Кира Измайлова - Наследство

До темноты он успел провернуть еще кое-какие делишки, потом с наслаждением отмылся в горячей воде и отправился наверх.

— Я уже и не чаяла увидеть тебя сегодня, — встретила его Мария-Антония. В точности, как сварливая жена, восхитился Генри.

— Ну, вот он я… — он невольно замялся на пороге, не зная, что сказать.

— Что случилось? — тихо спросила девушка. — Я думала, что не дождусь. Собиралась уже дать знать на ферму…

Монтроз вздохнул, улыбнулся. Пересказал всё то же, что говорил ей, спящей, только с большими подробностями — те сами словно всплывали в его памяти.

— Хорошо, что не потащилась одна на ферму, — сказал он в заключение. — Приметно. Я придумал кое-что получше.

— И что же?

— Завтра увидишь, — заверил Генри и сел на коврик у кровати. — Я буду спать тут, только кинь мне одну подушку.

— Не дури, Генри Монтроз, — сказала принцесса. — Ты будешь спать рядом со мной. И если бы ты знал, какого я натерпелась страху, пока тебя не было…

"Верно, заклятие! — выругал себя он. — Ведь помнил же!"

— Прости, — сказал он покаянно. — Я ведь не нарочно.

— А я тебя и не виню, — ответила девушка. — Я просто говорю, что было. И что будет.

— За что люблю тебя, — сообщил Генри, скидывая сапоги и забираясь на кровать, — так это за определенность суждений. Ты вот скажи… ну, например, тебе какой цвет больше всего нравится?

— Синий, — помедлив, ответила принцесса.

— Какой именно синий? Кобальтовый, лазурный, еще какой?

— Не знаю, — удивилась она. — Просто синий. Как небо. А почему ты спрашиваешь?

— Да так… — Генри вытянулся на спине. — Тебе бы мужчиной родиться. Для меня тоже есть только один синий цвет. Как небо. А для девиц — сто оттенков! Я и названий всех не знаю…

— У неба тоже тысячи оттенков, — серьезно сказала девушка. — Но цвет один — синий.

Он не ответил, только кивнул, зная, что она почувствует его движение. Если бы не задание… Если бы она не была принцессой… Если бы…

— Генри, что с тобой? — его виска коснулись прохладные пальцы.

— Ничего. Устал, — криво улыбнулся он. — Мне бы выспаться, и я буду прежним!

"Я никогда не буду прежним. Никогда. Для этого мне придется проспать лет этак с тысячу, и все равно, когда проснусь, первым делом оглянусь, чтобы узнать…"

— Тогда спи, — сказала она. — Ты на себя не похож. Спи.

— А ты?

— Ты ведь не я. Я сумею тебя добудиться, если вдруг что случится, — усмехнулась принцесса.

— Если вдруг что… — сонно пробормотал он. — Стреляй в окно. Звону, грохоту… я точно проснусь!

— Непременно так и поступлю, — заверила девушка, и Генри провалился в сон…

…Когда она проснулась, Генри рядом уже не было, и только примятая подушка говорила о том, что он ночевал здесь.

Впрочем, он скоро вернулся, веселый, довольный, словно ему крупно повезло.

— Тони! — сказал он. — Давай, собирайся! Сейчас надо ехать, иначе потом сложно будет.

— Далеко ли ехать? — осведомилась она. Вчерашняя радость по поводу появления Монтроза прошла, уступив место повседневным хлопотам.

— На ферму, — понизив голос, ответил Генри и махнул кому-то за дверью. — Вот, познакомься…

Через порог шагнул истинный гигант — на полголовы выше немаленького Генри и раза в полтора шире его в плечах, — белокурый, светлоглазый, загорелый дочерна и улыбчивый. Одет он был, как фермер.

— Это Эрик, — сказал Генри, а гигант изобразил поклон, прижимая шляпу к груди. — Мой… хм… друг.

— Доброго утречка, барышня, — пробасил тот и снова улыбнулся.

— С девушкой обращаться со всем обхождением, — приказал Генри. — Приеду — проверю!

— Да не беспокойся уж, — хмыкнул Эрик. — Пожалте, барышня…

— Это… что? — Мария-Антония смерила взглядом здоровенный сундук, который вволок в комнату белокурый гигант.

— Полезай, — велел Монтроз серьезно. — Не бойся, не опрокинут, не растрясут… Ты пойми, я приехал сюда один, и на ферму поехать с тобой не могу. Тебя лишний раз светить — опасно!

— Погоди! — остановила принцесса. — Это тебе грозит опасность, а я — ценная добыча, разве нет?

— Да. Только я не хочу, чтобы ты угодила не в те руки, — зло ответил Генри. — Вообще не хочу, чтобы ты попала в чьи-то руки, ясно это тебе?

— Ясно.

— Тогда лезь в сундук. Я поеду на ферму к… друзьям, это нормально. А Эрик тут на базаре был, везет матери покупки. Мы порознь, так что…

Мария-Антония прикусила губу, сдерживая непристойное выражение, и шагнула через край сундука. Он оказался достаточно велик, чтобы она могла устроиться там в сравнительно удобной позе, да еще кто-то — Эрик или Генри — догадался подстелить мягкой ветоши, а еще просверлить дырочек в крышке сундука, чтобы она не задохнулась.

Принцессе довольно долго пришлось пролежать в сундуке, потом его подняли и понесли — достаточно осторожно понесли, этого отрицать было нельзя, — погрузили куда-то, а потом застрясло, загромыхало, видно, двинулась повозка. Прошло какое-то время, и крышка сундука откинулась. Девушка увидела улыбающегося Эрика.

— Вылазьте, барышня, — сказал он любезно и протянул мозолистую лапишу. — От города отъехали, что вас мучить! Только из фургона не высовывайтесь, сделайте милость, а чуть что…

— Немедленно в сундук, — кивнула принцесса. Ей неожиданно стало смешно. — Не беспокойтесь, Эрик.

— Ну и отлично, — удовлетворенно качнул он косматой головой. Спохватился вдруг: — А Генри догонит. Он чуток попозже нас поедет. Ну так, на всякий случай, мало ли!

— Я понимаю, — сказала девушка и, приоткрыв щелочку в затянутом тканью борту фургона, стала смотреть на исчезающий вдали Монто-Лее в надежде рассмотреть одинокого всадника.

Но всадник так и не явился, а фургон, скрипя и содрогаясь всеми сочленениями, к следующему вечеру явился-таки на ферму.

— Отсюда вот, — щедро обвел Эрик ручищей округу, — и до горизонта наши земли. Вон, видите, барышня, там стада пасутся — тоже наши. Крупнее их в этих местах и нету вовсе!

Мария-Антония посмотрела и оценила: стада казались несчетными, ферма должна была оказаться богатой. А раз она так близко к городу, пусть небольшому, то каналы сбыта налажены… Ну а богатый фермер, она уже поняла, мог немного свысока относиться к причудам властей. У него, в конце концов, имелись крепкие работники с хорошими ружьями, не говоря уж об обученных псах!

Фургон время от времени останавливался: Эрик или возница открывали ворота (луна были расчерчены изгородями) и закрывали их позади, — потом снова трогался в путь. Впереди показались какие-то строения, раскрылись последние ворота — высоченные, тяжелые, да и частокол под стать, в самый раз осаду за таким высиживать! — и усталые лошади втащили повозку на обширный двор.