Эдуард Веркин - Пчелиный волк

– Хорошо, – поморщился Пендрагон. – Знаешь, Застенкер, это лучшие минуты за день. Когда я опускаю ноги в горячую воду, мне хочется жить.

Застенкер не ответил, но рожа у него тоже была вполне довольная.

– Друг мой Застенкер, – промурлыкал деспот, – всегда хотел тебя спросить: у тебя это настоящая фамилия или прозвище?

Застенкер устало вздохнул.

– Я же у тебя не спрашиваю, Пендрагон, это настоящее имя или нет?

– А я могу сказать – ненастоящее.

– Я так и думал. Слушай, Пень, ты мне не скажешь, почему каждый встречный идиот глумится над моей фамилией?

– Скажу, – не обиделся Пендрагон. – Потому что у тебя фамилия смешная. И очень соответствует твоей природе.

– Это древняя шведская фамилия, – принялся объяснять Застенкер. – И первоначально она звучала как Зеестенкман. Человек, сопротивляющийся озеру. А в России ее переделали на Застенкина. А потом, в начале двадцатого века, мой прапрадед сменил ее уже на Застенкера. Жить в двадцатом веке с фамилией Застенкин – как-то стремно.

– Ну, ну, – довольно зевал Пендрагон. – Рассказывай…

– Не веришь – твое дело, мне плевать.

Они посидели, булькая ногами в тазах. Потом Пендрагон спросил:

– Ну а вообще, что?

– Ничего. Ничего не слышно. Толком.

– А ты хорошо глядел, хорошо искал?

– Хорошо, – ответил Застенкер. – Все оббегал, все обсмотрел. Ну, кроме севера, разумеется… Все пятки стоптал.

И Застенкер продемонстрировал стоптанные пятки. И почему-то еще ладони. Будто он еще и на ладонях пятки стоптал.

– Мне до твоих пяток дела нет. Мне есть дело до информации. Ты что-нибудь слышал?

– Сказки, – ответил Застенкер. – Легенды. Песни. Хочешь, спою?

– Не надо, – замахал руками Пендрагон. – Не время для песен.

– Ну, конечно, не время, – хмыкнул Застенкер. – Это ведь не стихи. Я слышал, ты одержал победу на конкурсе?

Пендрагон скромно потупился.

– Как там… «Беспредел медведей в Тевтобургском лесу»? Оригинально, высоко…

– Народу нравится, – также скромно сказал Пендрагон. – Настоящее искусство, как говорил Персиваль, проникает даже в самые черствые души.

– Голова-то не болит? – продолжал ехидничать Застенкер. – После возложения знака на чело? Все-таки удар копытом…

– На что не пойдешь ради людей, – вздохнул деспот и потрогал забинтованную голову.

– А ты изменился, – хмыкнул Застенкер. – Изменился… С чего начинал, а? Мелкий грабеж, рэкет, громил каких-то навербовал… Мирный, Лева-Глаз. Времена уголовной романтики канули в Лету? Леву ты, я помню, в лучший мир отправил?

– В тот мир. – Пендрагон уточняюще указал пальцем в потолок. – Домой. Что поделаешь, человек не понимал момента. Ему бы все грабить и грабить, а государство на одном грабеже не построишь. Надо и созидать немножко. Экономика, идеология, тут на кастетах далеко не уедешь.

– Государственный муж, – покачал головой Застенкер. – Граф Столыпин. Да уж, времена кастетов прошли…

– Прошли, – согласился деспот. – Надо мыслить масштабно. А вообще, хватит болтать попусту, давай к делу.

И подбавил в тазик кипятка.

– Так, значит, ты говоришь, сказки? – спросил он.

– Угу, – кивнул Застенкер. – Легенда о Персивале – Победителе Дракона, легенда о Персивале и Полосатом Столбе, ну и в том же духе. А вообще, в народе…

– В каком народе? – Пендрагон хлюпнул водой.

