Гай Орловский - Ричард Длинные Руки

Принцесса прикусила губу. Лицо стало белым, как мрамор, на чистом лбу заблестели мелкие капельки пота. Она часто дышала. Мне показалось, что она на грани обморока. Начал придвигаться в ее сторону, подхвачу, священник возвысил голос до крика, вскинул крест, обе руки воздеты к небу…

Красиво, ничего не скажешь. Затем в наступившей тишине голос его прозвучал чересчур слабо и буднично:

– Покажите его раны.

Раненый уже сам, что-то почуяв, с выпученными глазами торопливо срывал окровавленные тряпки, морщился, отдирал по живому. Второй воин, который дерзкий, отодвинул его руки и сам осторожно снял бинты…

Я вытянул шею. Этого гиганта вряд ли довезли бы до медпункта. Даже если там сам Пирогов делает операции, не спас бы со всем своим умением первого полевого хирурга. Раны рваные, глубокие, инфекция уже закопалась в кишки… Вернее, раны были рваные, а сейчас на их месте только багровые вздутые шрамы, толстые как веревки.

Воин попытался сесть, со стоном завалился навзничь. Ланзерот сказал торжественно:

– Благодари Ее Высочество принцессу Азаминду!.. А сейчас лежи, набирайся сил. Твои силы тоже до капли ушли на… заживление ран.

Рудольф раньше меня успел подхватить теряющую сознание принцессу. С другой стороны ее поддержал священник, вместе усадили в повозку.

Воин смотрел на Ланзерота, на всех нас круглыми от изумления глазами. Голос его дрогнул от ликования:

– Друзья! Кто бы ни были… светлые ангелы или такие же сражальщики со Злом… но отныне и навеки конт Белуни ваш вечный должник.

Он закашлялся, затих. Бернард довольно прогудел, как огромный рой пчел в огромном, как пещера, дупле:

– Отоспись. Уже завтра сядешь на коня. По себе знаю… Меня Ее Высочество четыре раза, можно сказать, из когтей дьявола вырывала!

Он захохотал, довольный. Вассалы Белуни счастливо хлопотали вокруг сеньора, смотрели благодарными глазами. Дерзкий воин сказал торопливо, сразу растеряв заносчивость, теперь будь у него хвост, оббил бы себе им бока:

– Вы направляетесь в самое пекло!.. Куда, в Зорр? Я думал, он уже пал. Не знаю, что вас туда несет… Сражаться можно и здесь. Мы видели в той стороне столбы черного дыма до самого неба. Говорят, город пал, а жители распяты на дверях собственных домов. Да, хочу предупредить, появилась нечисть, что не меняет облика. Сколько ее ни крести, рожи те же. И серебро на нее не действует. И соль.

Бернард сказал недоверчиво:

– Нечисть? Может быть, просто гоблины или тролли? Ну, какие-нибудь дикие, которых не знаем.

Конт Белуни все еще ощупывал себя, мял, проверяя, сизые шрамы, сказал рассеянно:

– Гоблины… Какие ж гоблины нечисть? Это все равно что обозвать нечистью оленей или медведей. А то и вовсе кабанов. Нет, благородный сэр, то доподлинная нечисть. Добротная, новая.

Первый воин сказал с раздраженной усталостью:

– Какая новая? Это старую воскрешают! Ее наши деды побили, а колдуны нашли способ ее поднять.

Бернард промолчал, но лицо его было чересчур серьезное. Мне стало страшновато, ибо, судя по глазам Бернарда, деды таких зверей не знали. И вряд ли прошли бы в эти земли, если бы эта нечисть еще там была. Скорее всего, ее побили намного раньше. А победители то ли перемерли от кори или свинки, то ли как лемминги ушли к морю и перетопли.

В сторонке от дороги из земли торчал древний массивный камень. Без всяких знаков, до половины зарос серым, уже высохшим мхом. Я посмотрел на оживших духом, но все равно измученных воинов, мои пальцы нащупали на поясе молот.

Бернард явно не понял, зачем я швырнул его без всякого смысла в этот валун. Я сам не знал, просто поддался чувству, что сейчас это почему-то уместно. Залопотал воздух, это ручка молота, вертясь, творит турбулентные завихрения. Грохнуло, раздался страшный треск. Я ожидал, что на камне возникнет белое звездообразное пятно, словно туда с размаха вмазали крупным снежком, но взметнулась мелкая каменная крошка, а крупные куски унесло далеко в стороны.

Я выставил мозолистую ладонь, хлопок, пальцы сомкнулись на рукояти. На серой поверхности металла ни царапины от удара, в то же время видны следы от кузнецких молотов по раскаленному металлу: древние мастера работали грубовато и небрежно, все было уже привычно, а этот молот не экспериментальный, работа шла на потоке.

Воины смотрели раскрыв рты. Даже конт Белуни сумел приподняться на локте и тоже смотрел на меня с изумлением и недоверием.

– Мы пройдем в Зорр! – сказал я громко. – Вот так будет и с нашими врагами. И силы Тьмы отступят… Верьте, ребята.

Затылок сверлил, словно бурав, упорный взгляд. Я оглянулся, успел увидеть, как священник поспешно втянул голову в повозку. Ланзерот отдал честь воинам, мы тронулись мимо дальше на юг, а они возобновили движение в тыл.

Не останавливаясь, я бросал молот во все встречные камни, валуны, хорошо бы еще метнуть со всей дури в наковальню, но уже догадывался, что в лучшем случае на наковальне будет вмятина, не разлетится же вдрызг незакаленный вязкий металл, а на молоте не останется даже отметинки. Хорошая металлургия у гномов, даже порошковую оставят позади…

Бернард ехал стремя в стремя с Рудольфом, я слышал его озабоченный голос:

– Не думаю, что это воскрешают уже побитую. С той знаем, как справляться. Хуже другое…

– Что?

– Слышал в монастыре, какой-то колдун открыл пещеры Заарота.

– А что это?

– Когда-то в давние времена, от которых остались только слухи, могучий колдун Заарот… а может, звался по-другому, это мы решили звать Зааротом, потому что на каком-то старом языке «заарот» – «самый могучий»… так вот этот колдун сумел загнать или заманить в пещеру целое войско опасных демонов и запечатал выход могучим заклятием. Прошли тысячи лет, страхи забылись. Пару раз пытались отыскать ту пещеру и открыть ее…

– Зачем?

– Понятно, зачем… Каждый уверен, что демоны в благодарность тут же станут служить тому, кто их освободит! Как будто демоны могут испытывать чувство благодарности!

Мне от подслушанного стало не по себе. Я подъехал, спросил шепотом:

– Думаете, кто-то сумел?..

Рудольф смолчал, Асмер сказал язвительно:

– Боишься, что твой молот окажется бессильным? Правильно боишься.

Слева от дороги, всего в сотне-другой шагов от нее по прямой, лошадь тянула соху. За нею шел, налегая на высокие рукояти, худой мужчина в рваной рубашке. Он горбился, старательно вел борозду, всадников заметил не раньше, чем мы оказались от него прямо на дороге. Я изумился, когда он моментально нагнулся, а когда выпрямился, в его руках были меч и щит.

Бернард помахал ему, крикнул зычно:

– Бог в помощь, добрый человек!

Мы проехали мимо, землепашец долго провожал нас взглядом, но, когда я оглянулся от леса, он уже вел борозду дальше.