Анастасия Парфёнова - Городская фэнтези — 2008
— Я не считаю, — опечалилась девушка. — Просто… хотела быть рядом с тобой. Всегда… Вместе…
— Ты, — процедил я. — Неужели это… все ты?
— Что?
— Это все! — заорал я. — Вот! Вот! И вот! Это все подстроила ты!!!
* * *Расстались мы недавно, примерно месяц назад. Хорошо помню тот день, её зарёванное лицо; Катька плакала и говорила: «Я же люблю тебя, люблю». А матушка её, училка средней школы, рвала и метала не хуже портового грузчика. Короче, скандал дикий. А ниче потом, устаканилось. В гости даже заходил. Иногда.
Они внешне смирились, но тем не менее старались охомутать. Жаждали до умопомрачения, чтоб мой паспорт украсился фиолетовым штемпелем в графе «семейное положение». Может, у Катеньки ребёнок будет, хитро прищурив глаз, заявляла Зоя Степановна. Не будет, возражал я и доставал из кармана пачку презервативов. Что я — дурак какой? Видите — электронный контроль, спермицидная смазка. Фирма опять же гарантирует. Знаете, сколько стоят? Я ими постоянно пользуюсь. Училка краснела, смущённо прятала глаза.
В воскресенье, кажется, четырнадцатого июля — или тринадцатого? впрочем, неважно, — Катька позвонила, зазвала в гости. Долго нудила в телефонную трубку тонким извиняющимся голоском. Просила: Валер, зайди, пожалуйста. Чёрт меня дёрнул. Согласился. Ну и что в итоге? Рассорились, как обычно. На самом деле Катька просто невыносима. Я нагрубил ей, наговорил кучу гадостей и громко хлопнул дверью напоследок. Когда уже выходил из подъезда, на лестнице послышались торопливые шаги.
— Валера! — её голос нагнал меня во дворе. — Подожди, слышишь? Не уходи!
Я угрюмо шёл дальше. Руки в карманах сжались в кулаки. Ещё бы — разозлился жутко, как никогда. Не девчонка, а тряпка. Сейчас виться станет, увещевать, зубы заговаривать. Окручивать, короче. Скажет: прости, это я во всём виновата.
Бип! — машины на дороге неслись сплошным потоком. Я не стал дожидаться зелёного, перебежал перед самым носом белой тарахтящей «Оки». Ругнулся на водителя, мол, куда прёшь, козёл. Старался оторваться от Катьки, чтоб не догнала. Нужна ты мне, ага. Как же. С булочками своими, с тортиками. С очкастой мамой-училкой. Две набитые дуры. Интеллигентки, блин.
Угораздило же познакомиться на дискотеке. Наверное, ты первый раз здесь, спросил я тогда. И угадал, в яблочко самое попал. Мать, старая клуша, дрожала над дочкой, словно та была бриллиантом в десять карат. А я был булыжником, хе-хе, такие часто валяются в придорожной пыли. Обыкновенный рабочий парень. Пьяный и добродушный — принял, естественно, на грудь по случаю дискотеки. Небрежно обнял её за талию, бросил: девушка, разрешите вас пригласить? Валерий, представился. А вас как? Катя, пролепетала она, пытаясь стряхнуть мою руку. Ты мне нравишься, Катька, с чувством произнёс я и поцеловал её в щёку. Она, видимо, не ожидала, даже не уклонилась.
Ну вот, так и стали встречаться. Мамаша, Зоя Степановна, разумеется, стервозничала поначалу. Ворчала: да кто он такой? Слесарь на заводе. Но позже ничего, успокоилась. Нравились ей дорогие подарки — г- кольца, серёжки. Я мог себе это позволить. А Катька простой оказалась, скромной. Но малость шизанутой. На стихах повёрнутой, на высокой литературе, музыке. Что там ещё? Меня все пыталась в это болото затащить. В книжный клуб, ага. Вот смехота.
