Тамара Воронина - Надежда мира

Тарвик подал пример: сел на чахлую траву и похлопал здоровой рукой рядом. Риэль тоже сел, а так как он не выпускал Жениной руки, то и она последовала их примеру. Кажется, именно это называется «влипли». А что делать? Может, сразу покаяться, да, мол, я та самая Джен Сандиния и есть? И дальше что? Что она, Джен эта несклоняемая, должна делать? Являть собой? А что? Ну почему ни Стан, ни Райв не сказали, что она такое… И что теперь – знакомиться с маньяком из тайной полиции? И знакомить с ним Риэля?

Ну даже и покаялась, призналась – да, мол, я, ну и что, какая разница, им же все равно требуется подтверждение, Тарвик вон изначально был честен и максимально откровенен, но ведь целый месяц его переспрашивали и перепроверяли… Нет уж, пусть идет, как идет, начнут жезлами в разные части тела тыкать – расколемся, мы не партизаны, у нас нет специальной подготовки, мне вот даже больно всерьез не было, разве что во время родов, ну так никуда ж не денешься, и, боже мой, как же жалко Риэля, как же страшно за него…

Тарвик вытащил из своего рюкзака кусок пирога и преспокойно начал жевать, не обращая внимания на нацеленный на него арбалет внушительных размеров. Наверное, тот самый боевой, на который нужно получать специальное разрешение, и не факт, что дадут. Маг, примостившийся неподалеку, не спускал с них глаз, смотрел на всех сразу, не акцентируя взгляда. Риэль покусывал губы, но это видела только Женя, сидевшая рядом с ним: он по обыкновению опустил голову, и светлые пряди почти закрыли лицо.

– Смотри на меня, менестрель! – сухо приказал маг, и Риэль медленно, с трудом поднял голову, словно на ней был тяжеленный шлем, не позволявший ему держать шею прямо. Кровь совершенно отлила от лица, оно было молочно-белым, даже губы побледнели. Он кое-как заставил себя взглянуть на мага. – Ты боишься?

– Я уже говорил, тан, да, боюсь. Меня всегда пугала неизвестность.

– Если тебя успокоит музыка, можешь нам поиграть. Это флейта? Я давно не слышал флейты.

– Скотина, – тихо, но отчетливо буркнул Тарвик. Риэль механически достал из футляра флейту и поднес к губам. Может, и правда музыка его успокоит?

Он никогда не играл на флейте ничего веселого, вот и сейчас завел невыносимо печальную мелодию. У Жени на глаза навернулись слезы. Вот только еще не хватало сейчас начинать жалеть свою несчастную жизнь…

Примерно через полчаса, показавшиеся Жене сутками, подъехала карета, похуже, чем та, на которой их доставляли к тану Хайлану, а на других Женя не ездила. Их загнали внутрь. Нет. Загнали только Тарвика, припечатав ему кулаком между лопаток так, что он споткнулся на ступеньке и влетел в карету носом. Не будет магов скотинами называть в присутствии подчиненных, которые этакой дерзости завидуют до смерти. Риэлю позволили спокойно подняться, а Женю даже под локоток поддержали. Дверца захлопнулась. Внутри было сумрачно, а отдергивать плотные шторки не решился даже Тарвик. Диванов здесь не было, но сиденья оказались мягкими и вполне удобными. Надо же, я еще способна оценивать комфорт «черного воронка», тускло подумала Женя, садясь рядом с Риэлем напротив Тарвика.

– За что? – срывающимся голосом спросил Риэль. Тарвик повел плечом:

– Говорил я тебе, не надо со мной связываться. Вот и расхлебывай. Шел в компании с государственным преступником? Расплатись.

– Ты же прощен! – вскинулся Риэль. – И потом… не мог же я пройти мимо…

– А чего это – не мог? – удивился Тарвик. – Очень даже мог. Я бы прошел, а ты, как известно, большой придурок. Со своим добросердечием…

– Знаешь, – взорвалась Женя, – тебя силком не удерживали и цепями не приковывали, мог и сам уйти еще в Комрайне! Ты же таскаешься за нами уже чуть не полгода…

– Ага, – согласился Тарвик со своей смутной полуулыбкой, – только я, дорогуша, не о тебе и не о нем в первую голову подумал, а о себе. Мне без вас и правда хана бы пришла. Можешь себе представить, с какой рожей я милостыню прошу? И сколько и по какому месту мне подают? А с вами я не только сыт, но вот даже и одет… Хочется мне глаза выцарапать? Можешь. А что это изменит в нашем положении? Вы уже вляпались. А теперь послушайте меня. Будьте абсолютно честными. Ты, Риэль, не стесняйся говорить, как под одеялом дрочил, когда мальчишкой был, а ты, Женя, не стесняйся про месячные рассказывать и первых своих мальчиков, как позволяла им себя пощупать в тишине церкви. На любой вопрос отвечайте. Без всяких этих гордостей. Тогда, может, и ничего, выживете.

Риэль порывисто обнял Женю и уткнулся лицом в ее волосы. Однако держал крепко, чтоб она и правда не выцарапала Тарвику глаза. Первый акт удался. И пусть магическим путем Тарвика подслушать нельзя (интересно, почему это?), ведь элементарно в карету слуховая трубка какая-нибудь может быть проведена, а маг сидит на козлах и наслаждается их беседой.

– Ри, значит, Эль… Забавно. Никогда бы не подумал. Ты серьезно?

– А что особенного? Я родом из Сайтаны…

– И там на каждом шагу эльфийские имена? И редчайшие фамилии?

– Эльфийские? – удивился Риэль, даже забыв бояться. – С чего ты взял?

– С чего… Я, знаешь, из семьи ученых. Папочка был известным растениеводом, мамочка увлекалась ономастикой и топонимикой, так что я тебе и сейчас целую лекцию могу прочитать, что означают разные имена и названия. Ри – классическое эльфийское имя, по одной версии означает «песня», по другой – «музыка», по мамочкиной – в эльфийском нет разницы между понятиями «музыка» и «песня». Эль – фамилия редчайшая, почти уникальная, хотя и вполне человеческая. Что значит – не знаю. Я университет бросил еще до специализации. Я – ученый. Можете себе представить?

Женя легла на сиденье, поджав ноги и положив голову Риэлю на колени. Одной рукой он придерживал ее за плечо, второй перебирал волосы. Боялся отпустить. Или держался за нее. Тарвик слегка улыбнулся, то ли ободряюще, то ли насмешливо. Только он умел совместить два таких разных чувства в одной полуулыбке. Бедный, бедный Риэль…

Карета остановилась в глухом дворе, окруженном высоченными каменными стенами. Само здание, массивное, приземистое, казалось ниже этих стен. Местные тюрьмы, похоже, предпочитали землю, а не воздух. Лестницы вели вниз, и, хотя они были освещены, Женя спотыкалась на каждой третьей ступеньке. В маленькой комнате где-то глубоко их разлучили, и Женя не выдержала, устроила маленькую истерику, рыдала и рвалась к Риэлю, а на его лице была такая мука, что Женя рыдала еще отчаяннее. Ее оттащили, мужчин увели, и ей дали проплакаться.

Перестав реветь, Женя начала бояться, потому что вспомнился подробный и весьма натуралистичный рассказ Тарвика о допросах, о бессмысленной жестокости пыток: ведь мучили не для того, чтоб он раскололся и в чем-то признался, а так, на всякий случай. Он и так во всем признавался. И Женя тоже признается сразу и во всем, ей только кулак покажи. И Риэль. Не супермены же они в конце концов. Вот только в чем признаваться?