Вадим Арчер - Острова междумирья

Вольд понял, что второе строение представляет наибольший интерес, но не исключил из внимания и первое, поскольку храм Эшнарона мог находиться в центре города просто в силу своей древности. Приказав гаргойлу оставаться в лесу и держаться скрытно, он направился в Эшну.

Он не стал маскироваться, так как местная раса была похожа на асфрийскую. Заклинание иллюзии, пропадающее от малейшего прикосновения, было трудно применять на многолюдных городских улицах и в тавернах, поэтому он старался не прибегать к иллюзиям, если его внешность могла сойти за внешность чужеземца. То же касалось и его дорожной одежды, покрой которой не отличался оригинальностью. Это дома Вольд одевался ярко, а в дороге он предпочитал неброскую одежду.

Войдя в город, он заметил, что привлекает внимание горожан – пожалуй, даже большее, чем следовало бы самому иноземному из иноземцев. Возможно, причиной этому была его породистая внешность, но возможно также, что иноземцы редко бывали здесь. Он еще не сказал ни слова, а на него уже оглядывались и таращились, безошибочно выделяя в нем чужого.

Вольд решил пока не предпринимать попыток общения, а просто походить по городу, почувствовать его атмосферу и настроение горожан, их отношение к посторонним людям, а также определить, куда лучше обратиться не знающему языка иноземцу – в таверны, лавки или к городским властям. И, конечно, увидеть поближе местные культовые сооружения и прикинуть, какое из них может оказаться храмом Эшнарона.

Вскоре он набрел на одно из них, стоявшее в тупиковом конце широкой улицы. Улица заканчивалась небольшой площадью, с которой начинались несколько низких ступеней, охватывавших полукругом всю переднюю часть здания. Входная арка вела к двустворчатой двери, также закругленной сверху. Над серединой полукруглости было прикреплено рельефное изображение.

Вольд, остановившийся напротив, чтобы рассмотреть архитектуру фасада, сначала не понял, что там изображено. Вернее, понял, но не поверил своим глазам. Но и при самом тщательном взгляде другого толкования быть не могло – парадные двери храма украшала фигурка человека, вздернутого на дыбу.

Что же это за религия, которую вдохновляет такое изображение? Какие мысли и настроения возникают у ревностного культиста, ежедневно глядящего на такую святыню? Непрошенные вопросы зароились в голове Вольда, но затем он вспомнил, что эта религия истребила и продолжает истреблять малейшие проявления инакомыслия, и все они исчезли сами собой, как и появились. В самом деле, что еще может являться символом такой религии?

Наверное, размышления Вольда отразились на его лице, потому что вышедшая из дверей храма старуха подозрительно уставилась на него и проворчала что-то злобное. Видимо, эти храмы, как и некоторых людей, не следовало разглядывать в упор, да еще с таким выражением лица, и Вольд поспешил уйти отсюда. Это место не могло быть храмом Эшнарона.

Истовая злоба в голосе старухи заставила его внимательнее вглядеться в лица прохожих. Тупые и угрюмые. Хмурые и настороженные. Забитые и запуганные. Чопорно-строгие, умудряющиеся при этом быть самодовольными. Остановившиеся, незрячие взгляды, отсутствующие выражения лиц, словно накурившиеся зелья и не видящие ничего, кроме внутренних, вымышленных образов. Грубые, сварливые окрики, в которых и без знания языка, просто по интонации чувствовалось стремление попрекнуть и укорить другого. Чем дольше Вольд ходил по городу, чем больше он вглядывался в здешних людей, тем больше ему становилось не по себе.

Он невольно возблагодарил судьбу, что не родился в мире, где царит такое засилье дыбников. Он родился на Асфри, где было множество своих недостатков – в мире со склоками и неурядицами, с войнами, с вечной враждой светлой и темной магии – но там он мог выбирать жизнь себе по вкусу. На Асфри над ним могли смеяться, могли презирать его, могли показывать на него пальцами, могли объявить ему вражду, но там никто не мог приказывать, как ему должно жить и что ему должно думать. Там не было такого безусловного, физиологически-грубого духовного диктата, за малейшие нарушения которого приходилось расплачиваться жизнью.

К счастью, Вольд не жил здесь и не собирался задерживаться здесь надолго. Он вспомнил про непохожее здание в центре города и пошел в ближайшие ворота крепостной стены, обносившей центральную часть города. Стражники подозрительно оглядели Вольда с головы до ног, но пропустили беспрепятственно, поскольку с ним не было ни вещей, ни транспорта. Он выглядел хоть и не слишком обычным, но прохожим.

Весь центр был вымощен темно-серым камнем, по которому стучали колесами кареты и грузовые повозки. Здесь жило состоятельное население, из пеших встречалась только прислуга, посланная в лавки и по поручениям. Отгороженное стеной пространство было невелико, поэтому Вольд без труда обнаружил здание, о котором говорил гаргойл. Большое и черно-серое, с узкими остроконечными шпилями, оно собачьей колючкой впилось в белесое небо, подавляя своим присутствием остальные строения на центральной площади. Вольд пересек ее и остановился перед арочным входом, чтобы увидеть рельефную фигурку над двустворчатой дверью. Фасад здания украшала та же самая дыба.

Пока Вольд разглядывал этот образчик местной архитектуры, двустворчатые двери распахнулись и оттуда показались горожане, мужчины и женщины. Кто побогаче, кто победнее, они выходили медленно и тихо, словно оставили позади покойника. В первое мгновение Вольду показалось, что у них одинаковые лица. Затем он понял, что одинаковы не лица, а их выражение – осоловелой, бессмысленной сытости, появляющееся обычно перед рвотой от переедания. Казалось, все они до тошноты опились растительным маслом – там, в этом здании – и даже их губы и глаза выглядели затекшими маслянистой жидкостью. Неужели в их ритуал входило питье растительного масла?

Из дверей выходили все новые и новые люди. Затем все эти опившиеся маслом души выстроились двумя неровными шеренгами от входа и образовали живой коридор, ожидая появления чего-то вслед за ними. При этом они не заглядывали в двери, а стояли с потупленными лицами, словно оттуда действительно должны были вынести покойника. Заинтригованный Вольд остался посмотреть, чего они ждут.

Вскоре в дверях показались мужчины в черных балахонах, выходившие двумя рядами. С глубокой важностью они спустились по ступеням и пошли по живому коридору. При их приближении люди в шеренгах делали правой рукой жест перед лицом, напоминающий стирание паутины, сгибали шеи в поклоне и оставались в этих позах. На шее каждого из мужчин в балахонах висела большая серебряная цепь, идущая через грудь и завершавшаяся в верхней части живота бляхой с изображением дыбы.