– В основном, в гномьем. Гномов стало много…

– Это хорошо, что много. Гномы доверчивы, трудолюбивы. Особенно если с детства воспитывать. Народ надо воспитывать, Застенкер, народ любит уважение. Он любит, чтобы вождь был простой такой, такой же, как они сами. А тебе бы все по морде да по морде!

– По морде надежнее. – Застенкер тоже добавил себе кипяточку. – Так что вот. Кроме сказок и легенд, ничего. А вообще в народе…

Застенкер выдержал паузу.

– В народе муссируются слухи, что Персиваль жив.

Пендрагон занервничал.

– Что будто бы тогда, на болотах, он спасся…

– Фигня! – Пендрагон даже вскочил в своем тазу. – Абсолютная фигня! Не мог он тогда спастись! Тогда никто не спасся, только я и Зимин! Ты же видел этих красных зверей! Один такой быка может убить! А там, на болотах, их тысячи были! Мне до сих пор кошмары снятся!

Пендрагон сел, вытер лоб.

– Не мог он спастись… – сказал Пендрагон уже с сомнением.

– Ты сам видел, как он погиб? – вкрадчиво спросил Застенкер.

– Да… Нет. Не мог он уцелеть!

– Чего же ты тогда волнуешься? – прищурился Застенкер.

– Чего-чего, ничего! – деспот схватил чайник, нечаянно плеснул себе на ногу, зашипел.

Застенкер злорадно хихикнул. Пендрагон принялся дуть на ногу и дул, наверное, с минуту. Потом сказал:

– Во-первых, тогда я многого не знал. Ну, в смысле, о Персивале. И вообще, о том, как тут все устроено… А во-вторых, этот урод Зимин мне тысячу раз рассказывал, как Перца убили. Он-то это видел. Сам, собственными глазами…

– Его можно допросить? – деловито спросил Застенкер.

– Нельзя. Он еще тогда смотался.

– Ты в этом уверен?

– Увереннее не бывает. Он тогда в Лариску втрескался… Кстати, о ней ничего не слышно?

– Ничего, – помотал головой Застенкер.

– Жаль… Ну, так вот. Зима тогда в Лариску втрескался, а она его послала!

Пендрагон радостно рассмеялся, вспоминая былые приключения.

– Лариска его послала, Зима стал тосковать, ну а потом, как у всех этих романтиков, пошел к столбу… Свалил короче. Знаешь, я думаю, хорошо, что мы этот столб затопили. Теперь только мы координаты знаем.

– Вот шлепну тебя, буду один координаты знать, – буркнул Застенкер. – Кстати, говорят, что уже появились другие места выхода…

– Какие?

– Какой-то камень, какое-то дерево…

– Дерево… – Пендрагон снова подлил себе водички. – Дерево. Ну как можно работать в таких условиях? Столб затопили – дерево выросло! Как я могу заниматься государством, когда в мире нет стабильности?! Когда помощники – идиоты! Шлепнет он меня! Ты же без меня ничего не можешь, Застенкер! В тебе нет экономической жилы. К тому же Перца в лицо знаю только я! Ну, может, еще пара человек здесь. А остальных мы тю-тю. Как нежелательных элементов.

Пендрагон рассмеялся.

– И не забывай, что это я – Левая Рука Персиваля, – сказал деспот надменно. – Я! Народ меня любит! А ты всего лишь моя крыса на поводке.

Застенкер злобно промолчал.

– Ты уверен, что этого Зимина нельзя достать? – спросил он.

– Абсолютно нельзя. Но я ему верю. Он на самом деле видел, что Перец сдох. Зимин, конечно, урод, но причин обманывать меня у него не было.

– Послать бы кого…

– Ты же знаешь, билет только в одну сторону, – сказал с сожалением Пендрагон.

– Знаю. Но мне наша ситуация начинает нравиться все меньше и меньше. Здесь Персиваля нет – он погиб. Если его нет здесь, то, значит, он там? В нормальном мире?