Александр Авраменко - Красно Солнышко

Перешагнул Путята порог, Чепи сидит на лавке, ждёт мужчину. Не спит, хотя времени сколько прошло. Едва тот в горницу вошёл – вскочила, захлопотала. Из печи горшки достаёт, хлеб режет. Взглянул  на женщину жрец, ничего не сказал. Сел за Божью Ладонь, вознёс хвалу Маниту за богатый год. Поблагодарил и Перуна, что сына своего защищает и охраняет. Женщина мужа накормила, напоила, посуду вымыла, платок накинула на голову, и к двери, засобиралась со двора:

- Куда ты?

- Град не спит. Помощь нужна.

Как обычно кратко ответила женщина, обувая на ноги мокасины. Летом, почитай, весь град в этой обувке ходил. Легко ногам, удобно.

- Останься.

- Почему?

Удивилась дева лесная, смотрит на мужчину широко распахнутыми  глазами.

- Сейчас людей достаточно. Да к утру нужно их сменить будет. Вот тогда и пойдём вместе. Зайдут за нами.

Остановилась Чепи. Посмотрела на Путяту. Слова поперёк не сказала, послушно обувь сняла, платок повесила, вернулась к столу. Мужчина поднялся, прошёл к лохани большой, умылся. Сбросил с себя одежду, улёгся на ложе, прикрыл тело одеялом. Повернулся на бок. Чепи сидит, ложиться не собирается.

- Ты чего? Немного осталось. Устанешь ведь, плохо тебе будет…

- А что с того? Зачем заботишься?! Никто я тебе! Никто! Не жена, ни полюбовница! Лежишь со мной, словно с бревном! Мне уже подруги в глаза смеются – живёшь с мужчиной столько времени, а всё нетронутая! Видно, не женщина я, раз брезгуешь мной!..

…Расплакалась, закрыла лицо руками, плечи вздрагивают. А Путята и не знает, что сказать в ответ. Ведь трижды права дева меднокожая. Всё она для него делает, а он – как бревно. Опять же права. Ждёт же, когда он, наконец либо признает её супругой своей, либо прочь выгонит. А он тянет непонятно чего. Дурью мается. И красива Чепи, как мало кто из девиц меднокожих. И умна – быстро и речь славянскую освоила, и хозяйствовать научилась на диво, и готовить пищу славов. Чем не жена? Да и, честным коли быть с собой, Путята-жрец, ты не просто привык к ней, а уже чувствуешь нечто большее. Тепло её. Запах. Не хватает тебе их, если странствуешь долго. Спешишь домой поскорей вернуться, увидеть деву свою, услышать её голос грудной… Так чего же ты мучишь её и себя? Встал с ложа Путята. К своему сундуку подошёл молча. Открыл крышку, пошарил внутри. Взял нечто оттуда, спрятал за спину. Подошёл к деве плачущей, стал перед ней:

- Встань.

Поднялась послушно. Стоит перед ним молча. Слёзы глотает. А он из-за спины пояс достал, повязал его ей под грудью, как полагается в племени. А на поясе том – ножик хозяйки, да ключей связка. Знак жены водимой. Рассмотрела Чепи, вздрогнула – что… А додумать не успела. Прижал вдруг к себе мужчина её крепко, уткнулся носом в макушку. Запах вдохнул. Потом подхватил на руки, и на ложе понёс, по пути светильник задув…

