Ольга Зима - О чем поет вереск (СИ)
Треск раздался за окном. И внезапно — совсем рядом.
Мидир не верил слуху: перед его лицом открывалось Окно. Голову сдавило позабытой болью, в висках застучало, перед глазами полыхнула яростная желтизна…
Темный владыка прошел там, где нет ничего — ни живого, ни не-живого. Где бродят хищные смерчи, а воронка по краю земель дома Волка только и ждет уничтожения клепсидры.
Подхватывать Окно с этой стороны не требовалось. Мидир собрался с силами, не представляя, как будет общаться с грифоном, что ему скажет — и вздохнул поглубже.
Раздражающе высокий голос привычно ввинтился в уши:
— Нет, Мидир, всегда знал, что ты эгоистичная и необщительная звериная морда! Но чтобы настолько! Ты поразил меня в самое сердце!
Лорканн напоказ ужаснулся, приложил руку, недоверчиво ощупал свои ребра с одной стороны, с другой, и в качестве уступки оставил ладонь посредине груди. — Завернуть вокруг себя наше общее время! Отмежеваться от приличных неблагих! Тут ты просто превзошел сам себя!
Лорканн не знал. Лорканн не знал о том, что произошло за это время. Следовало бы предупредить, что до конца дней Светлого мира осталось немного. Но грифон продолжал балаболить:
— Можно было прислать письмо или вызов! К чему такие сложности, — в желтых глазах кроме наносной ярости и угрозы заплескалось беспокойство. — За пару моих дней, Мидир, у тебя прошли годы. — пригляделся, принюхался. — И если бы только годы… Ох, волчара! Благие елки, как же ты преотвратно выглядишь. Убивать тебя лишь моё — слышишь? — моё священное право!
Против воли Мидир ухмыльнулся — вот уж точно, неблагой оставался неблагим, даже когда мир вновь собирался рушиться.
— И нечего там ухмыляться, — на губах Лорканна тоже появилась полуулыбка-полуоскал, а глаза зажглись желтым огнем. — К тебе пришли истинно невежливые гости! Я бы похоронил их под живым хрусталем или засыпал песками забвения, но пока мои войска подлетят, пришелестят, подтекут…
Грифон нахмурился, задумчиво пожевал губу.
— И все-таки, в честь чего ты настолько вымотан? Знаешь ли, если из тебя столько сил выпивает удовлетворение собственной же… — Мидир отвернулся. — О, фомор тебя подери! Что за белая прядь в твоей волчьей гриве?
Мидир вдохнул, выдохнул и понял — он все еще не в силах говорить. При мысли об Этайн и ребенке сжималось горло и сердце начинало судорожно колотиться в ребра.
— Говори, чего тебе надо, и уходи!.. — рявкнул он из чистой злости. — Ты видишь, что у меня творится? Берегись теней. Не допускай друидов. Объединись с Айджианом, вместе вы должны выстоять. А выслушивать все твои безумные неблагие мысли я не хочу!
— Манеры, как обычно, ни к фомору. Чтоб он был здоров, — хмыкнул неблагой. — Мне не нравится, что ты хоронишь себя и весь твой излишне светлый мир. Я не на поминки пришел, волчара.
— Именно что на поминки. — Слова хрустели, как хрусталь неблагих земель.
— Еще нет! Знаешь ли, мне приснился оч-чень занятный сон, — вновь сверкнул желтизной глаз Лорканн. — Если это не разгребешь ты, не разгребет никто. И Нижний утонет в этом мерзком дыму, который я вижу в твои благие окна! Весь Нижний! Это твой мир, помни — ты его создал! Шансы малы, да, шансов немного, но если не волки, то не волки, а если не волки, то никто…
Он сбился на бормотание и опустил голову. Чтобы Лорканн заговаривался настолько?
Мидир дернулся к окну, а ему навстречу рванулись длиннопалые руки, прихватили за шею, уперлись под нижнюю челюсть большими пальцами. Безумная улыбка исказила резкие черты от неузнаваемости.
— Не дергайся, волчара. И не смей умирать! Я покажу тебе сон.
И Лорканн коснулся лбом его лба.
***
Мидир видел себя со стороны — оборванного и едва живого. Что-то гнало его вперед, почти тащило по обломкам двух королевств туда, навстречу грифону.
Каменная груда поднималась на высоту нескольких ростов, и вышедший оттуда навстречу Лорканну Мидир виделся озадаченным, немного растерянным. Волчий король наблюдал себя — появился из-за камней, пропал, опять появился, а потом возник на расстоянии вытянутой руки. Тот Лорканн, во сне, очевидно, спрыгнул с каменной груды.
