Кира Измайлова - Наследство

– Тони, – хрипло позвал он. Ведь проснется – испугается! Щетиной зарос по уши, не мылся черт знает, сколько времени, глаза красные от усталости, рубашка заскорузла, и не только от пота… – Тони, это я. Опоздал. Прости…

Она не шелохнулась. Генри тронул ее за плечо – никакой реакции. Чуть встряхнул – снова ничего.

Он сел рядом с нею на кровать, чувствуя только безмерную усталость. Да, он добрался как раз вовремя… чтобы найти ее спящей волшебным сном! И будить ее… она просила не пробовать даже! Но что делать? Как быть?

– Тони… – сказал он ей в самое ухо, наверняка оцарапав щетиной нежную щеку. – Тони, я не мог приехать раньше, я путал следы. У меня на хвосте висели… не знаю, кто. Не хочу знать. Я их стряхнул… вроде бы. Надо уходить, срочно!

– А он след сдвоил, вот и всё, – проговорила сквозь сон Мария-Антония. – Так и не нашли. А жаль, отец, отличный был зверь! С другой стороны, коли сумел уйти от охотников, пусть живет, он того заслуживает…

– Тони! – встряхнул ее Генри в очередной раз, и принцесса вдруг открыла глаза, моргнула несколько раз. – Тони, проснись!

Он готов был к чему угодно, к очередному представлению в духе «невинная дева и злой разбойник», еще к чему-то, но не к тому, что случилось дальше.

– Генри?.. – выдохнула принцесса, разом очнувшись. – Генри!!

– Ты… тихо, задушишь же… – Монтроз попытался высвободиться из кольца тонких, но сильных рук, не преуспел и сдался на милость победительницы. Хвала всем богам, она не плакала, только дышала отрывисто, будто долго бежала. – Да отлезь ты от меня, я же грязный, как не знаю кто!

– Я думала, ты уже не приедешь, – сказала девушка глухо, уткнувшись носом в его плечо. – Вообще не приедешь.

– Меня не так просто взять, – Генри не улыбался – все равно она его не видела. – Я живучий. Даже почти целеньким вышел на сей раз, так, едва оцарапало. Повезло чертовски: я прав оказался, в Сент-Иве ждали нас… меня. Я их и увел, а там… две команды оказалось, что ли? Пока они друг по другу пуляли, я и унес ноги. Кто-то еще за мной охотился, точно, так что я здоровый крюк дал, пока не оторвался. И только и думал: как ты тут, хватит тебе денег, не обидит ли кто? Тони? – Он пытался обернуть все в шутку. – Правду говори: никто не обижал?

– Пусть бы попробовали, – принцесса отстранилась, посмотрела ему в глаза. – У меня ведь твой револьвер.

– И правда что… – Генри неохотно разжал руки, потер глаза – в них будто песка насыпали. – Девушка с револьвером – это… ужасно…

– Генри! – услышал он еще сквозь сон. – О господи, да ты…

И он уже не чувствовал и не слышал, как Мария-Антония, пустив в ход весь свой обширный запас бранных слов, стаскивает с него пропыленную куртку, снимает сапоги и оставляет спать на скрипучей кровати, а сама идет вниз, чтобы попросить хозяйку сегодня приготовить двойную, нет, лучше тройную порцию на ужин, а еще нагреть воды, да побольше. И денег хватит, конечно, ведь он приехал. Он же обещал…

…Раздав распоряжения – теперь она действительно могла распоряжаться, вытащив у Генри из кармана горсть монет (он не обидится, рассудила Мария-Антония, раз деньги пойдут на дело), – девушка вернулась в комнату и села рядом со спящим каменным сном Монтрозом. Она знала, как такое бывает: когда умолкают на середине фразы и валятся без памяти, и не слышат, не чувствуют, что творится рядом. Видела сколько раз… и сколько раз сидела вот так же подле спящего мужа, вернувшегося домой лишь на несколько дней. Ей бы требовать его внимания – а Филипп и рад был этому, – но Марию-Антонию воспитали правильно. Она прекрасно понимала, что важнее в такой момент: пустая женина болтовня или пара часов крепкого сна. То, что не могло ждать, она, конечно, сообщала сразу, но прочее… до прочего, бывало, вовсе не доходило дело, и что уж теперь вспоминать!..

