепископа, и узнает о тебе. Ты предоставляешь ему нужные сведения. Он передает их Роуэну, после чего решено убрать всех, кто на тебя навел Венделя, и тебя тоже. Когда последнее срывается – уже летом, – Вендель нанимает меня, а сам, оставив указания своим подчиненным, уезжает из Эрда. Поэтому мы не нашли его ни в Свантере, ни в Эрденоне, поэтому в Свантере были не все его наемники, других он отозвал…

– Что ты там бормочешь?

– Пытаюсь представить события в последовательности.

Анкрен расчесывала волосы. В ее номере, в отличие от номера Марии Омаль, зеркала не имелось, но Анкрен привыкла обходиться без него – Мерсер уже успел в этом убедиться – и заколола волосы на затылке, не глядя даже в оконное стекло. В окно смотрел Мерсер. Солнце над черепичными крышами словно бы забыло, что нынче декабрь и ему надлежит быть блеклым и маленьким. Впрочем, в полдень солнце сияет и в декабре.