Бай Айран - Всадники Ветра
Непонятными оказались для меня и обычаи этой деревни. Во-первых, покидать ее мог только Авлонга, или человек, получивший его официальное согласие. То есть если ты сюда попал, то вряд ли уже когда-нибудь вернешься к обычной жизни, но я старалась не думать о будущем, ловя настоящий момент. Так не приходилось думать о Ленсе. Во-вторых, мужчиной становились только те, кто женился, вот почему, несмотря на кажущийся облик взрослого мужчины, Роуп продолжал оставаться парнем. В-третьих, здесь не говорили об Иных, так что я так и не смогла понять, кто они такие на самом деле. Это слегка озадачивало, но потом я решила, что лезть в чужую жизнь со своими привычками будет очень глупо, поэтому просто продолжала наблюдать за бьющей вокруг магией жизнью.
Постепенно я привыкла к постоянному потоку силы, и это даже без обучения, меня все продолжали держать на расстоянии от знаний, которые они так бережено хранили. Роупа дома не было, его вызвал Морп, который благополучно игнорировал меня вот уже несколько дней. Середина лета уже миновала, мне не терпелось заняться чем-нибудь новым, что приблизит к заветной, тайно полыхающей в груди цели, но нет, Авлонга молчал.
И вот Роуп шумно зашел в дом, хлопнув дверью, и тут же заложив засов — на улице действительно стояла уже темная ночь. Я сидела на своей кровати, подобрав ноги под себя, в одной ночной рубашке и халате, неприятно ежась от прохлады дома — тепло от очага до меня не доходило. Гримаса недовольства исказила красивые черты лица, золотые локоны в полнейшем беспорядке лежали на его голове, он постоянно раздраженно отбрасывал их назад, будто волосы были виноваты во всех его проблемах. Роуп пересек комнату, остановился перед столом, не обращая на меня внимания, начал стягивать сапоги, а потом и вовсе забрался под шерстяное одеяло.
— И ты мне ничего не скажешь? — увидев, как он отворачивается к стенке, решилась я.
Роуп недовольно заворчал что-то себе под нос, повернулся ко мне, но продолжал упрямо стискивать зубы, так, что желваки заходили.
— А должен? — издевательски спросил парень, я хотела оскорбиться, но потом поняла его тактику.
— Должен, — согласилась я, гордо вскидывая подбородок. Благодаря волчьему зрению я увидела, как расширились его зрачки от удивления, но не придала этому никакого значения. — Что сказал Авлонга?
Роуп вздохнул и сел, все-таки преодолев свою мальчишескую упрямость.
— Морп приказал мне учить тебя, — насупился он.
— Ты будешь моим Первым Светом? — даже поперхнулась я от удивления, дрожь охватила мое тело. Мне вовсе не хотелось иметь в наставниках человека, который едва ли не боится меня.
— Нет, — резкость кольнула в сердце. — Я слишком юн, я уже говорил тебе, — раздраженно продолжал Роуп. — Он просто приказал учить тебя обращаться с кнутом или чем там…
— С кнутом? — не поняла я.
— Да, — огрызнулся Роуп, но потом понял, что я не являюсь причиной его раздражения. — Прости, — коротко извинился он и продолжал. — Если ты попала в деревню, если сумела увидеть дорогу, которая спускается в нашу долину, то ты должна обладать либо кнутом, либо веревкой, либо цепью, нитью… В общем, неким подобным предметом. — Глаза Роупа пронзили меня своей синевой, выжидательно наблюдая за моим лицом.
— Ты прав, — сдавленно прошептала я, рука сама скользнула под подушку, где свернулась цепь. — У меня есть такой предмет.
Как только подушечки пальцев коснулись гладких звеньев, жизнь пробежалась по всей поверхности цепи, серебро замерцало, и она перестала маскироваться. Я вытащила цепь из-под подушки и задумчиво приподняла над коленями, позволяя Роупу разглядеть мой небольшой секрет. Но взор не мог оторваться от серебряных звеньев, цепь будто налилась неведомой силой и теперь, как сытая раздувшаяся змея, мечтала куда-нибудь употребить эту энергию. Видимо, наслаждение Динео влияло не только на меня.
— Цепь, — хмыкнул Роуп. У него не было необходимости снимать свою черную веревку с руки — я ее и так видела. — Вот, — констатировал он, словно другие слова только опошлили его тайну.
Я без особого интереса пробежалась взором по его веревке, постоянно видной мне, когда она обвивала руку парнишки от запястья и до плеча. Но теперь она также таинственно мерцала, как и моя цепь.
— Я видела ее, — последовал ответ.
— Что? Ты… Так значит, ты не врала мне? — заикаясь от страха, уточнил Роуп.
— Нет. А зачем мне это делать?
— Не знаю. Это очень странно. Ведь веревка прячется от всех взглядов, даже Морп не видит чужих Хлыстов. А ты видела нить Лиммы?
— Нет, — отрицательно покачала я головой.
— Значит, ты видишь Хлысты не у всех.
— Постой! Какие еще Хлысты? — то он говорил о нити и веревке, а тут речь зашла уже о других вещах.
— Так сказать, нарицательно имя наших предметов, — Роуп поморщился. — Но если он приказал учить тебя обращаться с Хлыстом, то вряд ли будет против, что я рассказал тебе.
— Сколько Морп будет скрывать от меня всю правду? — вознегодовала я.
— Как посчитает нужным, — покорно отозвался парень, задумчиво закусив губу, тем самым повторяя мою давнюю привычку. Скорее всего, он перенял ее от меня. — Он Авлонга. Пойми, Эверин, здесь он имеет почти безграничную власть. Его слово — закон. Так решили Иные.
