Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — граф

— Все трое.

— А Ипполит?

— У него в руках меч.

— Дурень, — буркнул я зло. — С мечом еще и обращаться надо уметь…

В горне еще тлеют угли, оба подмастерья Ипполита заколоты прямо с молотами в руках. Похоже, пытались помочь кузнецу, но не видно, чтобы хоть одного из нападающих убили. Я быстро осмотрел инструменты, выбрал из полудюжины зубил самое острое. Марманда посматривала на меня с опасением.

— Что ты хочешь?

— Иду навстречу твоему желанию разбить мне цепи угнетателей, — объяснил я.

— Моему желанию?

— А что, не сумеешь поднять молот?

Она ответила с колебанием:

— Молот поднять сумею… но если промахнусь…

— Ты уж постарайся, — ответил я. — Мне столько раз кости ломали, что уже несколько надоел этот постоянный хруст.

Она вздохнула, я опустил руку на холодный металл наковальни. Другой рукой я приставил зубило острием к заклепке, Марманда вздохнула и с некоторым усилием взяла молот. Пока она примеривалась, в проеме возник широкий воин, за ним еще один. Оба загоготали, рассмотрев в полумраке женщину с молотом, один сказал благожелательно:

— Иди займись своим делом. А цепи мы сами с него собьем. Сам господин граф распорядились!

Марманда с облегчением передала им молот. Один взял из моей руки зубило, мне показалось, что держит криво, острие с трудом зацепило заклепку под головку, солдат ударил несколько раз, я страшился, что снова сломают кисть, а сращивать уже будет подозрительно, наконец железные браслеты со звоном свалились один за другим.

Я с облегчением вздохнул, сказал с неподдельной благодарностью:

— Спасибо, ребята!.. В первый раз вы спасли меня от виселицы, а сейчас — от этих гнусных цепей.

— Нашего хозяина благодари, — сказал тот, что с молотом.

— И служи верно, — добавил второй.

Глава 4

Даже у самого плохого человека можно найти что-то хорошее, если его тщательно обыскать, потому все трупы лежат с вывернутыми карманами, сапоги содраны почти со всех, у некоторых сняли даже пояса. Когда я вышел из кузницы, последние трупы складывали вповалку на телегу. Занимались этим сами победители, из чего я понял, что мужчин из числа челяди перебили на всякий случай всех. В герцогстве, или «зеленом клине», и так демографический взрыв, перенаселение, так что замена будет уже сегодня к вечеру, как пообещал Лангедок.

Плачущие женщины все еще замывают кровь в холле и в комнатах. На некоторых платья порваны, у двух я увидел ссадины на руках и лице. Видимо, попробовали сопротивляться, когда их наспех насиловали. В двух комнатах выбиты двери, а в нижнем зале следы начинавшегося пожара.

Марманда руководила служанками, при моем появлении подняла голову.

— Благополучно?

Я вскинул свободные от цепей руки.

— Я свободен, но человечество — нет!

Она не поняла, сказала угрюмо:

— Самое интересное ты пропустил…

— Да как-то не очень жалею, — признался я. — Сама знаешь, я даже курицы не могу зарезать. Так что, можно сказать, леди Элинор меня спасла… Что с хозяйкой?

Она прислушалась, сдвинула плечами. Из верхних залов доносится рев пьяных голосов, победители уже начали неизбежный пир.

— Не знаю, — ответила она после паузы. — Вообще-то волшебница…

— Волшебники не всесильны, — напомнил я. — Особенно когда волшебство напарывается брюхом на контрволшебство.

Она вздохнула:

— То-то и оно. Кто ж знал, что Лангедоки так подготовятся!.. А граф Кассель оставил слишком мощные амулеты. Леди Элинор, конечно, могла бы все обезвредить, но на это нужно время…

— А Лангедок этого не дал, — закончил я. — Все понятно. Но что говорят слуги? Где Мадина?

Она помрачнела.

— Говорят, ее запер в покоях хозяйки сам Лангедок. Там он и его двое сыновей насиловали ее всю ночь, а потом привязали, чтобы не сбежала. Хозяйка сейчас в пыточном подвале…

Я пробормотал:

— Жива? Лангедок рискует. Если она волшебница, то может и вырваться…

— Пока не удается, — ответила она с глубоким сочувствием. — С ним трое колдунов, они заранее изучили ее, подготовились. Как только она что-то пытается, ее тут же обессиливают. А потом, мы вчера всю ночь слышали крики… Похоже, ее пытали.

— Сволочи, — буркнул я.

Она хмуро улыбнулась.

— Мне казалось, что ты и сам бы ее…

— И мне так казалось, — согласился я. — Но, знаешь, выбравшись на свободу, освободившись от цепей, живой и относительно здоровый… как-то нечаянно все-таки поддаешься гнилому гуманизьму. Или это только у меня так?

— Наверное, — ответила она неуверенно. — Мир вообще-то очень добрый. Это у вас, в закрученном…

— В завернутом, — поправил я. — Или в навернутом, не помню. У нас вообще-то говорят про апгрейденный.

Послышался конский топот, стук копыт. На фоне зияющего провала в воротах появились всадники. Я рассмотрел Лангедока, он легко слез с коня, такого же крупного и массивного, как и сам. Его окружили закованные в доспехи рыцари, двое даже не подняли забрала. Лангедок улыбался и плавным жестом завоевателя приглашал всех через пролом в замок.

Судя по его поведению, это не вассалы, а владетельные лорды, соседи, которым он демонстрирует захваченную жемчужину. С гамом, топотом и металлическим лязгом вся толпа последовала через проход за Лангедоком в холл. Я отступил в сторону и смиренно поклонился.

Лангедок шагнул было мимо, но вдруг брови грозно сдвинулись, в близко посаженных глазах мелькнуло подозрение. Он развернулся, вперил в меня указующий перст.

— Эй ты… как тебя!

— Дик, ваша светлость!

— За что, — спросил он, — тебя посадили на цепь и терзали? Мне Цюрка сказал, что, когда выломали дверь в пыточную камеру, там было не продохнуть от горелого мяса!.. Это тебя так прижигали огнем?

Я торопливо поклонился снова.

— Меня, — ответил я плачущим голосом. — Ваша светлость, вы будете смеяться, но я, оказывается, лазутчик вашей светлости!.. А до этого я, оказывается, открывал ворота Касселю, а потом намеревался открыть ворота и вам, благородному и отмеченному всеми доблестями, его светлости…

Он расхохотался, еще громче хохотали его сопровождающие.

— Дура, — сказал он с презрением. — Какая же дура!.. Как только Кассель не захватил замок?.. С такой дурой мог бы.

Рыцари гоготали, я виновато улыбался и разводил руками. Лангедок внезапно оборвал смех, глаза стали острыми, колючими.

— А как получилось, — спросил он резко, — что ты после всех пыток… цел?

Я снова развел руками.

— Ваша светлость!.. Это вы такой добрый… где-то в глубине, очень глубоко, а вот наша хозяйка… к счастью, бывшая, это такая гадина, что только и думала, как бы помучить дольше и посильнее! Она всякий раз залечивала мои раны, чтобы не помер, а то как на другой день будет терзать?