Вера Петрук - Чужая война

Вопросы у Арлинга действительно были. Ему хотелось задать их с самого начала знакомства. Например, зачем Вулкан сидел в питейной в женском платье и что собирался делать с ножом, который прятал под шалью. Но Регарди промолчал и коротко кивнул. Ему было все равно, как проникнуть в «Подземелье Покорности». Главное — быстрее.

— Раз согласен, то приходи завтра до рассвета, — деловито потер руки Вулкан, открывая перед ним дверь в полу чердака. — Рынки открываются рано, а нам еще нужно поработать над твоим внешним видом. Теперь мы расстанемся. Мне надо закончить кое-какие дела.

Кое-какие дела были и у Арлинга. Его ждала еще одна встреча. Встреча, которую он хотел избежать и к которой стремился всем сердцем. Альмас была частью Балидета. Тем прошлым, которое было желанно.

Алмазная Беседка, куда пригласила его Альмас Пир, находилась в северной части города, где был разбит большой парк с живописными прудами, крутыми взгорьями и большим храмом бога Омара, покровителем горняков и шахтеров. Поднимаясь к беседке по мраморной лестнице, которая, словно лиана вилась вокруг скального выступа, Арлинг подумал, что чувство осторожности изменило юной Пир. Заросшая розовыми кустами и левкоем площадка хорошо просматривалась. Однако когда подъем закончился, он понял, что ошибся — Альмас все предусмотрела.

Если Алмазная Беседка и была популярна среди влюбленных иштувэгцев, то только в хорошую погоду. К концу дня в городе поднялся бешеный ветер, который рвал волосы, хлестал по щекам и швырял в лицо песок, принесенный из Золотой Пустыни. Ветки шиповника и горной розы беспорядочно мельтешили в воздушных потоках, закрывая собой тех, кто искал уединения в беседке, похожей на усыпанный бриллиантами цветок.

Его уже ждали. На Альмас была темная накидка, которая скрывала ее с головы до пят, и пояс из медных колец, мелодично звеневших на ветру. Девушка теребила в пальцах цветок левкоя, очевидно, сорванный по дороге. Бархатный, сладкий запах густо разлился в воздухе, напоминая цветущие сады Балидета. В «Жемчужине Мианэ» этот цветок любили, густо высажая на площадях и улицах. По вечерам его аромат становился особенно сильным, окутывая город пеленой щемящего томления и страсти. Но сейчас он напоминал запах смерти. Арлинг не знал, сколько еще должно пройти времени, чтобы ему перестал сниться Балидет, гибнущий в вихрях самума.

Убедившись, что они одни, Регарди остановился в двух шагах от Альмас. Он не знал, как вести себя с бывшей невестой господина, но она помогла ему, протянув руки навстречу. Арлинг осторожно коснулся ее пальцев, а в следующий миг Девушка прижалась к нему, пряча на груди лицо и горько всхлипывая. Халруджи давно не чувствовал себя более неловко.

— Знаешь, как дьявол мучает души, попавшие в ад? — спросила его Альмас вместо приветствия.

У Арлинга были соображения на этот счет, но он промолчал, понимая, что слова сейчас были не нужны.

— Он томит их ожиданием, — прошептала она, увлекая его на скамью. — Я живу в этом проклятом городе несколько месяцев, но мне кажется, что прошла вечность.

Это были знакомые ощущения, однако Регарди промолчал и на этот раз. К облику Альмас добавились новые черты, которые он не заметил утром. Девушка похудела и казалась сломанной веткой апельсинового дерева, еще недавно усыпанной нежными, благоухающими цветами. И хотя ее красота по-прежнему ощущалась, лепестки осыпались, а от волнующего аромата остались воспоминания.

— Раньше я полагала, что смысл жизни можно понять, — продолжила Альмас. — Мы живем, надеемся, получаем опыт, пользуемся тем, что дано человеку, наслаждаемся мелкими радостями. А когда приходит время умирать, от нас остаются наши дела — доказательство того, что мы были в этом мире. В это я верила. Но вот Балидета не стало, и все, что когда-то было истиной, превратилось в пыль. И лжи тоже нет. Если бы кто-то сказал, что Жемчужина Мианэ по-прежнему сверкает за Холустаем, я бы поверила, не задумываясь. Но все только и твердят: «Ах, как это возможно! Замело целый город! Такого никогда не было!». Да хоть бы засыпало песком всю Сикелию, мне теперь все равно. Думала, что в живых осталась только я, но вот увидела тебя, и словно воды напилась после долгой жажды. Мне хотелось бы услышать, что ты приехал в Иштувэга за мной, но это не так, верно?

«Нет, не может знать Альмас о Сейфуллахе», — подумал Регарди.

— Верно, — согласился он, чувствую себя скверно. — Я приехал сюда за Аджухамом. Мы были в Самрии, когда услышали о гибели города. Мой господин отправился в Балидет, надеясь, что слухи врут, но в Восточном Такыре на нас напали керхи, и мы разминулись. Знакомые кочевники рассказали, что Сейфуллах может быть в Иштувэга. Поэтому я здесь.

— Понятно, — вздохнула Альмас, но судьба бывшего жениха не вызвала у нее интереса.

— Я молилась многим богам, но только у одного просила о встречи с тобой, — произнесла она едва слышно. — Нехебкай услышал мои молитвы. Прошу, не оставляй меня.

Имя Индигового было неприятно Арлингу, и он промолчал.

— Лучше бы я погибла в самуме, — обреченно произнесла Альмас, не дожидаясь его ответа. — Сколько раз я думала о том, чтобы последовать за родными. Почему, спрашиваю я себя, так случилось, что меня первой отправили в Иштувэга? Мы должны были уехать все вместе, но отец передавал дела новому управляющему и задержался. Однако он настоял на том, чтобы я уезжала немедленно. А я, глупая, послушалась. С тех пор все думаю, что лучше бы я выбрала смерть. Выбор был, понимаешь?

— Если есть выбор жить или умереть, то лучше продолжать жить, — осторожно сказал Арлинг, вспомнив слова учителя. — Жизнь — это благо.

— Благо — это умение терпеть страдания, — усмехнулась Альмас. — Тот, кто не умеет терпеть, проигрывает. Я проиграла тогда, когда приехала в это место. Не могу больше. Знаешь, как я живу? Я расскажу, ты только послушай. Меня уже давно никто не слушает. Когда я выезжала из Балидета, я была наследницей богатого и знатного рода. Меня должны были встретить родственники и поселить у себя, пока не приедут родители. Так оно и случилось. Однако слухи о гибели Балидета летели быстрее моих верблюдов. Когда я приехала в Иштувэга, во мне видели не будущую владелицу шелковичных ферм и факторий, а нахлебницу, еще один рот, который нужно кормить. Вот тогда я и узнала, что не всегда будет лето. Мои дядя и тетка быстро нашли мне применение. Я отрабатываю свой хлеб на кухне и в саду. Отец и представить такого не мог.

— Плохих времен не бывает, — сказал Арлинг, но сразу пожалел, что произнес такие слова. Они были чужими и неуместными. Впрочем, юная Пир не обиделась.