Людмила Безусова - Каждый выбирает по себе

— Пить…

Тиса вздрогнула, оглянулась. Никого вокруг, но лучше убраться подобру-поздорову, как решила.

Порывистый ветер ударил в лицо. Заскрипели, склоняясь почти до земли, окружавшие поляну ели. Отворачиваясь от налетевшего урагана, арийка поспешила уйти прочь с поляны, безуспешно пытаясь вдохнуть ставший внезапно густым воздух.

— Пить… — скрежетали ветки над головой.

— Пить, — завывал ветер, стараясь развернуть уходящую Тису.

— Пить… — отдавалось в ушах биение собственного сердца.

Когда ползучий кустарник оплел ноги, лишив возможности двигаться, ослепшая от шквальных порывов арийка застыла на месте. Пока она отдирала колючие веточки вьюнка от одной ноги, он заплетал другую до колена. Безуспешно повоевав с настырным растением, Тиса сдалась — колючий заслон вставал только впереди, точно препятствовал уйти с поляны — и вернулась к дубу, где в затишке возле неохватного ствола, покрытого затянувшимися рубцами, ветер почти не ощущался. Подняла голову, рассматривая дерево.

Почему она не смогла покинуть поляну? Что такого в этом изуродованном молнией дереве?

Медленно пошла вокруг, всматриваясь в трещины древесной коры, образующие узор, кем-то намеренно высеченный на теле старого дуба. Обходя дерево во второй раз, Тиса поняла, чтО напоминает ей вереница кольцеобразных выпуклостей — вросшую в древесную плоть громадную цепь, обвившую ствол от основания до расщепленной верхушки.

'Сколько ж времени понадобилось, — подумала арийка, поднимая глаза вверх, — чтобы дерево так зарастило железо?'.

И едва сдержав крик, отскочила назад — от мертвой сухой половины — споткнувшись, упала навзничь, перекатилась набок, и тут же вскочила, чтобы убедиться, что увиденное мигом раньше морок. Просто морок. Откуда у дерева могут быть глаза?

Были…

Узкие щели глазниц, в которых беспокойно метались черные блестящие зрачки…

А ниже, аккурат под ними, распяленный в беззвучном вопле рот…

И невысказанное требование, отзывающееся колотьем в сердце: — 'Пить…'.

Арийка облизнула пересохшие губы. Поняла, что просто так с этой поляны уже не уйти, 'глазастое' дерево её не отпустит.

— Я не могу тебя напоить… — она протянула пустые руки. — Но я вернусь… Как только найду источник.

Развернулась и беспрепятственно пошла прочь, чувствуя спиной гнетущий взгляд.

Тут бы развернуться, да бежать подальше, как собиралась, только вот и сама не знала, что заставило её рыскать поблизости от поляны, отыскивая влагу, а потом, обламывая ногти и сдирая в кровь кожу, рыть сырую землю, докапываясь до засыпанного землей и хвоей родничка. Нацедив немного воды в неумело сплетенную из травы корчагу, бережно понесла, чтобы невзначай не расплескать драгоценную жидкость.

У дуба остановилась, отыскивая взглядом щели-глаза. Уже и не верится, что ясно видела их. И рот… Разве что вот эта косая расщелина поперек ствола…

И отпрянула, поняв, что края глубокой трещины ползут вверх, точно дерево силится растянуть её в жалком подобии улыбки. Залить влагу, смешанную с кровью из ссадин, в расщелину решимости не хватило. Тиса, затаив дыхание, остатками воды окропила кору дерева. Но что эти жалкие капли для такого дерева-великана? Принести бы ещё немного…

И зажала уши от оглушительного треска. Довольно крепкий на вид дуб как-то враз развалился напополам до самого корня, а из дыры, возникшей на месте разлома, обламывая торчащие щепки, полезло ужасное существо, похожее на громадный обтянутый кожей скелет.

Тиса не смогла сдвинуться с места, настолько велик был ужас, сковавший её по рукам и ногам.

Иссохший человек выбрался на поляну и едва ноги коснулись земли, захохотал. Тело его буквально за миг обросло жилистой плотью, только привлекательнее от этого он не стал. Глаза злыми буравчиками впились в лицо спасшей его арийки, точно человек не мог определиться, что с ней делать — убить на месте или оставить помучаться? Но видно, перепуганная спасительница настолько мало занимала его, что он не стал тратить на неё время и силы.

Внезапно мороз прошел по спине арийки. Она почувствовала, как пропитавшая поляну энергия поднялась круговой волной и вся прихлынула к центру поляны, где припав к земле всем телом, точно зверь перед прыжком, застыл человек. Его тело засветилось нестерпимым желто-оранжевым светом, разогнавшим лесной полумрак.

Тисе не впервой было ощущать чужую магию, но от этого мимолетного воздействия стало совсем отвратно. Настолько чуждой она была, что арийка даже порадовалась, что не кинулась сдуру поглощать её, как только попала на поляну.

Как только сияние померкло, впитавший его человек выпрямился во весь рост, окинул замершую Тису взглядом, в котором, как ей показалось, мелькнуло сожаление, и скрылся в зарослях леса.

Без сил опустившись на траву, арийка закрыла лицо ладонями. Хотелось кричать во весь голос, но она не решалась даже шевельнуться, чтобы этот случайно не услышал и не вернулся. Знать бы, что за создание она выпустила на волю, напоив водой, и за какие прегрешения его так жестоко наказали…

Сколько она так просидела, и сама не знала. Спохватилась только, когда начало темнеть. Подхватилась и кинулась сломя голову, пока её отлучку не заметили. А, услышав голоса перекликающихся людей, поняла, что в это раз ей не повезло во всем…

— Хватит, — резкий оклик Триглавы вырвал Тису из воспоминаний, — достаточно…

— Почему? — издевательски возразил Велес. — Я бы не отказался глянуть, как наказал князь ослушницу.

— Как? — с трудом возвращаясь в Навь, эхом отозвалась арийка, — двадцать пять плетей, а потом на цепь, точно бешеного пса… За своеволие…

— Сурово…

— Но это малость по сравнению с участью, уготованной мне вами.

— Ишь, расхрабрилась! А что ты хотела? А ведь, казалось бы, все предусмотрели, кроме вот этой маленькой частности, — обратился он к женщине, жалостливо смотрящей на Тису.

— Скажи мне, Велес, зачем вы с Перуном оставили Кащея живым?

— В надежде на то, что скажет, куда упрятал тебя и Сварога, но крепок и упрям оказался стервец, подыхал уже почти, а молчал… Не иначе предвидел встречу с 'избавительницей', а может просто тянул всех, кто оказывался в поле зова, наудачу… Чтобы разрушить чары, достаточно было всего нескольких капель крови, отданных по доброй воле.

— Вот ты сам все и сказал. Любого… Значит, не так уж и велика её вина, чтобы так страдать.

— Если бы только этим все и кончилось, — возмутился Страж, — Кащей ведь вернулся за ней. И она с легким сердцем ушла с ним.

— Да! — запальчиво выкрикнула Тиса, — легко… Променяв собачью цепь на вольную жизнь.