Ник Перумов - Война мага. Том 3: Эндшпиль (с иллюстрациями)

Тогда, чтобы вразумить обезумевших, дабы покаялись они пусть даже и в самый последний момент, дав бы Ему власть спасти их души, явит Он людям знамения гнева.

Кровавыми слезами заплачут Его великие образа, писанные теми, кто своими очами лицезрел Его. Случится сие, когда Он только тронется в путь к миру нашему, и должно подать радостную весть всем Верным, дабы молились и в ликовании ждали Его нисхождения.

Затем, дабы уберечь тех, кто станет сбираться на рать против Него, откроет Он врата для мрака, и выйдут чудовища, и будет у них власть разить язвами, убивать оружием и отравлять смрадом. С теми страховидами надлежит Верному биться изо всех сил, молитвы не забывая и отвергая лживые обещания помощи от Тьмой подосланных чародеев.

Когда же соберутся-таки против Него сильномогучие полки, пошлёт Он великий мор, ибо лучше сгинуть от болезни, чем обратить оружие против Него.

Сделает Он это из любви к малым, страхом охваченных, дабы не погубили они своих душ поистине несказанным грехом – злоумышляя, восстав на Него. Хоть и не способны они будут причинить вред Ему, тяжка вина противуставших, и нет им прощения.

А когда соберутся-таки самые закоренелые, упорствующие во грехе, отвергающие Его, поносящие Его и бранящие, не послушав отческих увещеваний, не убоявшись ни чудовищ, ни мора, охваченные гордыней, мнящие, что с Ним можно справиться одним лишь числом полков, – свершится великая битва, и там, где трава встретит горы, а песок – море, случится она. И будут биться в ней всякие твари и разные языки; мириады придут, чтобы сразиться с Ним, а Он встанет пред ними один, лишь с малой дружиной Верных, ибо остальные Его дети, Святая Церковь, будут в те дни словом пытаться направить заблудших на путь истинный.

Будет длиться битва шесть дней и шесть ночей; на седьмое утро стяги собравшихся против Него падут и последний из обративших против Него сталь станет прахом, возведёт Он свой сверкающий Престол в Аркине, Святом городе, где и воссядет, судя каждого и воздавая по делам и мыслям его.

А когда окончится Суд и будет воздано правым и виноватым, преобразится Эвиал.

Но как будет сделано то, нам знать не дано, до того мига, как не свершится сие».

Будет битва, говорило Священное Предание. Битва, в которой падут все, кто выступит против него. А начнётся всё с плачущих кровавыми слезами образов…

Да, всё сбывается. Вот они, кровавые слёзы, магическая субстанция, истинно-цельная, как сказали бы алхимики. Только то является истинно-цельным, что невозможно поделить на составляющие. Сочащиеся с деревянной разрисованной доски алые капли оказались именно таковыми.

Мегана до рези в глазах вглядывалась в однородно-алое, заключённое в прозрачной клетке истинного стекла.

Предупреждение, думала она. Или – свидетельство того, что рухнули какие-то преграды, доселе хранившие от Него наш мир? Пророчества исполнены? Но где, как, почему?..

Ответа нет. И она не найдёт их здесь, времени рыться в монастырских архивах уже нету. Надо бежать. Возвращаться в Ордос, оттуда – в Аркин. Тонкими путями, преграды с них уже сняты.

Чародейка оглянулась на трясущуюся, растерянную настоятельницу.

«Она была добра ко мне…»

– Я ухожу, – коротко бросила Мегана. – Пойдёт ли со мной мать настоятельница?

– А… э… – только и смогла та просипеть. – Н-нет… как можно?

– Моё место не здесь, – отчётливо проговорила Мегана, глядя прямо в глаза монахине. – Там, в Аркине. Мы ещё можем успеть… мы обязаны успеть.

– У-успеть что, высокородная госпожа? – пискнула Зейта.

– Остановить Спасителя, – высокомерно бросила Мегана. – Или тебе, маленькая послушница, так хочется поскорее умереть?

– Но это же… великая радость.., освобождение… преображение…

– Преображение во что и освобождение от чего? – Чародейка сверкнула глазами.

– Ты же истинно верила в Него! – возопила настоятельница, внезапно обретя голос.

– Верила, – усмехнулась Мегана. – Да перестала. Жить надо здесь и сейчас, дорогая моя. Любить – сейчас. Рожать – сейчас. Я откладывала это слишком долго. Неведомое блаженство без цели и без трудов – кому оно нужно? Тем, кто до судороги в пальцах боится смерти? Идём со мной, настоятельница. Не хочу крови, не хочу драки. Идём со мной.

– Я-а… не могу… Мегана, не вынуждай меня…

– Ты же слушала мой рассказ. Ты знаешь, что он правдив. Идём со мной, и ты убедишься во всём.

Казалось, монахиня заколебалась. Во всяком случае, незримый негатор магии она так и не привела в действие. На всякий случай Мегана держала наготове простое, с младых ногтей известное волшебство – обездвиживающую сеть, однако настоятельница только беспомощно хлопала глазами и не двигалась с места.

– Я не могу больше ждать!

– Постой! – выпалила монахиня. – Я… возьми меня тоже!

– Что ж, поздравляю, ты выбрала, и выбрала правильно. – Сжимая в кулаке скляницу с Кровью Гнева, Мегана протянула настоятельнице другую руку, готовясь шагнуть вместе с ней прочь – прямо сквозь стены и крышу, туда, на тонкие пути, что вели к Аркину.

– Отступница! Еретичка! – истерично выкрикнула Зейта. Размахнулась, швырнула в Мегану какую-то склянку, та разлетелась тучей хрустальных осколков, заклубился плотный сизый дым; теперь в алхимическом кабинете невозможно было разглядеть вообще ничего.

Старшая монахиня ничего не успела ответить. Послушницы, только что помогавшие хозяйке Волшебного Двора, разом побросали колбы, ступки и алхимические трактаты, кинувшись на Мегану и настоятельницу со всех сторон.

Тяжёлая бутыль с кислотой просвистела в одном пальце от лба чародейки; ввязываться в драку никак не соответствовало намерениям Меганы, и она, хватив деревянным штативом подвернувшуюся монашку, бросилась к выходу, волоча за собой растерявшуюся и едва передвигающую ноги настоятельницу.

Склянку с Кровью Гнева она так и не выпустила.

Со звоном разлетелось оконное стекло, Зейта высунулась по пояс и завопила во всю мощь лёгких:

– Чародейка совратила мать настоятельницу! Они отреклись от веры и Спасителя! Держите их! Хватайте!..

«Сейчас ты у меня заткнёшься», – мстительно подумала Мегана, и заклятье уже готово было надолго запечатать Зейте рот, когда юная послушница вдруг скорчила рожу, показала чародейке язык, и – на Мегану навалилось привычное чувство отсутствия магии.

Похоже, отец Этлау оказался более предусмотрительным. Не только настоятельница имела доступ к негаторам волшебства.

Со всех сторон, топча пышные цветники, толкаясь и опрокидывая друг друга в маленькие аккуратные пруды с золотыми рыбками, бежали монахини и послушницы. На призыв Зейты они откликнулись с поистине несказанным энтузиазмом. Похоже, настоятельница успела основательно всем насолить.