— Но кто они?
Роуп открыл рот, но тут же его захлопнул, недоверчиво изучая мое лицо, но я лишь сверкнула в его сторону глазами, ненавидя его за нерасторопность. Сплетя пальцы, он сложил руки на груди, расслаблено откинувшись на подушку, теперь озорная улыбка освещала его лицо. Наверное, только теперь я поняла, насколько он юн и красив. Молодость плескалась в нем, она светилась в каждой черте его лица, даже золото волос наводило мысль лишь о чем-то свежем и неповторимом. Загорелая кожа приятно контрастировала с общей темнотой комнаты, и Роуп преобразился в какой-то лучик света в доме, странно затрагивая струны моей души. Тоска по принцу захватила меня.
— Как забавно, — насмешливо произнес Роуп. — Ты даже не знаешь про Иных. Я мальчишкой пришел сюда, он меня позвал, Иной, но я знал, кто он такой, а ты, — он еще раз задумчиво улыбнулся. — Теперь я буду учить тебя с удовольствием, — щурясь, как довольный кот, заявил парнишка. — Стать свидетелем твоего понимания дорого стоит.
— Мне не нравится твой тон, — обиженно сообщила я, но Роупа это нисколько не смущало.
— Все равно, — эхом повторил он во второй раз. — Я буду учить тебя, Эверин.
— Можно называть меня и «Эв», — раздражилась я.
— Хорошо, Эв, — согласился Роуп, полностью поглощенный своим неожиданным открытием, которое меня, напротив, выводило из себя.
Он наградил меня такой озорной и счастливой улыбкой, что у меня засосало под ложечкой. Злость и страх смешались в моем сознании опасной кашей, пульсирующей в затылке. Мне не нравилось это неведенье, а это явное удовольствие, которое Роуп получал от моего невежества, еще больше усиливало во мне негодование. Морп показался сварливым гордым человечком, по собственному желанию не позволявший узнать больше, чем следовало. Но я понимала, что Авлонга лишь соблюдает законы и традиции, оставленные Иными — Роуп помог открыть на это глаза. Я отказывалась следовать этим глупым, по моему мнению, законам, ведь любопытство с каждым днем становилось все сильнее, жажда знаний превысила все возможные показатели. Сомневаюсь, что прежние учителя узнали свою своенравную ученицу, какой я не хотела стать теперь. Но Авлонга запрещал. Бунтарь во мне уже поднял флаги и вымпелы, он был готов бороться за справедливость, но на меня снизошло непонятное спокойствие. Отдаленное прикосновение большого сознания повеяло, успокаивая, волки, как и прежде, с восторгом и страхом отозвались на это. В ту минуту я осознала, как ничтожно мало времени уделяла Нилли и Алди, но они оставались какой-то частью сознания, это придавало сил и сглаживало мой жгучий стыд. Но то сознание… Я не могла найти ни слов, ни объяснений даже для самой себя. Незнание этого великого существа пугало, но одновременно тянуло меня. Как когда-то Роуп с помощью такой же магии привлек меня в деревню Динео, так и это могучее сознание убеждало слушаться Авлонгу.
Меня в эту ночь посещали только тревожные сны, полные страхов и жара, который пек изнутри, будто выдавливая слезы. Кошмары властно врывались в уставшее от постоянного напряжения сознание, отождествляя с неким неживым существом. Ко мне вернулся не состоявшийся убийца, и его грязные пальцы все продолжали скользить по голой плоти, боль была почти ощутимой, теперь огонь шрама стал просто невыносим. Сквозь кошмар я слышала собственный отчаянный и полный страдания крик, но никак не могла заставить себя проснуться, поэтому тень с садистским удовольствием продолжала издеваться надо мной.
Неожиданно чьи-то сильные руки прогнали тень, крепко обхватив меня. Я в надежде прижалась к спасительному теплу и телу, жадно вдыхая человеческий запах, но неожиданно осеклась — обоняние подсказывало, что это не Силенс. Но он так крепко обнимал не только тело, но и душу, так что я, испуганная, разрыдалась на чьей-то незнакомой груди, безостановочно цепляясь пальцами за его руки, обнаженную кожу, даже за горячее тепло и терпковатый запах лета. Где-то далеко за пределами моего сознания недовольно замяукал кот, но его просто снедало тоже беспокойство, что и моего спасителя, которое волнами разбивалась о стены дома. Но я боялась открыть глаза и увидеть темноту, она проложила бы дорожку кошмару, и тогда ничьи руки не спасут меня. Сквозь пелену страха стал пробиваться успокаивающий мягкий голос менестреля, еще больше расслабляя мою напряженность. Я лишь благодарно сопела распухшим и, наверняка, покрасневшим носом, прижимаясь к бьющемуся сердцу этого человека. Вдруг я стала совсем маленькой и глупой, все происходившее когда-то давно превратилось в смазанную картинку, даже воспоминания убегали испуганными мышами. Теперь мой страх преобразился в слепое доверие человеческому теплу и сильным рукам. Пока мое сознание отчаянно отыскивало какие-то слова благодарности, а память старательно пыталась нашарить сведения об этом запахе лета, который трепетно трогал мои ноздри, я все больше отдавалась силе человека, крепко и уверенного прижимавшего меня к себе. Наверное, никто кроме Силенса не внушал мне такого же доверия и чувства безопасности, которые возникли, пока моя щека прижималась к гладкой кожи напряженной от волнения груди, а пальцы шарили по тугим мышцам живота. Я старалась найти хоть какой-то островок сознательности.
