Иван Безродный - Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы

Он так увлекся, что даже не заметил, как подошел дядя Леман. Дядя Леман темный и страшный, на Малыша смотрит всегда строго, как будто сердится, и почти никогда с ним не разговаривает. Рука дяди Лемана опустилась на плечо Малыша — Малыш вздрогнул, испугался, и красная линия от карандаша сразу же изогнулась не так, как надо, — испортила весь рисунок. Малыш попробовал ее зачеркнуть — получилось еще хуже, тогда он потихоньку стал поправлять ее пальцем, хотя мама Ирр всегда это запрещала — потому что так ничего не получается. Но теперь мама Ирр была занята — разговаривала, и на рисунок Малыша даже не смотрела.

Странно, когда мама Ирр разговаривает с Малышом, он ее понимает, а когда она начинает говорить с дядей Леманом — только некоторые слова знакомые. Вот как сейчас — понятно только, что про него, Малыша, говорят.

— Нам пора, Ира. Результаты эксперимента зафиксированы. Его нужно возвращать. Ты говорила, что тебе нужно еще одно утро. Утро закончилось.

— Да, конечно. Ему… Малышу будет трудно — там?

— Не думаю. Он просто вернется — туда, где должен быть. И где он бы находился, если бы не мы.

— Возможно, мы не должны были…

— Этичность подобных экспериментов над низшими существами уже обсуждалась. Это необходимая цена для развития науки — а значит, и для нашего дальнейшего развития.

— Я думаю, ему будет трудно… там. — Она вздохнула. Положила ладонь на лохматую головку, улыбнулась в ясные, вопросительно взглянувшие на нее глаза Малыша. — Рисуй, Малыш, рисуй, — обратилась она к нему.

— Ему было трудно здесь, Ира. Мы взяли новорожденного звереныша…

— Не называй его зверенышем.

— А как? Ну да, есть теория, что у нас с ним общие предки. Но кому как не тебе, Ира, знать, что если мы с твоим Малышом и родственники — то очень дальние. Его воспитали отдельно от сородичей. Ты учила его, как учила бы собственного ребенка.

— Малыш старался…

— Он остался таким же, как они. И, поверь мне, он будет рад встрече со своими соплеменниками. Что? Ну что, Ира? Ты хотела оставить его у себя — в качестве домашнего любимца?! По-твоему, это более этично?

— Он старался. Может быть, когда-нибудь…

— Не обманывай сама себя. Он никогда не научится разговаривать — не понимать твои отдельные слова, а полноценно разговаривать. Он никогда не научится рисовать — сколько бы ты ни показывала ему, как это делается. Определенный уровень развития, выше которого ему и его сородичам никогда не подняться — в каких бы условиях они ни были воспитаны. Да, он старался. Я знаю. Он хороший, привязчивый, сообразительный — звереныш.

— Дай мне еще немного времени попрощаться с ним. Пожалуйста. Он очень любит слушать музыку. Позволь мне поиграть ему. Немного.

Плохой дядя Леман расстроил маму Ирр и ушел. Малыш попробовал утешить ее — прижался к ее колену, погладил по безвольно опущенной теплой руке. Когда у мамы Ирр были такие грустные глаза, ему самому становилось плохо — даже начинало немного подташнивать.

— Хочешь музыку, Малыш? — спросила мама Ирр, перехватывая его ладонь своими тонкими пальцами. Хотел ли он музыки? Еще бы! Когда он станет взрослым, он научится делать музыку и ветер так же, как мама Ирр. Ну, почти так же.

Он попросил разрешения самому принести волшебный круг. Мама Ирр — сегодня она такая добрая — позволила. Волшебный круг был еще более скользкий, чем кружка с молоком, и Малыш нес его еще более осторожно — на напряженных пальцах, опасаясь уронить и сломать.

А потом было то, что ему нравилось больше всего. То, что он представлял себе по вечерам, пытаясь заснуть в пустой и темной комнате. Он боялся оставаться один в темноте. Может быть, он боялся не темноты и не одиночества, а только того, что уходила мама Ирр. Может быть — хотя он даже и не думал об этом — он боялся того, что мама Ирр больше не вернется. И ему придется остаться наедине с этим холодным, страшным, чужим миром, похожим на дядю Лемана. По вечерам этот страх становился особенно силен, и только одно-единственное воспоминание помогало Малышу справиться с ним. Воспоминание о том, как мама Ирр делает ветер.

Тонкие белые пальцы мамы Ирр дотронулись до волшебного круга, погладили его — легонько, так, как иногда гладили голову Малыша. Ростки золотистого ветра вспыхнули под ее руками и, вздрагивая, неуверенно потянулись вверх. Пальцы мамы Ирр засветились теплым и желтым. Сначала — самые кончики, осторожно постукивавшие по волшебному кругу, а потом — ладони целиком — тогда, когда набирающие силу и цвет ветви ветра взлетели выше, рассыпая вокруг ворох разноцветных искр. Малыш ахнул от восторга. Ветер толкался в уши, покалывал кожу, щекотал в ноздрях и сыпал в протянутые руки Малыша горсти вкусного разноцветного света. А потом подхватил Малыша и закружил — так, что не стало больше видно и слышно ничего, кроме нежного ласкового сияния. Мама Ирр умела превращать ветер в музыку.

Она обернулась — перед тем как уйти совсем — и посмотрела на Малыша, который ее уже не видел.

— Интересно, — спросила она — то ли сама у себя, то ли у того, кто стоял рядом с ней, — есть ли еще что-то, что мы не знаем о них?

— Вряд ли что-то существенное, — отозвался ее спутник.

— Ты уверен, что его нельзя было научить полноценно разговаривать. А знаешь, ведь он научил меня новым словам.

— Каким, интересно?

— Например, «волшебный». Когда он чего-то не может понять, он называет это «волшебным».

— Ты кто такой, дылда?

— Новенький, да?

Малыш испуганно отступил назад, покачнулся. Стоять было неудобно. Под ногами было неровно. Дышать тоже было неудобно — ноздри щипало, от воздуха во рту было горько. Перед ним топтались двое Малышей. Это было странно — то, что бывают еще Малыши кроме него. Такие же неуклюжие, лохматые и одетые почти так же, как он сам. Он растеряно заозирался вокруг — и с ужасом обнаружил неподалеку еще очень много Малышей. Больших не было — сначала ему было показалось, что есть — но потом оказалось, что это тоже Малыш, только вытянутый в высоту. Потому что этот высокий Малыш был тоже лохматым и одетым.

— Ты откуда взялся, дылда?

— Он из облака взялся. Белое прозрачное, пых — а потом он взялся.

— Ты опять придумал, Кирюшка. Иди отсюда со своими пришельцами. Иди-иди. — Маленький темно-лохматый Малыш толкнул светлоголового Малыша. Но тот не ушел, отступил — и опять подошел, сияя любопытными серыми глазами. Малыши разговаривали странно — открывали рот и пытались делать ветер. Но ветер не получался, вылетал бледными цветными пятнами, толкался в уши, гудел — и падал к ногам грязными обрывками. Мама Ирр огорчалась, когда Малыш попробовал так неправильно разговаривать. Мама Ирр! Малыш обернулся кругом — и долго звал ее, громко и отчаянно. А потом даже, кажется, забылся — и позвал ее неправильно. Так, как разговаривали чужие Малыши.