Роман Афанасьев - Огнерожденный

Дела были плохи. Из сотни Тасама на ногах оставалось человек десять, не считая компании воспитанников. Еще десятеро были ранены и не могли продолжать бой. Остальные погибли. В общем-то, сотня перестала существовать. Уцелевших, тех, что могли держать оружие, приписали к соседней сотне, стоявшей правее. Ей командовал знакомый Тасама – бывший городской сотник Вальдор, переведенный в армию.

– Вот такие дела, – печально произнес Тасам. – Теперь я десятник, и не более того. Но вы ребята молодцы. Пойдете со мной, под командование Вальдора. Он парень неплохой, только молодой. Еще моложе меня. Познакомились мы в одной таверне, где я пропивал деньги батюшки, и попутно учинил небольшой скандал. Вальдор тогда появился на зов хозяина. Но…

– Как там, в центре? – спросил жрец.

Оказалось, что дела шли неплохо. Главный удар орды пришелся в середину войска, как и предполагали командиры, ранее встречавшиеся с северянами. Войска сальстанцев выдержали удар и отбросили врага. Но победа досталась дорогой ценой. Потери еще только подсчитывали, но уже стало ясно, что уцелела едва ли половина воинов, вступивших в бой. Это было плохо. Войска перестраивались, командиры стягивали в центр тех воинов, что не принимали участия в дневном сражении. Разведка доносила, что орда тоже потрепана, но готовиться к новой атаке. Вся надежда была на силы Второй Армии. Она, по расчетам маршала, должна уже выйти из долины Халь. Гонцов от командующего Второй Армии еще не видели, но так быстро их и не ждали. Они должны появиться к вечеру, не раньше. Первые же отряды Второй Армии, по всем расчетам, должны были подойти ближе к полуночи.

– Но в это плохо вериться. – Сказал Тасам. – Я боюсь, что эти предположения слишком оптимистичны. Я знаю, какой бардак царит в долине Халь. К тому же, получив тревожные вести, эти засранцы бросятся спасать короля, отправят его с отрядом охраны обратно на юг. А пока они все соберутся, пока слуги да царедворцы упакуют свое добро, пока выступят, никто и не подумает идти к нам на помощь.

– Кстати, – пробормотал подмастерье. – О помощи. Почему сотня Вальдора так и не помогла нам?

Сотник, теперь уже бывший, повернулся к воспитаннику и вздохнул.

– Это война, – резко сказал он. – У каждого своя задача. Сотня Вальдора должна была ждать, чем закончиться наша схватка с ордой. Если бы мы проиграли, то орги двинулись бы дальше и наткнулись на свежие силы соседней сотни. Тут бы им и пришел конец. К тому же, помощь ребят Вальдора могла понадобиться и другим соседям, что стояли ближе к центру. Ведь основной удар пришелся туда, в середину войска.

Фарах нахмурился и ничего не ответил. Он был возмущен такой рассудительностью, но решил промолчать. Логика подсказывала, что сотник прав.

– Все это, – Тасам махнул рукой в сторону равнины, – наш маленький кусочек войны. И мы должны ее выиграть. Сами. Потому что у других свои битвы, свои сражения. Если каждый победит на своем участке, то это и будет победой войска. А если каждый будет беспокоиться только о своей шкуре, требовать поддержки, помощи, то наступит такой бардак, что общее дело рухнет, как дом, из стен которого вытащили слишком много маленьких кирпичиков. Забудь о справедливости. Считай, что ты никогда не слышал этого слова. Это война. Война севера и юга, а не сражение воспитанника Фараха с сотней полудохлых оргов, измученных ночным маршем. Понимаешь? Здесь правит не справедливость, не честь и благородство, а его величество приказ, и ее величество целесообразность. Общая польза важнее отдельной маленькой пользы для конкретного человека. Необходимость. Понимаешь?

Подмастерье кивнул. Он все понимал. Не мог принять сердцем, но понимал, что только так можно победить. Это не его война. Это война севера и юга. И единственное что он может сделать, так это умереть, чтобы все осталось по-прежнему. Чтобы северные орды не вошли в Сальстан. Чтобы не настала вечная зима.

– Значит так, – сказал Тасам и поднялся на ноги. – У вас раненые есть? Могу отправить в тыл, на дорогу. Там лагерь врачевателей. Конечно, они все как один армейские коновалы, им только дай повод что-нибудь отрезать, но все же...

Никто не отозвался. Тяжело раненых не было, все держались на ногах и могли продолжать бой.

– Састион, – позвал Тасам. – Ты как?

– Лучше, – отозвался жрец. – Только мне надо поспать. Отдохнуть.

– Отлично. В сотне Вальдора очень рассчитывают на твою поддержку. О ваших подвигах уже легенды складывают. Килрас!

Воспитанник устало приподнял голову, поморщился от боли в щеке.

– Если уцелеешь, – готовься к железяке. Медаль, орден, – что-нибудь в этом духе. Обещаю.

Килрас равнодушно кивнул и уронил голову на грудь. Казалось, награды, бывшие предметом его мечтаний, теперь не представляли для него никакого интереса.

– Даю вам час, – сказал Тасам. – Потом собирайте вещи и грузитесь в фургон. Надо будет перебираться в расположение сотни Вальдора. Меняем, дислокацию, так сказать.

Тасам немного помолчал, но никто не отозвался. Воспитанники молчали, жрец, сгорбившись под покрывалом, задумчиво смотрел прямо перед собой.

– Я пришлю за вами Картана, – сказал, наконец, Тасам.

Потом повернулся и зашагал в лес, к кострам. А через час, как и было обещано, за воспитанниками пришел рыжебородый десятник.

На новом месте обустраивались до самого вечера. Сотня Вальдора встретила новых бойцов очень гостеприимно. Сотник лично познакомился с каждым солдатом, пожал им руки, для каждого нашел пару теплых слов. Потом собрал из уцелевших солдат десяток и назначил главным Тасама. Фургон воспитанников Вальдор велел поставить рядом со своим походным шатром, на большой поляне. Быков из фургона выпрягли и увели. Килрас забеспокоился, – не на убой ли. Но сотник его успокоил. Оказывается, всех быков собирали подальше в лесу, на одной поляне. Так было удобнее их всех кормить. Да и присматривать за ними так тоже легче.

После того как все устроились на новом месте, жрец и его воспитанники расположились у большого костра. Рядом присел Вальдир с десятниками. Гостей накормили горячим ужином, потом угостили перегонкой. Всех, кроме Фараха, отказавшегося от сомнительного вина. После угощения, сотник и десятники стали расспрашивать гостей о битве.

Фарах рассказал все что видел. Кое-что добавил пришедший в себя Грендир. Он в основном расписывал подвиги Састиона. Жрец недовольно морщился, но рассказ не прерывал. Больше всего, конечно, все восхищались подвигом Килраса. Он ведь зарубил демона-колдуна, практически в одиночку обеспечив победу сотне. Десятники, молодые безусые пацаны, еще не бывавшие в сражениях, восторгались Килрасом, расспрашивали его о малейших подробностях схватки, рвались пожать руку воспитанника, оборвавшую жизнь демона. Килрас отвечал неохотно и односложно. Было видно, что он не рад вниманию, уделявшемуся ему. Мрачный, немногословный, с окровавленной тряпицей на голове, он производил впечатление настоящего ветерана, прошедшего не один десяток сражений. Но Фараху стало понятно, что это его вовсе не радует. В конце концов, сославшись на то, что ему больно говорить, Килрас обратил внимание десятников на Фараха, ведь он, если говорить по чести, сделал для победы сотни не меньше, а то и больше Килраса.