Мидир полюбовался собственным исказившимся от удивления лицом, а в следующий момент рассмотрел грифоньи когти, без шуток и предисловий летящие к груди волка. Там, во сне, его, грифона, неожиданно быстро скрутили, уронили на землю, впечатать лицом в песок…
Его собственное лицо исказилось чем-то, напоминающим жалость. И чувствовал Мидир упертое в спину грифона колено, будто был в этот момент темным. Ныла заломленная рука, скрипел на зубах песок, а привычная золотая ярость, утихала.
Горел костер, плечи грело благое одеяло, пахнущее волком, а Мидир напротив с усталым видом вещал о произошедшем. Он вздрагивал, за спиной шумели, перестраиваясь, камни, которые тут же опять заносил песок.
Мидира в настоящем передернуло.
Сколько Лорканн провел на окраине своих владений? Миг, бесконечность?
— Черный замок мертв, — услышал Мидир свой голос. — Я успел нырнуть в водоворот времени. Лорканн, слушай меня! Смотри на меня! Еще можно все исправить! Да куда ты смотришь, фоморов неблагой!
В один момент за спиной Мидира во сне встала невероятных размеров статуя. Она вытянулась до небес в полном блеске величия трёх королей Нижнего мира… Каменный Айджиан задевал рогами звезды. Крик грифона резал его же неблагие уши: «Мы должны были быть такими! Такими! А мы!..» И вся группа с грохотом обвалилась вниз, разнимаясь на круглые камни со словами «высокомерие» и «самоуверенность».
Почему камни не зашибли их с Лорканном, Мидир бы не сказал. Но почувствовал, как грифона встряхнули жестко за плечи. Ни один камень не упал на них, на их месте остались три фигуры обычного роста: Айджиан со сломанными рогами, Мидир с продырявленной грудью и грифон — без головы.
— Я знал, что ты безумен, — опять выговорил Мидир из сна. — Не знал, что настолько.
— Я тоже не знал, насколько я могу быть безумен! — расхохотался грифон.
Мидир из будущего показывал черный камень, твердил: время! Время можно завести вновь, нужно лишь добраться до Парящей башни.
— До Парящей башни?!
Мидир услышал кашель, очень похожий на плач.
От того, что плачет ужасный грифон, Мидира из настоящего продрал озноб еще сильнее.
Пустыня за спиной приблизилась. За спиной Лорканна появились барханы — желтая занесенная равнина, бесплодная, широкая и опасная. Край настоящей, не выстроенной мыслями, каменной кладки показался Мидиру смутно знакомым.
Песок в момент выдуло из всего города, золотистая взвесь повисла в воздухе, осколки домов приподнялись… Мидир видел пустынные улицы, слышал почти стон «Ты хочешь взглянуть на Парящую башню?!» и пронаблюдал вытягивающуюся вперед, неумолимо указывающую в центр неблагой столицы руку грифона. Разорванный рукав не скрывал кожу, изборожденную незаживающими рубцами.
— Он лежит на Золотом городе, а Золотой город занесен песками безвремения и засыпан осколками Города Отражений, рухнувшего с небес! И только птицы Роака кружат над тем местом, что когда-то было столицей! Моим! родным! городом! Мы исчезли, истреблены, канувших в небытие!
Разбуженные магией, в небеса поднялись невероятные птицы. Взмахнули крыльями, стремясь поймать, изловить будто из ниоткуда объявившихся ши. Темного владыку захлестнули злоба и горечь, а воздух вокруг птиц раскалился и стал острым. Пелена кровавой ярости разошлась, когда Мидир из сна встряхнул Лорканна до щелканья челюстей. Птицы Роака, вывернутые и искромсанные, лежали на пустынных улицах, тот Мидир был бледен, и Лорканн поспешил опять замести город и птичьи трупы песком.
— А Камень? — прохрипел Мидир. — Ключ мира неблагих?
— Камень при мне. — Перед глазами засиял желтый кристалл. — Не помню, как я это сделал. Айджиан?
— Айджиан. Он всегда был сильнее нас обоих. Если сложить три ключа, то спираль времени раскрутится заново.
Широкие крылья распахнулись, поток воздуха привычно ударил в грудь, чьи-то ноги скрестились под шеей, а внизу остался заносимый песком Золотой город.
Картинка дергалась то вниз, то вверх. Словно он забывал, что на нем кто-то сидит. Но этот кто-то гладил по голове и сознание возвращалось…
Вместо глади океана расстилалась пустыня. Не такая яркая и золотая, как у неблагих, не такая черная, как у благих. Эта была серой, вязкой, таящей невидимые опасности.
Огромные кучи белых костей, и синие рога, торчащие из сломанных ребер.
На горизонте возник огонек. Он покружил, придирчиво выбирая место, опустился на более-менее ровную землю.
Волк спрыгнул с его спины, а потом на удивление долго и надоедливо мелькал перед глазами, словами напоминая, что темному владыке надо куда-то вернуться, взять себя в руки и обязательно вернуться.
