Остров жизни - Иван Поляков
Женщина не собиралась что-то говорить и тем не менее выдала:
– Вот только попробуй у меня выкинуть что-нибудь из своего репертуара! Приеду, лично закопаю!
Гай улыбнулся. Он протянул руки и совершенно неожиданно обнял её. При всех?! Вот ведь… нахал. Зое хотела дать похабнику коленом, но неожиданно для себя не сделала ничего подобного. Объятья, долгие и тёплые. Отпустив, Гай провёл кончиками пальцев по её щеке к шее, поддел нос.
Зачем? Да впрочем, большое ли это имело значение.
– Ты понял?
– Трудно не понять, – улыбнулся мужчина.
Блеснув латами, Стэр указал на пролесок. Слов не требовалось, чтобы понять, что время настало. Как кстати сейчас пришёлся бы звенящий голосок Надии, однако девочка дремала на ходу, и её ничего словно бы не интересовало. Ряд серых домиков, курятники и изгороди. Пологий взгляд, и ноги утонули в снегу. Только теперь Зое коснулась щёки. Кожа лица её была холодной и почему-то мокрой, словно оттаявший по весне донный камень.
«Почему?»
«И я был там. Ветер. Я помню чёрные ветви, что покачивались над головой. Глаза, которые точно живьём глотали, пусть сама сова и не была на это способна. Пара золотых луидоров, которые приковали вниманье, пока ветер словно расправлялся с леденеющей душой. Лишь словно, и именно поэтому я ещё могу это говорить».
(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).
Средняя лощина – место не то чтобы дикое и заросшее, скорее неудобное, и в особенности эта её черта проявлялась под покрывалом ночи. Стена мелколесья нависала пологой стеной. Всегда скользкий спуск. К лощине просто неудобно было подойти, и также неудобно из неё было выбраться. Чёрное небо леса кружило над головами, спешно продирающихся сквозь кустарник. Гюстав молчал. Даже смешно, – насколько мы порой недооцениваем сообразительность собственных детей.
Ни звука не слышалось. Пологий берег. Ледяной снег под нижней юбкой, и вновь вперёд. Хрустнула ветка, и филин вдали ознаменовал наступление ночи. Зое не слышала труб. Не видела синих стягов, не чувствовала звериного запаха, и всё же она знала – это уже началось. Гюстав, дёргаемый за руку, он хотел что-то сказать, возмутиться, но прочитав её взгляд, предпочёл не нарушать молчания. Девушка и не заметила, когда и кто первым перешёл на бег. Странный, пугающе скорый бег в тишине. Гонка с противником, которого нельзя увидеть. Им очень повезёт, если его никто не увидит. Филин махнул крылом над головами. Люди расходились, точно стая рыб, обходя препятствия. Вновь встречались, и каждый раз Зое заново искала взглядом Гюстава. Надия тряпичной куклой болталась у неё на груди. А затем рыцарь остановился.
Внезапно подняв руку, сэр Стэр вынудил если не замереть, то замедлиться. Выглядывающий из-под сюрко край нагрудника тускло блеснул, когда мужчина разворачивался на пятках. Взгляд под пегими бровями прошёлся по пролеску, и, хотя смотреть там было и не на что, побывавший не в одном сражении старик точно почувствовал что-то. Кончик уса дрогнул. Столь же резко развернувшись, сэр повёл кистью.
– Но мам… – сонно запротестовали где-то слева. По счастью, Гюстав был напуган, так что Зое ничего не стоило прижать его и Надию к груди. Холодный воздух жёг горло. Корни продавили ткань, остро подпирая спину и напоминая, как коротка жизнь и ярка боль. Гюстав по левую руку, Надия же – правую. Им повезло, конечно, насколько это было возможно. Как и на многих участках по этой стороне, край склона образовывал своеобразный козырёк, под которым заметить их было не так просто.
Ничего. Мгновение, а быть может, и минута. Зое привыкла к беготне, однако сердце её непонятно колотилось. Женщина сглотнула, сводя судорогой сухое горло и избавляясь, таким образом, от странных и лишь мешающих мыслей. Хруст прорезал воздух где-то там. Ещё один… и ещё. Орешник точно ожил, и ветви отразились в тенях пламени. На такое не был способен ни вепрь, ни даже взбесившийся бык. Зверь с Бараньего острова, пожалуй, мог бы, однако сомнения отпали, как только послышались голоса. Множество голосов, иных, непонятных и потому устрашающих. Смешиваясь с тенями деревьев, люди обращались в отплясывающих в ночи тварей. Так и есть. Разве могла армия наступать под луною, прикрываясь пологом леса и ночи? Нет, это были не люди. Звери и никто иной.
Несмотря на мороз, лицо Асса блестело от пота. Кончики усов его мелко подрагивали, в то время как в стеклянных глазах шли тени.
***
Лес жил. Блестели звёзды, и точно так же светили факелы. Да так много, что нельзя было с достаточной долей вероятности сказать, чего было больше: их или огоньков, что неспешно скользили по высокому куполу. Живая и весомая волна надвигалась, давя уже одним своим существованием. Сотни и сотни, или даже тысячи шагающих ног. Сколько услышит и сколько сбежится? Скольких они успеют положить?
На душе было пусто, в то время как неприятный холодок поднимался вдоль поясницы. «И почему я её не защитил».
– Мы умрём? – зачем-то спросил Гай, хотя ответ и так был очевиден.
– Умрём. – Брис, постаревший и сгорбившийся, подпёр подбородок длинной краем жердины. – Все когда-то умирают.
– Неохота, – честно признался Бод, и во взгляде его Гай прочёл недовольство. Не склизкую змею страха, оплетающую души и сжимающую сознание, нет. Самое обыкновенное недовольство, какое приключается, когда, к примеру, утром спросонья натыкаешься на лавку. Ты знаешь, что она там стоит, и стоит она давно и поставил её даже ты, но так вот вышло. Бод был недоволен. И как он так может?
Гай облизал сухие губы, но это почему-то не помогло. Почему? Ладони взмокли в перчатках, всё сильнее сжимающихся на рукояти. Много воды утекло, и сейчас в поединке он мало кому уступил бы, но грядущее не было поединком. Бойня, выйти из которой не представлялось возможным. Ему ведь не хотелось… умереть.
– Зачем? Почему так? – проговорил он, и вновь абсолютно неуместный вопрос.
– Затем что так надо! – отрезал Ивес. – Сынок, совет на будущее. Никогда не задавай вопросов, ответ, на которые не захочешь услышать.
Гай сглотнул. Забавно. Неужели этому, житейскому, по сути своей, разговору и суждено было