Ни хрена у неё не вышло. Зато я затащил её в постель. К моему удивлению, Катька в свои девятнадцать умудрилась сохранить девственность. Она визжала, царапалась, кричала «нет!». Бесполезно. Я ломал и не такие бастионы. После секса, как ни странно, она ещё больше в меня втюрилась. А мне, честно говоря, эти муси-пуси уже надоели. Я ей так и сказал. Не люблю скрытничать. Т-ты, ты разве на мне не женишься? — едва не разревелась она. Конечно, нет, дурёха, рассмеялся я. Ладно, бывай. Звони, если захочешь перепихнуться, но не чаще раза в месяц.
Ну, расстались и расстались — нет, названивала постоянно. Докучала. Вот и тогда, четырнадцатого. Я вообще с друзьями на шашлыки собирался ехать. Дзинь — брякнул телефон. Дзи-инь. Валер, приди, пожалуйста, если сможешь. Че-ерт. Зачем согласился? Попил, блин, чайку да плюшками побаловался, ага — разругался в пух и прах. Мамашу чуть на три буквы не послал. В общем, полный пэ.
Я злобно уставился на яркий оранжевый мяч, подкатившийся к ногам. Малыши, игравшие на детской площадке, кричали:
— Дядя, дядя, кинь мячик! Пнул со всей дури.
— Валерка! — неслось со спины. — Прости меня! Гудели сновавшие по проезжей части машины.
Я ускорил шаг, побежал почти. Сзади раздался визг тормозов, протяжные завывания клаксонов, скрежет сминаемого металла. Чей-то пронзительный вскрик. Затем всё утонуло в невообразимой какофонии звуков — мат-перемат, рычание моторов, нетерпеливые гудки, галдёж, бабские ахи-причитания. Даже собачий лай.
Авария, решил я. Человека сбили. Или столкнулись меж собой. Точно. Ну и район. М-мать! Не стал оборачиваться, пошёл себе — в новостях городских потом можно посмотреть. Мимо, по улице Гаврилова, спеша к перекрёстку, промчалась «Скорая». Надсадный вой сирены ещё долго преследовал меня. Вот дебилы! Приехали, а выключить не озаботились.
Вечером позвонила Катькина мама. Сначала я думал, что это Катька. В трубке долго молчали, хлюпали носом. Наконец охрипший, зарёванный голос сказал:
— Гад ты, Валерка. Сволочь. Из-за тебя Катюху машина сбила. «КамАЗ». Слышишь меня?!
— Слышу-слышу, — успокоил я несостоявшуюся тёщу. — Только я-то при чём? Я домой шёл.
— Скотина! Она в реанимации сейчас. Если не умрёт, на всю жизнь останется инвалидом.
— Сочувствую вам, Зоя Степановна, сочувствую, — произнёс равнодушие — Ну? Что-то ещё? Зачем вы позвонили?
— Ах ты… ах… — задохнулась училка. — Проклинаю тебя! Проклинаю!!! Чтоб ты сдох, мерзавец! Чтоб…
Я просто повесил трубку.
* * *— Тебе не нравится осень? — спросила Катька. — Ах да, извини, забыла.
— Не нравится?! — прорычал я. — Да ты!., ты!..
— Я ничего не подстраивала, — она качнула головой. — Нет. Помню… машина… большая, гудящая. Я… потеряла сознание. Очнулась здесь.
— Врёшь! Врёшь! — я не слушал её. Кричал, брызжа слюной.
— А я мечтала. Всегда. В раю, наверное, тоже вечная осень.
— В аду! В гробу самое место этой дерьмовой непогоде!
— Природа успокаивается, замирает. Люди собирают урожай после летней страды; на морских курортах — бархатный сезон.
— Отвратительное, сволочное время года. — Я немного успокоился. Чуть-чуть. — Будь оно проклято!
— Посмотри на синее бездонное небо, на яркое ласковое солнце. Видишь — золотая осень вокруг, бабье лето. Как вкусно пахнут палые листья, — она нагнулась, подхватила в охапку бурый осклизлый ком, прижала к лицу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});