Кира Измайлова - Наследство

– Я была у них какое-то время. Они приняли меня, как гостью, – обошла принцесса участие Генри. – Но жить с ними я не могла, поэтому отправилась дальше. Меня должны были встретить, но этого человека еще нет. Может быть, он появится позже.

– Дай-то бог, чтобы ты дождалась, – серьезно сказала старуха. – Вижу, тебе что-то покоя не дает, на душе тяжело… Беда какая?

– Моя собственная, – усмехнулась Мария-Антония. – Здесь никто не поможет. Я не могу рассказать, уж простите…

– Да уж прощу! – Мариам вдруг обняла девушку с силой, какой сложно было ожидать от такой сухопарой старухи. Но недаром, видно, она в юности помогала отцу! – Ничего, девочка… Вижу, ты из крепкого дерева сработана, сдюжишь, хоть и благородных кровей… Что морщишься? Говорю же – видно! Как ты ходишь, как голову держишь, спину – это ж иная благородная измордуется, а не сумеет так! Уж поверь старухе…

– Верю, – принцесса осторожно обняла ее в ответ. Да, пожалуй, в этой старческой оболочке таилось еще немало сил! – Я не привыкла притворяться. Но я учусь.

– Хорошо учишься. Тебя и до меня неплохо наставили, – Мариам остро посмотрела ей в глаза, отстранившись. – Но явно ведь мужик учил! Ни черта, прости господи, в наших делах не смыслящий!

– И это правда, – невольно рассмеялась девушка. – Но он… надежный. Я не лгу.

– Да и не сомневаюсь, – вздернула та подбородок. – Ты не дурочка, сразу видать, кому попало не поверишь. И не такая ты молоденькая, как сказалась, не шестнадцать тебе, я-то уж вижу…

Мария-Антония кивнула, признавая ее правоту.

– Пора мне, – сказала старуха, поправляя черную шаль. – А если что… Если не явится твой провожатый, езжай в Мариам-Крик. – Она усмехнулась, заметив недоумение девушки. – Это покойный мой благоверный вовсе разума решился. Ферму переименовал, а там и городок приказал моим именем назвать, а ему разве воспротивишься? С такими-то деньгами! – Старуха вздохнула, а принцесса на мгновение увидела ее такой, какой та была много лет назад: чернокосой и черноглазой красавицей, в честь которой не то что ферму, страну назвать можно было! – Словом, езжай туда. Проводник в долг поверит, ты только скажись внучкой… ну, пусть троюродной внучкой Мариам Шульц. Меня тут хорошо знают, а я парня на станцию отправлю предупредить. У меня родни полным-полно, одной внучкой больше, одной меньше… Скажешь, что деньги украли, да и езжай. А домой я сообщу, чтобы ждали и не вздумали позабыть. – Она криво усмехнулась. – Пока я жива, денежки все мои, так что не забудут. А теперь – счастливо оставаться!

– И вам счастливо, – принцесса коснулась губами сухой старческой щеки, так и не решившись произнести окончательное «прощайте!». – Я вас никогда не забуду…

– Ну вот мне и еще кусочек бессмертия, – хмыкнула Мариам, открывая дверь. – Знаешь же, человек жив, пока его помнят. Ну так еще немного, и я точно останусь в веках! – Она обернулась на пороге, спросила, понизив голос: – А что у тебя в саквояже, а? Ведь тяжесть какая!

– Револьвер, – ответила девушка.

– Уважаю, – вздохнула та. – Сама по молодости стрелять любила…

Мария-Антония невольно рассмеялась, а старуха прикрыла за собой дверь и ушла, навсегда ушла из ее жизни, как думала принцесса.

…Но что же делать? Да, ее возьмут на работу, девушка не сомневалась: хозяйка «Синей курицы» только что под ноги старухе Мариам не бросалась, а уж ее невольную протеже и вовсе с удовольствием пристроит хоть в судомойки. Пусть даже только за жилье и еду… хотя и это слишком щедрая плата для простой служанки, особенно если остаться в такой вот комнате.

Мария-Антония огляделась, присела на кровать. Она уже пыталась найти место белошвейки, но здесь и так хватало рабочих рук. Значит, только в служанки… Или все же попытаться дать весточку на ферму «Адель»? Она уже выяснила, что это неподалеку, дать монетку проворному парню с какой-никакой лошадкой, тот живо обернется… Только знать бы, что весточка попадет в те руки!

Принцесса, не раздеваясь, упала на покрывало. Подняла руку, повертела ремешок с единственной бусиной – времени прошло уже предостаточно, и что ей делать, если ее снова настигнет волшебный сон? Черные ветви из земли не лезли, и на том спасибо, не то ее, чего доброго, выселили бы с постоялого двора, а то и ославили колдуньей… Заживо теперь не жгут, но взамен – судебное разбирательство с тоувами, а то и магами, и что они найдут, неведомо!

«Генри, – подумала Мария-Антония. – Пусть ты окажешься жив. Пусть ты просто застрянешь в пути! Я стану ждать столько, сколько нужно. Я привыкла, я всю жизнь ждала: сперва мужа, потом – столько лет – невесть чего, а теперь я буду ждать тебя. Неважно даже, проснусь я или нет, мне уже все равно, у меня ничего не осталось. Но ты… Возвращайся, Генри Монтроз! Я жду…»

Усталость последних дней дала о себе знать: девушка прикрыла глаза – перед ними плыла бесконечная прерия… Как же хорошо было там, где не было нужды притворяться не той, кто ты есть на самом деле, где принцессе не приходилось строить из себя служанку с риском попасться…

…Генри сунул поводья чуть живой лошади конюшему, оглянулся – Гром и Звон еще не подоспели, ну да ничего, найдут по следам. Надо только слуг предупредить, чтобы не шарахались и дали зверям поесть!

Его самого шатало от усталости, тянуло свалиться прямо во дворе этой треклятой «Синей курицы» и сдохнуть, но он не мог позволить себе такой роскоши. Он и без того опоздал на… Черт его знает, на сколько именно он опоздал, он уже не считал, главное, что может оказаться слишком поздно!

Генри не сразу даже осознал, что втолковывает ему служанка. Что? Девушка по имени Тони Шульц всё еще здесь? Прибыла дилижансом… Да, и живет безвыездно… Да, такая рыжеватая, с серо-голубыми глазами, очень вежливая и скромная. Второй этаж, господин, она у себя была, только…

Какое там «только»! Тони… Почему Шульц, откуда взялась такая нелепая фамилия, и знакомая ведь! Может, это не она вовсе? Но приметы сходятся, а фамилия… Да пёс с ней, вот нужная комната, только на стук никто не откликается. Заперто? Нет, дверь открыта… Вот тетеря, ушла и забыла? Или сама не заперлась? Забыл он сказать ей, чтобы задвигала засов!

Генри переступил порог и замер. Это была Мария-Антония, вне всяких сомнений, в простеньком платье, и волосы уложены, как тут принято у девиц…

Она спала, прикорнув на краешке убранной кровати, будто сон сморил ее среди дня, и лицо было спокойным и серьезным. Одна рука свешивалась до пола, и Генри разглядел на чисто выскобленных досках порванный сыромятный ремешок и крохотную кучку черной пыли.

– Тони, – хрипло позвал он. Ведь проснется – испугается! Щетиной зарос по уши, не мылся черт знает, сколько времени, глаза красные от усталости, рубашка заскорузла, и не только от пота… – Тони, это я. Опоздал. Прости…