…Пролетела зима в хлопотах да трудах непрестанных в мгновение ока. По осени сходил Храбр с купцами вновь прибывшими на трёх двулодниках, да пяти лодьях обычных, на коих новички прибыли, на торговлю с пуэбло и навахо. Привёз оттуда много яблок земляных, маиса, да тыкв, томатов не считано, и прочих трав да злаков невиданных, в пищу добавляемых. Ещё привёз и зёрна невиданные, из которых напиток вкусный на диво, да бодрящий, варить можно. Приехали с ним и четверо пуэбло, которые должны были, согласно уговора между вождями, обучить славов растить те земляные яблоки, что навахо в качестве дани собирали с племён горных. И весной вышли люди в поля для труда честного, потянулись караваны в городки рудничные да рабочие. Пошли поселенцы по пробитым за зиму дорогам на новые места, другие грады ставить. Братья-князья так и остались в Славгороде, а новый град на Закате Ярилы принял под свою руку Крут воевода, поскольку корабли славов отныне там будут находится. Договорились всё же старшие племени о разделе дружины на ту, что на суше бьётся, и ту, что на лодьях ходит. Град, что выше Второго Великого Озера, за грохочущей водой, принял под себя Храбр. От того града путь прямой через проход небольшой на Великие Степи. Там и коней дивных разводить можно, и туров диких одомашнивать. Стадо градское уже большое вельми, пастбищ мало. Пора на новые земли скот гнать. Да и простора поболе, и к городкам рудничным путь короче. Двинулись люди, погнали скот, потянулись обозы огромные. Зиму праздно не сидели. Возили санным путём по льду да снегу железо и горюч камень, все дни домницы работают, плавят руду богатую, готовят товары, инструмент, да снасти нужные для строительства. Одних гвоздей железных наковали больше тысячи пудов. Торговлю с луоверанами да иннуитами хорошо провели. Товара продали множество. А те, похоже, во вкус входят. Окромя злата да шкур, привычного уже товара, пригнали и девок множество молодых. Откель только взяли столько? Потом выяснили, когда дев холостяки расхватали, что пленницы они. Луораветланы взялись окрестные им племена завоёвывать. Порешили, по примеру славов, свою державу создавать… То дело  князья одобрили – союзник им в новых землях ещё не открытых нужен будет. Посему разрешили лурам, как в очередной раз сократили название племени луораветлан, прислать на обучение в Славград детишек смышлёных. За то те подрядились ещё девиц поставить. Ну, кроме прочего всего… Словом, дело на новый уровень перешло. А по весне сажали впервые уоту – так, оказывается, называются эти земляные яблоки. Ходили по грядкам пуэбло-учителя, собственным примером показывали, что надо делать и как. Как ямку копать правильно, на какую глубину, как землёй посаженный клубень укрыть, чтобы не слишком тяжело было ростку к солнышку красному пробиваться. А в свою очередь пуэбло перенимали у славов, как пшеницу выращивать и рожь. Захотел их вождь новый злак наряду с маисом сажать, уж больно понравился ему белый и коричневый хлеб, да сладкие пирожки с яблоками, которых он на первом Торге отведал. Так что выгодна обоим народа такая дружба. Навахо тоже думу думают. С одной стороны они – воины. Охотники. С другой – нужны клубни уоты, железные наконечники для стрел, для копий, котлы и котелки. А уж ножи стальные вообще выше всяких похвал. И самое главное – звери. На которых белоликие разъезжают. Будь у них такие, тогда бы… Так что думай, вождь. Думай, голова, украшенная перьями орла…

…И стучат топоры по лесам, валятся деревья вековые, визжат пилы мельниц доскотёрных, разделывающих деревья, растут, словно грибы под дождём избы и амбары, сараи для птицы и чуда лесного, конюшни и скотники. Бухают великанские бабы на огромных плотах, забивая сваи для новых причалов, куда станут корабли купеческие и военные приставать, строятся громадные желоба, по которым станут корабли на берег вытаскивать на зиму, и сараи громадные. А ещё – мастерские корабельные, для постройки судов огромных, коих ещё свет не видел! Ибо нашлись в лесу деревья огромные и прочные, ель напоминающие, длиной в целых сорок саженей. Посмотрели древесину мастера, долго думали, прикидывали, испытывали, потом приговорили – пойдёт! И вот решили на пробу построить один такой гигант, попробовать.   А ещё – испытать парус греческий на нём. Треугольный. Вдруг неплох будет? Да ещё если получится под тем парусом, как ромеи, против ветра ходить… И людей нынче хватает: пять тысяч по прежнему в Славграде остаются. Мастера по металлу да прочим искусностям. Земледельцы да скотоводы с Храбром пошли. С ним и брат его названый, Слав Говорун. Он теперь самый главный по скотине домашней. На нём всё держится. Да и земли там оказывается, богаче Славгородских, и к тому же нужно будет проход между гор, что в Великие Степи ведёт, прикрыть силой воинской. Поставить заставы по краям ущелья. Потому с ним шесть тысяч с половиной пошло народу. Больше, чем на будущий торговый град. Ибо и задумки воплощать им куда больше: новые пути пробивать торговые, дорогу торить к другому краю земли славов, поля великие поднимать, да кормить Славгород и прочие грады. Велик будет новый град. Вельми велик! И последние, всего лишь две тысячи человек двинулись на Заход Ярилы. Им строить град морской, Великий Торг. Конечно, все грады на этой земле будут помогать друг другу, ибо они – одного народа. Одному племени славов принадлежащие. А кто в то племя входит – не важно. Суть – единый народ отныне они. Люди Перуна и Маниту. Меднокожие, иннуиты, или белолицые.  Воины и землепашцы. Мореходы и исследователи… И когда пробьёт час, вернутся они на материк, откуда добровольно в изгнание отправились, новый мир осваивая, и тогда содрогнутся жрецы Трёхглавого Чернобога, запылают его капища поганые, и воспрянет народ от гнёта лютого… Ибо придут воины заморские не ради наживы, а ради свободы людской. Ведь не терпит душа славянская рабства…