Андрей Попов - Кукольный загробный мир

— Гемма, я так рада тебя снова видеть!

— Ну рассказывай, рассказывай, рассказывай! Что там? Тьма? Ты хотя бы сны видела?

Астемида тревожно задумалась: школа, уроки, ее квартира, родители, детство, глупые мечты и дикое слово — ЧЕЛОВЕЧЕСТВО. Все это вмиг показалось таким чужим… Прошлая жизнь летела в бездну, становясь все менее да менее реальной. Даже память о ней, наспех вытесненная вновь пришедшими впечатлениями, стремительно таяла, как летом иней. Лето? Иней? Здесь и слов-то таких нет. Подошел Хариами, протянув ей свою металлическую руку. Его густо-малиновые волосы, вечно торчащие пучками, казались сейчас самым милым на свете зрелищем. Внешностью Хариами чем-то напоминал персонажей японских мультиков жанра анимэ. Вот, опять слова-паразиты их прошлой жизни! Япония. Мультфильмы. Анимэ. Пора от этого срочно избавляться.

Астемида величественно покинула свой гроб, перекинув через плечо трепыхающуюся по ветру косу. Вдруг нежданным диссонансом к происходящему раздался злобный возглас:

— Карабас! Я тебя задушу!

Ханниол вскочил так резко, что его гроб с грохотом перевернулся, соскользнув с двух передвижных пней.

— Так иди и задуши, — спокойно молвил Авилекс, для чего-то поправляя смятый после себя саван, словно он заправлял обыкновенную постель.

— Что с ним?.. — испугалась Риатта и схватилась за голову.

Хан, еще неумело двигаясь на пластмассовых ногах, направился в сторону звездочета со сверкающими гневом глазами да выставленными вперед руками. Он и впрямь желал исполнить задуманное, но пройдя несколько шагов, остановился. Потряс рыжей шевелюрой. К нему тоже пришли воспоминания… Создалось ощущение, будто в голову мигом вылили целое ведро информации. Одно информационное поле с шокирующей быстротой вытеснило другое, после чего вся жизнь на той, круглой Земле показалась мимолетным вздором. Даже не продолжительным сном, а эфирным наваждением играющего не по правилам разума…

Ханниол долго смотрел на куклу, чем-то сильно похожую на Артема Миревича, а в его душе происходило полнейшее замешательство. Руки безвольно опустились.

— Оставь его! Он все правильно сделал! — вот голос Астемиды. Строгий. Немного раздраженный.

Хан на всякий случай ощупал свою шею, не найдя там ожидаемой раны, потом успокоился. Его рубашка, только что залитая кровью, стала чистой и совсем другой. Как будто в полете через темноту его успели переодеть.

— С возвращением тебя, Хан!

Рядом стоял Ингустин, его лучший друг. Настоящий друг. Оцепенение быстро прошло и они радостно обнялись. Перед открытыми глазами Стаса Литарского черно-белыми картинками, сотканными из траурной пустоты, на мгновения явились его отец, мать, сестра Вероника, детские мечты о космосе и других мирах… О земные боги! А ведь мечты-то вроде как сбываются.

Но увы. Стас Литарский скоропостижно умирал в душе. Ни по дням, ни по часам, а по торопливым секундам. Столь же скоропостижно умирало все с ним связанное. Последней мыслью о промелькнувшей в полтора десятка лет жизни была фраза Вероники: «Стасик, а ты купишь мне сладостей?»

Фалиил еще долго находился в гробу, осматривая свое новое старое тело и не зная, что на это сказать. По его лицу сложно было судить о внутренних чувствах — оно скорее находилось в зависшем, растерянном состоянии. Первое, что он произнес, достойно записи в чью-нибудь философскую тетрадь:

— Смерть вообще существует или нет?

Он медленно выкарабкался из деревянного ящика и брезгливо отодвинул его в сторону. Исмирал, желая приподнять всем настроение, громко изрек:

— Хоть бы поблагодарили меня, какие я вам гробы удобные сделал!

Подавалось это в качестве шутки, но она не удалась. Ни улыбки, ни единой реплики в ответ. Раюл почему-то долго не поднимался, он все лежал без малейшего намека на движение. Его абсолютно белые волосы и белые брови, без примеси вздорных цветов, если изредка и шевелились, то только от неугомонного ветра. Глаза закрыты. Мимика легкой ухмылки даже сейчас была отпечатана на лице. Раюл с иронией относился ко всему вокруг, в том числе к собственной смерти.

— Э-эй, дружище… подъем! — крайне неуверенно сказал Ингустин, вопросительно посмотрев на звездочета.

Авилекс задал неожиданный, к тому же совершенно неуместный вопрос:

— А где моя шляпа?

Леафани вытащила из-под погребальной подушки сплющенный неправильным блином головной убор и подала его звездочету. Как бы виновато произнесла:

— Думали, уже не понадобится…

Тот встряхнул ее, придавая объем и прежнюю форму, затем надел на себя, нахлобучив со всех сторон:

— Он уже никогда не встанет. Раюл ушел от нас навсегда. Поверьте, я сделал все, что смог…

Всеобщее веселое настроение улетучилось с очередным порывом воздуха, а в периметре Восемнадцатиугольника повисла рожденная тревогой тишина. Устремленные на мертвое тело взгляды жаждали очередное чудо, но на сегодняшний день лимит на чудеса оказался исчерпан. Таурья хотела что-то сказать, но прикрыла себе ладонью рот, опасаясь ляпнуть очередную глупость. Последнюю попытку поправить в принципе безнадежную ситуацию совершил Фалиил:

— Послушай, ведь Алексей когда-то все равно умрет…

Незнакомое слово пропустили мимо ушей. Донесся приближающийся шорох травы, и Тот-Кто-Из-Соломы пружинистыми шагами прискакал к стоящему на пнях гробу, трижды прыгнув на одном месте:

— …

Авилекс отрицательно покачал головой:

— Не стоит тешить себя обманчивыми надеждами, Раюл уже ни при каких обстоятельствах не вернется.

Замок последнего Покоя создавал впечатление, что часть ясного дня просто украли. Заодно украли огромный кусок неба да Розовую свечу вместе с чьим-то душевным спокойствием. Приблизился молчавший до этого момента Гимземин, на ходу обращаясь к звездочету:

— И тянуть время тоже не стоит. Чем раньше мы сделаем дело, тем быстрее это черное чудовище перестанет нависать над нашими головами.

— Да, да, конечно…

Так дружелюбно алхимик и звездочет не разговаривали уже давно. Более того, они вместе взяли гроб с телом и осторожно принялись восходить по пандусу, направляясь в открытые ворота замка. Раюла поместили в одном из множества залов — там где просторней, там где царит полнейшее отсутствие звуков. Даже тихо шаркающие шаги казались дикостью для идеальной тишины. Величественные стены и куполообразные потолки теперь станут его вечным домом. Замок не любил вторженцев извне, особенно тот шум, который они с собой приносят. Он никого не прогонял, но всем своим окаменелым видом давал понять, что живым здесь не место. Живые — инородные тела во вместилище смерти.