…Генри проспал до самого вечера, а потом очнулся – не проснулся, а именно очнулся, будто из проруби бездонной вынырнул, – сел, озираясь.

– Я взяла у тебя денег, – сообщила Мария-Антони, растягивая на руках его драную куртку. Вернее, теперь уже зашитую. – У меня почти ничего не осталось, а ты наверняка страшно голоден.

– Это точно, – сознался он, протирая глаза. – Только сперва собак бы накормить, если уже явились…

– Явились, – кивнула принцесса. – Я проверила. Их накормили, как ты велел, они спят на конюшне.

– Хорошо… – мужчина снова помотал головой, заставляя себя проснуться. – Ты как тут? Никто не трогал? Только честно.

– Никто, – девушка улыбнулась. – В дилижансе оказалась одна замечательная пожилая дама, она опекала меня, как родную внучку. И объяснила, как вести себя и что говорить, если вдруг… А на крайний случай у меня был револьвер.

– Погоди, погоди, – нахмурился Монтроз, с трудом соображая спросонок. – Это что за тетка такая? И почему тебя тут называют какой-то фамилией…

– Шульц, – напомнила Мария-Антония. – Это ее фамилия. Мариам Шульц. А я, изволишь ли видеть, ее троюродная внучка со стороны мужа.

– О господи… – Генри рухнул поперек кровати. – Тебе везет, как… Я не знаю просто! Взять и наткнуться на старуху Мариам, которой детей в округе пугают, а потом назваться ее внучкой!

– Троюродной, – заметила принцесса. – И это была ее идея.

– Ты ей рассказала что-нибудь?

– Ничего, кроме той самой истории о разоренной ферме. Но она не поверила. Ты и сам говорил, – вздохнула принцесса, – мне трудно притворяться простолюдинкой. Даже руки меня выдают.

– Тебе сказочно повезло, – пробормотал Генри, поднимаясь на ноги. Его слегка покачивало, как пьяного, это давала о себе знать застарелая усталость. – Ты мне потом все расскажешь, Тони. А сейчас…

– Ужин полчаса как готов, – сказала она невозмутимо. – Иди вниз, хозяйка тебе подаст. А потом поди и вымойся, от тебя разит, как из выгребной ямы, Генри Монтроз!

– Когда ты обниматься лезла, ты об этом не вспоминала, – буркнул он, пряча ухмылку.

– Я была слишком рада тебя видеть, чтобы еще и принюхиваться, – отрезала принцесса. – Иди, покуда ужин не остыл. Он здесь и так не сказать, чтобы слишком хорош!

Генри только вздохнул, отправился, куда послали, и приговорил минимум три порции непонятного варева с ошметками мяса, именовавшегося здесь «рагу с овощами». Да и ладно, что – и кого – бы ни спровадили в это безобразие, оно все равно оказалось горячим, сильно сдобренным пряными травами и достаточно сытным, чтобы заставить его желудок возликовать.

Потом он сходил проведать псов – те стараниями Марии-Антонии получили причитающуюся им кормежку и теперь действительно дрыхли, хотя и проснулись навстречу хозяину, – и лошадь. Та выглядела скверно, и конюх, хмурясь, сказал, что кобыла вряд ли уже будет бегать, как прежде. Генри было жаль скотинку, но он купил ее по случаю, привыкнуть не успел, а его жизнь мало располагала к сантиментам относительно таких вот случайных лошадей… Придется купить новую, вот и все, подумал он.