Далекие странники (ЛП) - Сяо Тяньтянь "Прист"

∾ В оригинале герои описываются как «не очень хорошие мармеладки» (不是好枣).

∾ 粽子 — цзун, блюдо из клейкого риса, начинённого разными начинками и завёрнутого в листья бамбука, тростника или другие крупные листья. Готовят на пару или в кипячении, перевязывают длинными нитками.

∾ Каламбур — «给个棒槌就当针» или «получить дубинку и принять ее за иглу». Слово «игла» омофонично слову «истина», поэтому альтернативное значение фразы: «принять дубинку за иглу / истину».

∾ Каламбур — Вэнь Кэсин говорит: «好剑!» («Отличный ход мечом!»), произносится как «хао цзянь», а Чжоу Цзышу говорит: «好贱» («Какой подлец»), также произносится как «хао цзянь».

Том 2. Глава 50. Ключ

Примечание к части

Дорогие читатели,

недавние события прямо или косвенно затронули многих,

в том числе и членов нашей команды.

Возможно, сейчас не время для развлекательного чтива,

но у нас есть задел глав на стадии шлифования, практически готовых к публикации.

Поэтому мы будем продолжать публикации в прежнем режиме в надежде,

что новелла поможет кому-то отвлечься и подарит несколько приятных минут.

Все мы остаемся людьми, которые понимают друг друга, искренне переживают и поддерживают.

Надеемся, что каждый из вас в порядке и в безопасности.

Старик повернулся к ним ухом и нервно дёрнулся. Потревоженные движением тяжёлые цепи зазвенели. Чжан Чэнлин украдкой потянул за рукав Чжоу Цзышу и спросил, не веря своим глазам:

— Шифу... эти цепи пропустили насквозь?

— Ш-ш! — Чжоу Цзышу окинул мрачным взглядом сидевшего на кровати человека и убедился в отсутствии кандалов: металлические звенья пронзали тело, пробив лопатки и колени. Плоть вокруг ран сгнила, оголив кости. Выживание в подобном состоянии само по себе было подвигом.

В тёмном помещении стояла невыносимая вонь испражнений. Давно потерявшая цвет одежда старика превратилась в полуистлевшие лохмотья, непристойно обнажавшие сморщенное тело. Зрелище производило поистине гнетущее впечатление.

Прикованный узник открыл рот и натужно, будто ему давно не приходилось разговаривать, медленно и невнятно просипел:

— Кто… вы? Где… Лун Сяо?[348]

— Лун Сяо — это полупарализованный калека в самоходной коляске? Он мёртв. Кем он тебе приходился?

Услышав слова Е Байи, старик надолго уставился пустым взглядом куда-то вдаль. Вдруг он широко открыл рот и затрясся в будто бы в искреннем, но странно беззвучном смехе. Уголки его глаз увлажнились, пара мутных капель скользнула по щекам и сорвалась с подбородка. Слёзы быстро исчезли, и он вновь засмеялся, словно безумец. Не обратив внимания на эту жутковатую смену настроений, Е Байи присел на корточки, чтобы осмотреть цепи. 

Поразмыслив, он протянул руку Чжоу Цзышу:

— Одолжи свой меч.

Чжоу Цзышу догадался, что тот собирается освободить узника, поэтому достал Байи и протянул рукоятью вперёд. Взяв меч, Е Байи рубанул по цепи. Раздался громкий лязг, но на металле не осталось даже зарубки. Зато лезвие меча после удара продолжало сильно дрожать. Сердце Чжоу Цзышу болезненно затрепетало с ним в такт.

— Не нужно… Не тратьте силы впустую… Это бесполезно, — внезапно проскрипел старик. 

— За какой ужасный поступок тот паралитик так сильно тебя возненавидел? — спросил Е Байи.

Старик не спешил отвечать, но в конце концов тяжело вздохнул и произнёс: 

— Я… единственный ужасный поступок, что я совершил, — вырастил такого… сына, как он.

Присутствовавшие обменялись удивлёнными взглядами. Теперь стало понятно, почему Лун Сяо впал в ярость, когда Е Байи сказал ему: «Видать, ты родной сын Лун Цюэ». Старым обжорой руководило божественное провидение, не иначе. Пусть случайно, но он оказался прав насчёт столь невообразимой родственной связи. 

Вэнь Кэсин нарушил воцарившуюся тишину: 

— Когда вы говорите «Лун Сяо», «Сяо» — это ведь не «сыновний» от «сыновней почтительности»?

