Василий Горъ - Проклятие короля

— Этого надо раздеть. На нем слишком много всякой дряни, — показав пальцем на ритуалиста, сказала я. И на всякий случай разорвала все каналы подпиток, ведущие от защитных плетений мага к Сердцу силы, спрятанному в его бригантине.

Молчун кивнул, присел на корточки и принялся за дело…

…В раздетом виде маг выглядел… как-то не очень: узкие плечи, тонкая и почти прозрачная кожа, сухие, перевитые жилами руки и кривые волосатые ноги. Впрочем, назвать его слабеньким у меня не повернулся бы язык: состоянию его здоровья мог позавидовать любой здоровяк, ведь полный комплект печатей Гармонизации, вытатуированных на его теле и запитанных на Сердце силы, поддерживали каналы его жизни и разума в идеальном состоянии.

Решив, что идеальное здоровье эрру Урдену уже не понадобится, я разорвала основную массу плетений, а два наиболее подходящих трансформировала в те, которые требовались для допроса. И залюбовалась на получившиеся печати Подчинения и Слова правды: плетения школы Разума сияли ярко-зеленым светом. А значит, должны были действовать именно так, как описывал в своем трактате эрр Гериельт.

Вспомнив рекомендации по работе с теми, кто находится под действием печати Подчинения, я сняла с ритуалиста Великий сон и приказала:

— Эрр Урден? Закройте проход в мои покои!

Верховный маг его величества тут же оказался на ногах и, подскочив к стене, прикоснулся рукой к одному из четырех стальных колец для факелов. А через мгновение массивная каменная плита справа от меня бесшумно сдвинулась с места. И наглухо перекрыла выход в мою спальню.

— Он что, уже сломался? А почему так быстро? — поморщился Крегг, презрительно посмотрев на эрра Урдена. — Я-то думал, что у верховного мага его величества должна быть железная воля…

— Воля, может быть, и железная, но когда в печатях школы Разума столько силы, уже не до сопротивления… — не глядя на брата, пояснила я. И задала вопрос, интересующий меня больше всего: — Вы можете вывести нас из королевского дворца по потайным ходам, эрр?

— Да… — глухо отозвался маг.

Я торжествующе улыбнулась, потом задумчиво посмотрела на ежащегося от холода эрра Урдена, представила себе реакцию стражников, патрулирующих ночной город, на появление на его улицах вот такого вот красавца. И подхватила с пола его мантию. Потом достала из ножен кинжал и понаделала в ней дыр. Там, где были вшиты амулеты.

— Надевайте и ведите. И постарайтесь вывести нас как можно ближе к Дворянской слободе…

Шагнув в проем, открытый эрром Урденом, я оказалась в здоровенном винном погребе, мало чем отличающимся от погреба в нашем родовом замке. Бесконечные ряды бочек, каменные стеллажи для бутылей, кусок пола, усыпанный мелким гравием[109], темнота, паутина и… запах. Тот самый, который всегда вызывал во мне одно-единственное желание — наложить печать Вечной трезвости на всех без исключения мужчин. Ибо подавляющее большинство из них, «слегка» перебрав, почему-то превращались в животных. И сразу же выпускали наружу свои низменные инстинкты. От которых не всегда спасало даже мое положение и возраст.

Загнав подальше всплывшие в памяти неприятные воспоминания, я быстрым шагом прошла мимо бочек и добралась до лестницы, упирающейся в дверь погреба. Где замерла, удивленно уставившись на засов, запирающий ее изнутри!

— Все правильно, Мел! — буркнул Крегг, невесть как догадавшись о причине моего удивления. Потом снял с плеча тело второй несостоявшейся жертвы верховного мага, аккуратно опустил его на пол и… вцепился в первую попавшуюся бутыль вина. Вместо того чтобы начать очищать свою одежду от пыли и паутины, налипших на нее во время скитаний по дворцовым подземельям!

Я возмущенно набрала в грудь воздух… и промолчала. Заметив его потрескавшиеся губы, черные круги под глазами и впавшие щеки. И сообразив, что раз во время недавнего боя брат потерял слишком много крови, то теперь его должна терзать страшная жажда.

— Фу-у-у… — отставив в сторону полупустую бутыль, облегченно выдохнул он. — Еще бы кусок мяса или сыра — и я был бы по-настоящему счастлив…

— Чего нет — того нет… — буркнула я. И, увидев, что он снова потянулся к бутыли, приказала: — Хватит! А то ударит в голову…

— Даже если ты повесишь на меня печать Трезвости? — помрачнев, спросил Молчун.

— Не повешу: перед тем как мы выйдем из подвала, я на всякий случай снова активирую твою печать. А проверять, как они сопрягаются, нам некогда…

— Мы? — в который раз спросил он.

— Мы… — в который раз ответила я. И, перейдя на истинное зрение, принялась плести оборотную печать Жизни.

— А если мы… не вернемся? — угрюмо посмотрев на безучастно стоящего передо мной Урдена, спросил он.

— Этот — сгниет заживо… — взглядом показав на мага, буркнула я. И напитала силой получившееся плетение. — Тот — проснется. Но где-то часа через три. И как-нибудь выберется наружу. В общем, о них можешь не переживать…

— Да я вроде не о них… — вздохнул он. И, наконец, вспомнил о состоянии своей одежды…

…Эрр Урден не солгал — собак в особняке не было. Так же, как и ночной охраны. Поэтому до калитки в заборе мы добрались без всяких проблем. И оказались на улице Мясников — если, конечно, эрр Урден ничего не перепутал.

— Направо… — еле слышно прошептал Крегг и медленно двинулся вдоль забора.

Я посмотрела на усыпанное звездами небо, потом на тянущиеся по обе стороны улицы высоченные заборы и вздохнула: не знаю, как Молчуну, а мне они казались абсолютно одинаковыми.

— Мел, ты идешь? — донеслось из тени.

— Угу… — шепнула я, сделала пару шагов и тут же во что-то вляпалась…

«Тьма!» — мысленно выругалась я. И, решив, что передвигаться по столице лучше днем, в карете и с сопровождающими, ускорила шаг…

…Как мой сводный брат умудрялся ориентироваться в хитросплетении улиц Дворянской слободы, я не понимала: тут не было ни торговых лавок, ни постоялых дворов, ни зданий с приметными фасадами. Однако он уверенно сворачивал то направо, то налево, останавливаясь только для того, чтобы прислушаться к подозрительным шорохам. Или собачьему бреху.

Я послушно шла следом, практически шаг в шаг, и вглядывалась в окружающую нас тьму. Истинным зрением, чтобы увидеть хоть слабые отблески чьих-нибудь каналов жизни. И старательно отгоняла от себя воспоминания о рассказах отца про ужасы ночной Лайнты.

Однако ни убийц, ни грабителей, ни подгулявших горожан мне увидеть все никак не удавалось — город как будто вымер, и единственными живыми существами, чьи ауры мне удавалось иногда разглядеть, были бродячие псы и мирно спящие на ветвях деревьев птицы.