Елена Асеева - По ту сторону Солнца. Часть первая

В отличие, от негуснегести у которого лоб имел естественные подкожные уплотнения, смотрящиеся рядами медно-синих чешуек, остальным велесвановцам данные пластинки внедряли. Первый раз на обряде имянаречения. И если обычным велесвановцам в места надкола вставлялись латунные пластинки, то авгурам серебряные.

Дарья, застыв напротив негуснегести, воззрилась в его ровную спину, кою до середины расчерчивали десять тончайших соломенно-красноватых косичек, и глубоко выдохнув через рот, сказала по-велесвановски:

— Ассаруа Арун Гиридхари я пришел, — от испытываемого волнения мелко-мелко затрепетали короткие борта ноздрей Даши, а сам звук получился звенящим, словно дрожащим на каждой букве. — Пришел, або сплотиться собственным именем с вами и моей расой.

Негуснегести только теперь, когда ссасуа договорив, смолк, неспешно повернулся к нему. Внимательно и с положенной заботой он оглядел юного авгура с головы до ног, едва качнув головой и тем самым успокаивая, указывая, что все сделано, верно, потому и не стоит волноваться. Арун Гиридхари даже чуть-чуть приоткрыл рот, зримо для Даши втянув в него воздух, поощряя дышать глубоко, и, таковым образом, не допустить прихода фантасмагории. И когда, юный авгур, последовав повелению ассаруа, открыл рот, принявшись глубоко дышать, сам степенно вздев правую руку, повел ею в сторону стоящего Самира, который незамедлительно вложил в нее уки, тонкое на вроде вилки приспособление, заканчивающееся небольшим и очень острым металлическим полукругом.

— Ты готов бурсак, принять свое имя, и теми звуками сплотиться со мной и расой велесвановцев, как дотоль принял мою плоть? — вопросил торжественно Арун Гиридхари, однако, не убирая из голоса привычную бархатистую нежность. Вновь, ибо так полагалось, называя Дарью тем неприятным бурсаком.

— Готов, ассаруа! — слегка отдышавшись и сняв немного напряжения, ровнее откликнулась Даша, тем не менее, снова вздрогнув всем телом, потому на краях ноздрей враз образовались крупные катушки слизи.

Негуснегести все с той же степенностью сейчас поднял и левую руку к лицу ссасуа, одновременно, переместив туда и правую с зажатым уки. В сияние отбрасываемом статуей, восседающей на храме, ярко блеснуло серебристое полотно уки, и тотчас взгляд Дарьи замер на его полукруге по краю тончайше заточенным в виде небольших бортиков.

— Как я вас учил, голубчик, отвлекитесь от боли, — проронил по-велесвановски Арун Гиридхари, левым большим пальцем смахивая с ноздрей юного авгура образовавшиеся от слизи катушки. — Пусть сознание предоставит возможность диэнцефалону принять боль и сменить параметры в ее измерение. И, глубокий вздох ртом.

Теперь он отвел руку от лица в сторону, слегка взмахнув всеми четырьмя пальцами и вроде как данным движение, заставляя правильно дышать. И когда Дарья, приоткрыв рот, глубоко вогнала в себя рот, параллельно, наполнив голову рассеянной дымкой, придав диэнцефалону легкости восприятия происходящего, ассаруа резко вогнал ей в лоб острие уки. От стремительности его движения, юный авгур чуть-чуть качнул головой назад, отклоняясь от действий негуснегести. И, не мешкая, Арун Гиридхари поддержал левой свободной рукой затылок, возвращая голову ссасуа в прежнее положение, и опять демонстративно приоткрыв рот, вобрал в него воздух, также медлительно шевельнув ноздрями и с тем выпустив его оттуда малыми порциями.

А из-под пронзенной кожи вниз на лицо Дарьи уже текла тонкой струйкой голубо-зеленая, вязкая кровь, поколь ассаруа неторопливо вставлял туда поданную Самиром серебряную, тонкую пластинку, создавая подкожное уплотнение и формируя на лбу чешуйки. Арун Гиридхари свершал обряд очень медленно, вероятно, как и всегда, давая время заторможенному диэнцефалону Даши перенастроиться и принять боль. Потому лишь после второй вставленной чешуйки боль несколько утихла, превратившись в малое покалывание, а потом онемение самой кожи на лбу, и ссасуа перестал морщить верхний край и немного вздыбливать ноздри. Впрочем, неприятие текущей крови, степенно застывающей на щеках, пытающейся залезть в глаза, заставили Дарью прикрыть верхние веки, и вместе с этим вроде как воспринять происходящее удаленно, покрытого легкой дымчатостью, единожды уловив чуть звенящие капли воды опадающей в озеро и тихие гнусавые звуки, летающего неподалеку бойлоса. Может и мечтающего укусить юного велесвановца, но не смеющего из-за количества взрослых подлететь ближе.

Наколов десять (как и положено авгуру) щетинок, все то время подаваемых Самиром, негуснегести принял у него пористую губку. И утер не только лоб (прекращая там кровотечение), но и впитал в ее пористую структуру остальную юшку с лица Даши, таким образом, высвобождая зрительность происходящего для глаз, приподнимая дотоль сомкнутые верхние полупрозрачные веки. Вернув губку харару, каковой немедля опустился на пирс, приняв позу пуспа, Арун Гиридхари положил руки на плечи Даши. Медленно ассаруа развернул Дарью в направление причала так, дабы ее было видно всем сидящим в позе лотоса велесвановцам, и произнес, и звуки, идущие на велесвановском языке, плыли столь торжественно, заглушая все допрежь слышимое:

— Нарекаю тебя бурсак именем Камал. — Он, кажется, только миг помедлил, словно вздохнув через рот, а после дополнил, — Джаганатх. И тем скрепляю тебя Камал Джаганатх со мной и расой велесвановцев.

Дарья впервые слышала свое новое имя, величание.

Имя, которое длительное время, обдумывая, выбирал ассаруа, ориентируясь на способности своего ссасуа и пользу, кою мог тот в дальнейшем принести расе велесвановцев. А услышав двойное имя, Даша и вовсе замерла, ошарашено уставившись на сидящих велесвановцев, стоило негуснегести объявить ее наречение, враз склонивших вниз, почти к груди, головы.

Арун Гиридхари вновь развернул в свою сторону юного авгура и принялся медленно снимать с него вещи, неотрывно глядя сверху вниз, удерживая от вопросов, не позволяя разрушить внезапно возникшую тишину ночи, где похоже смолк и бойлос, страшась такого количества велесвановцев. Он отступил вправо, когда и паталун оказался в его руках высвобождая путь Камалу Джаганатху, в прошлом Касторновой Дарье Александровне, к озеру Дана, куда тот должен был войти впервые, не только окончательно смыв связи с прошлым, но и объединившись со всеми кто касался этой воды. Даша знала, что вода в озере, как и обобщенно, на планете холодная, но ранее настроенный на новые параметры диэнцефалон и в этом случае должен был действовать на прежнем уровне, подстраиваясь под температуру озера.

Потому, не мешкая, Дарья направилась к краю пирса, и, остановившись на его рубеже, как когда-то в детстве, в прошлой, той жизни на Земле, по ту сторону Солнца, сомкнув верхние веки, прыгнула с причала в воду солдатиком, стоя на вытяжку с прижатыми к бокам руками. Мгновение спустя почувствовав легкое покалывание всей кожи, смыкающуюся гладь воды над головой и четкость ее темно-синей зяби перед глазами.