Подозревая, что Вэнь Кэсин надавил старику на больное место,[349] Чжоу Цзышу ощутимо ткнул болтуна локтем. Не посмев уклониться, Вэнь Кэсин потёр ушибленные рёбра и посмотрел в ответ округлёнными от обиды глазами.

Из горла Лун Цюэ вырвались хриплые звуки, отдалённо напоминавшие смех.

— Должно быть, карма настигла меня за грехи, совершённые в прошлой жизни! — старик протянул морщинистую руку к спинке кровати, пытаясь опереться. Постепенно его речь становилась более чёткой. — Раньше тут находились наши с Юй Чжуй[350] покои, здесь и родился этот маленький зверь. Подумать только: мы оба, муж и жена, умрём по его вине… Эх, если это не судьба, то что? 

— Юй Чжуй — ваша досточтимая супруга? — осторожно спросил Чжоу Цзышу. 

Лицо старика было настолько испещрено морщинами, что в их сетке невозможно было рассмотреть, красиво оно или нет, радостно или печально. Но при имени Юй Чжуй оно, казалось, расслабилось. Одинокая слеза застыла в глубокой складке у рта, мерцая в тусклом свете. 

— Да. Она скончалась из-за родов. Я построил поместье Марионеток после того, как потерял Юй Чжуй. Отпустил всех слуг… 

Не только Е Байи обладал чудесной проницательностью. Чжан Чэнлин потрясённо посмотрел на Вэнь Кэсина — точность его догадки о потере важного, единственного в жизни человека показалась мальчику абсолютно невероятной.

— Я обещал жене достойно воспитать этого маленького зверя, но он родился калекой, неспособным стоять на ногах. Поэтому я научил его всему, что умел, надеясь, что благодаря этим знаниям он сможет позаботиться о себе. Ха! 

— Если так, почему он заточил тебя здесь? — спросил Е Байи.

Старик задрожал всем телом. После долгого молчания он наконец пробормотал: 

— Из-за «Руководства Инь Ян».

Все, кроме ничего не понимавшего Чжан Чэнлина, враз посерьёзнели и пристально воззрились на старика. Чжоу Цзышу первым нарушил тишину: 

— Это… «Руководство Инь Ян», принадлежавшее госпоже Жун?

Старик кивнул и глухо пробормотал:

— На костях вырастает новая плоть, мёртвые оживают, когда инь и ян меняются местами. 

Считалось, что в мире не существует болезни, которую не могли бы излечить секреты этой священной реликвии из Долины целителей. Даже Зелёная Лиса искала «Руководство Инь Ян», надеясь избавиться от уродливого шрама на лице и вернуть красоту. Но кто мог мечтать о заветной книге сильнее, чем честолюбивый и амбициозный человек, парализованный с рождения? 

— Разве «Руководство Инь Ян» вместе с книгами «Меч Фэншань» и «Дхарма Люхэ» не запечатаны Кристальной броней? Или ваш сын думал, что вы владеете всеми фрагментами? — уточнил Чжоу Цзышу.

— Всеми фрагментами? — старик усмехнулся и покачал головой. — Вы заблуждаетесь… Я — создатель Кристальной брони. Но Броня всего лишь замóк… Даже если бы у меня имелись все фрагменты, это ничего не дало бы. Чтобы получить запечатанные сокровища, нужен ключ.

— И у тебя есть этот ключ? — приподнял бровь Е Байи.

— У меня его нет, — деревянным голосом проговорил старик. 

Е Байи не собирался останавливаться:

— Если у тебя нет, у кого ещё ему быть?

Старик горестно рассмеялся: 

— Ну конечно, вы мне не верите! Он тоже не верил. 

Чжоу Цзышу в задумчивости смотрел на искалеченного узника, а затем снова прервал всеобщее молчание вопросом:

— Старший Лун, вы ведь знаете, кто владеет ключом?

Старик повернул голову на звук голоса Чжоу Цзышу, словно мог его видеть:

— Верно, я знаю. Но я дал клятву не раскрывать эту тайну. Никому и никогда. Лун Сяо… Поэтому Лун Сяо сошёл с ума! 

Е Байи прищурился и продолжил почти угрожающим тоном: 

— Значит ли это, что ты был свидетелем событий, произошедших между Жун Сюанем и другими тридцать лет назад? 

Старик молча кивнул. Но прежде, чем Е Байи успел задать следующий вопрос, Лун Цюэ предупредил его:

— Я не могу вам ничего рассказать. Жун Сюань и его жена — благодетели, спасшие мне жизнь. Я пообещал госпоже Жун сохранить тайну.