Диана Удовиченко - Семь камней радуги

– Бежим, - заорала Виктория, - Они голодные!

Но тут несколько трупоедов кинулись наперерез всадникам и загородили дорогу, остальные подбежали сзади, отрезая пути к отступлению. Они протягивали длинные руки, пытаясь стащить людей на землю, хватали за ноги лошадей, повисали на стременах. Макс выхватил меч и, размахнувшись, раскроил череп одной из тварей. Трое из ее товарок тут же кинулись к трупу и разорвали его в клочья, жадно пожирая еще дымящуюся плоть. Их тонкогубые пасти окрасились кровью. Справа от Макса граф размахивал своей саблей, слева Виктория и Янош отбивались от стаи трупоедов. Макс, расчищая себе дорогу мечом, двинулся вперед, туда, где застыли в ужасе Аня и Милана. Со всех сторон, шипя, к ним подбирались мерзкие чудовища.

– Держитесь! - крикнул он девушкам, поднимая Малыша на дыбы, чтобы скинуть двоих трупоедов, пытавшихся вцепиться в шею коня.

Верный конь блестяще исполнил этот трюк, затоптав парочку копытами. Макс с размаху врубился в стаю, осаждавшую девушек, вскоре к нему присоединился граф. Вдвоем они отбили атаку, и повернулись, чтобы помочь Яношу и Виктории. Макс заметил сзади клубок бледных тел, крутящийся вокруг Гольдштейна. Лев Исаакович, единственным оружием которого был кинжал, не успевал обороняться от них, и трупоеды торжествующе шипели, предвкушая его скорое поражение. Макс пробился к нему, и принялся рубить тварей, которые, падая, тут же становились добычей себе подобных. Вскоре земля под копытами коней окрасилась кровью, и Макс не уставал благодарить бога за то, что это кровь не его и не его товарищей. Несмотря на героические усилия всадников, трупоедов не становилось меньше: с кладбища выползали все новые и новые твари. Вскоре стало понятно, что эта битва обречена на поражение, и вчетвером против такого полчища голодной нежити им долго не устоять. У Макса ныла правая рука, уставшая рубить, Виктория, Янош и граф тоже выглядели не лучшим образом. Трупоеды все прибывали и прибывали, скоро уже вся дорога была покрыта ковром извивающихся бледных тел. Отовсюду сверкали огромные глаза, карауля каждое движение людей, ожидая удобного момента для последней атаки. Макса охватило отчаяние. Погибнуть, став ужином для нежити, было очень уж противно и бессмысленно.

– Сюда! Пробивайтесь сюда! - раздался громкий крик.

Дорога впереди осветилась ярким пламенем, выхватывающим из темноты клубки омерзительных тварей. Там появился Кшиштоф, в одной руке его был меч, которым он неистово рубил трупоедов, другая рука сжимала большую еловую ветку, на конце которой пылал огонь.

– Сюда! Дальше дорога свободна! - кричал он, размахивая своим факелом и отпугивая бросающуюся на него нежить.

Трупоеды, натыкаясь на огонь, с раздраженным шипением отскакивали в сторону, некоторые из них уже были охвачены пламенем. Наконец, твари понемногу, неохотно и медленно, начали отходить, скрываясь между могильными холмами. Милане с Аней удалось отступить за спину Кшиштофа, и теперь девушки были в относительной безопасности.

– Прорываемся! - крикнула Виктория, и, с удвоенной энергией размахивая мечами, бойцы принялись прокладывать себе дорогу между извивающихся тел.

Через некоторое время огнем и мечом удалось разогнать большую часть нежити, лишь самые голодные и наглые существа продолжали преследовать людей. Остальные, поняв, что поживиться не удастся, выглядывали из-за могил, сверкая в темноте желтыми глазами. Всадники, взяв с места в галоп, поспешили покинуть опасное место.

Макс гнал взмыленного коня, то и дело оглядываясь назад, его товарищи тоже не отставали. Трупоеды отстали, Роки уже не рычал из-за спины. Кладбище закончилось, и теперь по обеим сторонам дороги чернел густой лес. Через час бешеной скачки Янош прокричал:

– Больше нельзя, лошади падут!

– Да, пора останавливаться, - решил граф.

Ловко соскочив с коня, он медленно пошел по кромке леса, пытаясь в темноте высмотреть подходящее место для ночлега.

– Здесь, по моему, удобная опушка, - крикнул он.

Янош и Кшиштоф, спешившись, занялись поиском сухих веток для костра. Макс обтер усталого Малыша, расседлал его, вытряхнул укачавшегося Роки из мешка, и подошел к опушке леса, которая представляла собой ровное место, поросшее густой травой. Гольдштейн раскладывал походный шатер, девушки занялись лошадьми. Вскоре на опушке запылал большой костер, рядом с которым сидел Янош, поджаривая нанизанные на палочку колбаски, собранные в дорогу хозяином постоялого двора. Вид пламени напомнил Максу о недавно пережитых приключениях, и он спросил Кшиштофа, который ловко нарезал крупными ломтями каравай серого хлеба:

– Как ты додумался зажечь ветку?

– Так ведь любая нежить огня боится, - ответил парень.

– Молодец, - ласково сказал граф, присаживаясь костру, - Кто бы мог подумать, что мы встретимся с этакой мерзостью. Я сотни раз проезжал мимо этого кладбища и днем, и ночью, и никогда не видел ничего подобного. Правда, до меня доходили некоторые слухи, но я не обращал на них внимания.

– Что за слухи?

– Вот уже около месяца люди отказываются хоронить своих покойников на этом кладбище. Говорили, что ночью кто-то разрывает могилы, и тела исчезают. А это, оказывается, наши милые зверушки поработали!

– Месяц не хоронят? Поэтому они и были такие злые, - пояснил Гольдштейн, - Любые падальщики обычно стараются не иметь дело с живыми, предпочитают добычу, так сказать, готовую к употреблению. Ни шакалы, ни гиены, ни стервятники не нападут на кого-либо, если в их распоряжении достаточно падали. Наши трупоеды просто были голодны.

– Хватит о падали! Давайте спокойно перекусим, - взмолилась Аня.

После ужина, опасаясь новых неожиданностей, договорились о ночном дежурстве. Девушек и Гольдштейна, как недавно перенесшего ранение, отправили спать, а граф с Максом остались сидеть у костра. На вторую половину ночи их должны были подменить Янош с Кшиштофом.

Макс, укрытый плащом, сидел, положив на колени меч, и молча глядел на огонь. Справа к его ноге привалился разомлевший от еды Роки, и тоже смотрел в костер. Макса всегда удивляла любовь пса к пламени, теплу и яркому свету: раньше, дома, Роки мог часами лежать под спиральным обогревателем и покряхтывать от удовольствия, ничуть не страдая от жары, или пытаться сунуть любопытный нос в пламя зажигалки, ничуть не сомневаясь, что все будет в порядке. Слева сидел граф, бархоткой протирая свою саблю, испачканную в крови падальщиков. Макс, вспомнив, что еще не чистил свой меч, достал из своего мешка тряпицу и тоже принялся за дело.

– Как зовут твой меч? - спросил граф.

– Не знаю… - растерялся Макс, который хоть и слышал о дурацкой манере давать оружию имена, сам лично не понимал, зачем это надо.