Ольга Денисова - Черный цветок

Есеня честно попытался сказать все теми же словами, что слышал от сторожа. Улич посмотрел на Полоза и неуверенно пожал плечами:

— Так умирали мудрецы, которые хотели превратить ртуть в золото. Многие считали, что эти опыты затрагивают враждебные человеку силы, которые мстят дерзким ученым за их честолюбие.

— Невольник? Садовник? Я не верю, что он мог заниматься такими опытами, — фыркнул Полоз.

— Но люди, которые приезжали, могли иметь связь с этими силами. Хотя я, если честно, не знаю мудрецов, которые ими владеют.

— В любом случае, невольник по имени Харалуг был убит. Тем или иным способом. Я прав? — спросил Полоз.

— Думаю, да, — кивнул Улич.

— Они знали! — Полоз скривился и стукнул кулаком по коленке, — они давно знали! Если уж они до Урдии добрались, то в Оболешье мы ни одного Харалуга точно не найдем.

— Я шесть книг не досмотрел, — сказал Есеня, — может, еще один найдется?

— Все может быть. Книги надо досмотреть до конца, нет вопросов, — кивнул Полоз, — и если хочешь, мы пойдем вместе. Я думаю, переворачивать страницы у меня хватит сил.

Улич покачал головой:

— Это очень тяжело для глаз. Я бы не советовал.

— Ничего, как-нибудь. Не все ж бедному Жмуренку за нас отдуваться.

— Не, Полоз, я сам, — сказал Есеня, — все равно работы нет, так я за неделю закончу. Только тогда денег у нас совсем не останется.

— Придумаем с деньгами. И вообще, никогда из-за денег не расстраивайся. Это ерунда, понял? Если бы я знал, то сразу бы сказал Остромиру, что деньги мы ему из Оболешья пришлем. И сейчас это сказать еще не поздно, понял?

— Нехорошо это… Я обещал…

— Конечно, нехорошо. Но Остромир — не ростовщик, и деньги у него не последние. Незачем устраивать трагедии на ровном месте. Ты еще в невольники продайся за этот золотой.

— Еще на дорогу надо. Мне хозяин обещал, что за полцены нас до Олехова довезет.

— Найдем. Может, в кузнице где-нибудь работа есть?

— Да не, я спрашивал. У мастеров невольники работают. И потом… не умею я ничего. Только булат варить…

— Булат варить? — удивился Улич, — вот это да! И хороший булат?

— Хороший. У нас его «алмазным» называют, — гордо ответил Есеня.

— Вот это да! А что ж ты раньше-то не говорил? Ты знаешь, сколько стоит булатный клинок?

— Да я его все равно ковать не умею. Пробовал, вот, но ничего не вышло, — Есеня достал нож с обломанным лезвием и показал Уличу.

— Ну, я в этом не очень разбираюсь. Но найти в городе кузнеца, который может ковать булат, я думаю, можно. Не просто, конечно, но можно.

— А что? Это хорошая идея, — Полоз хлопнул Есеню по плечу, — давай-ка попробуем. Тут тебе и на дорогу деньги, и Остромиру золотой вернем. Всю зиму, считай, на перегрузке корячился, вместо того, чтобы делом заняться.

— А я тебе еще в лесу говорил, что булат варить умею. Только я кому ни скажу, все смеются или рожи корчат. Вот увидишь, найду кузнеца, он мне просто не поверит. А тут горн нужен, и не какой-нибудь, а нормальный, кирпичом обложенный. И чтоб в кузне стоял, на ветру остывать будет, и ничего не сварится. Уголь нужен хороший, березовый. И с первого раза может не выйти ничего. Это у себя дома все известно, а в чужой кузне все по-другому выйдет. Пробовать надо. А одна отливка — это часов пять-шесть.

— Знаешь что? — ответил Полоз, — мы вместе пойдем. Мне-то больше поверят, правда? А если ничего не выйдет, деньги за уголь вернем. А сейчас сходи-ка в город.

— Зачем? — не понял Есеня, — уже ведь вечер, стемнеет скоро.

— В кабак. Сегодня все ученики гуляют, небось. Так что бери деньги и иди, балуйся. Не сваришь булат, я сам у Остромира еще денег займу, пришлем их из дома, ясно?

Избор. В Олехов

Почти два месяца Избор безвылазно сидел в комнате богатого постоялого двора. Его мучило чувство вины, и безысходность, и страх перед будущим. Нужно было принимать решение, но ему не хватало сил посмотреть правде в глаза, и вместо этого он исписывал лист за листом пространными, тягучими виршами: о смысле бытия, о высшей справедливости, о сложности человеческой натуры и белых барашках на волнах зимнего моря.

Он понял, что в одиночку не сможет бороться против всех. Он понял, что любой его поступок станет шагом к пропасти бесчестия и предательства. Что бы он ни предпринял, все повернется против кого-нибудь, все только ухудшит и без того безвыходное положение.

Ему надо было выбирать, на чью сторону он встанет. Принимать решение. Из множества зол, которыми грозили обернуться его поступки, стоило выбрать меньшее. У него кончались деньги.

Однажды рано утром Избор вышел в город — иногда он совершал долгие, утомительные прогулки, они помогали ему отрешиться от невеселых мыслей. Он хотел спуститься к морю восточней порта, и пошел по центральной городской улице вниз, как вдруг под тусклым фонарем увидел знакомую фигуру в фуфайке и шапке с собольей оторочкой: Балуй! Парень шел ему навстречу — сосредоточенно сдвинув брови, не глядя по сторонам. Избор шагнул в тень — ему стало мучительно стыдно. И хотя он отлично понимал, что стыдиться ему нечего, отделаться от этого неприятного чувства он не мог.

Балуй не заметил его, продолжая подниматься к крепостной стене быстрым, уверенным шагом — наверняка, он шел туда по делу. Избору стало любопытно, какое дело могло привести подростка в административную часть города, и он осторожно двинулся за ним следом.

Каково же было его удивление, когда Балуй открыл тяжелую дверь городского архива — сразу стало понятно, что мальчишка приходит туда не в первый раз. Дальше Избор не пошел, и долго размышлять ему не пришлось. Только одно дело может быть у «вольных людей» в архиве. Только одно. Они ищут Харалуга.

Избор не понял, в какой миг его сомнительные планы превратились в готовое решение: это произошло само собой. Ему надо вернуться домой. Ему надо поговорить с Огнезаром, ему надо выслать деньги сестре, ему надо сделать все, чтобы медальон не был открыт. Из всех возможных зол это зло — самое большее. И в одиночку он с этим не справится. Потом, когда медальон будет возвращен на место, можно говорить, убеждать, действовать. Но сначала…

Он вернулся на постоялый двор, собрал вещи, расплатился с хозяином и направился в порт — за три последних оставшихся у него золотых перевозчики согласились везти его в Олехов без остановок, меняя в местах ночевок лошадей и кучеров.

— Я рад, что ты все понял, Избор, — Огнезар ходил по собственной гостиной — он никогда долго не сидел на месте. Его некрасивое, породистое лицо постоянно меняло выражение, небольшая темная радужка его глаз в форме капель, положенных на бок, плавала в огромных белках желтоватого оттенка, и тяжелые мешки под ними лежали тремя нездоровыми складками. Широкие губы с опущенными уголками окружал ровный прямоугольник бороды и усов, усиливая впечатление усталого недовольства жизнью, и крылья изогнутого носа трепетали, как у чуткого хищника. Избор не любил Огнезара.