Всадник - Юрий Валерьевич Литвин
Ну и пусть, ну и ладно. Поверхность эта напоминала, все тот же каменный пол, с которого Александр Маношин стартовал в открытый космос.
Самое дурацкое, что первой мыслью было:
« Ну и что?»
Причем не «ну и что дальше?», а именно банальное « ну и что?».
«А ничего. Мой личный Апокалипсис».
…Агнец, отворяющий семь печатей… и явились семь Ангелов. И два свидетеля сего могли пророчествовать 260 дней.
Это еще что такое?
«Все то же».
Кто говорит со мной? Вера?
«Вера умерла».
Нет!
«Да. Это ты сам с собой говоришь. Тут это можно».
…Они все были здесь. На этом пути. Все скелеты моего последнего шкафа. А напротив каждого стоял еще кто-то.
Карлыч улыбался своей немного заискивающей улыбкой прямо в лицо абсолютно незнакомой мне неприятной старухе в черной шляпке с вуалью. У нее был хищный нос, и мне стало жаль нашего бедного профессора.
Какой-то старлей в вылинявшей полевой гимнастерке, огромный и немного неуклюжий с удивлением рассматривал Коновалова, окровавленного, истоптанного конскими копытами, но все еще сжимающего в руке гномий топор.
И женщина с тяжелой лопатой, взъерошенная с потеками туши на лице, она смотрела на Одинцову, и почему-то руки ее были в земле.
Вот так, наверное, это бывает. И плевать на то, что я знал, что так нельзя, так не по правилам, какие тут к черту правила?
Они смотрели друг на друга и на меня одновременно, и не двигались. Потом двинулись, каждый к своему партнеру, что ли. А я стоял, как вкопанный. И тут что-то явственно треснуло, и я почувствовал, что кто-то приближается ко мне на громадном коне невиданной красоты и породы…
А дальше пыль и звуки далеких или близких разрывов, и какая-то муть, и странные плоские фигуры на стенах пришедшие в движение.
Движение…
И я оказался как бы вне всего этого действа. Я просто разделился.
Кто-то позвал меня:
– Марсильяк!
И я сказал:
– Вуаля.
Боже, это все было?..
х х х
Если ты уже дошел до края,
Не спеши открыть ворота рая.
Не спеши их открывать не надо,
Это могут быть и врата ада…
( А. Маношин Стихи)
…Ужас, охвативший меня, сменился немой печалью, я был не в силах оглянуться, но твердо знал, что Они смотрят на меня. Я знал, что наступил мой личный Апокалипсис, но порошок Семян жизни был на мне, и потому все должно произойти именно так, а не иначе. Я не мог оглянуться, просто не мог! Понимаете?
Но все-таки я оглянулся. Или это снова были пространственные чудеса. Не знаю… То есть… как вам сказать? Зная, что ничего не увижу, я все-таки оглянулся.
«Ну, что же вы? Хей!» Я сосредоточился и представил их всех там, среди белых столбов клубящейся пыли от рухнувшей пирамиды и…
Я никогда не был особенно религиозным и набожным, думаю все это уже поняли, но сейчас мне ужасно захотелось помолиться. А я как назло не знал ни одной молитвы. Боже всемилостивый всемогущий… Не то… Как же там…
…Иже еси… Нет не вспомнить…
И вдруг… Слова явились сами.
… Отче наш, Иже еси на небесех!
Да святится имя Твое, да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполнявши всякое животное благоволения. Аминь!
Слова приходили сами собою, легко, словно знал я их всегда и верил в их волшебную силу. Щеки мои стали мокрыми, я забыл уже как это бывает, и тем не менее, не стеснялся. Кого? Да самого себя, кого же еще. Мне показалось, что в этот миг я наконец понял, что означает слово Благодать…
Христово Сознание входило в меня.
…А Конь уже танцевал подо мной, и я чувствовал его нетерпение, я чувствовал, что все уже кончилось, и в то же время чувствовал, что… все только начинается. Они были там, и они смотрели на меня, я протянул невидимую руку, и гробница Фараона перестала рушиться, на миг, но этот миг мог стать вечностью, и я продлил его, и засмеялся. Сквозь слезы. И сжал кулак и кажется, кому-то грозил, и невидимое ухо услыхало, и взгляд, данный космосом, увидел их так ясно, что захотелось зажмуриться, но эти новые глаза не могли жмуриться. И кэп покачал головой и смущенно пожал плечами, мне не нужно было говорить, а ему все было понятно, он покачал головой отрицательно и положил разрубленную руку на плечо старлея.
« Нет смысла Всадник,– говорил кэп,– я снова на Пути, и здесь у нас похоже перекресток. Все хорошо… Саня…»
И они замерли как изваяния, как два истукана с острова Пасхи, и глядели на меня спокойно и ободряюще.
Я кивнул им мысленно, и они пропали, спокойно, как исчезающие за горизонтом пароходы.
Старуха меж тем сняла свою шляпку, и я увидел, что волосы у нее абсолютно седые. Она взяла под руку профессора и повела куда-то по зеленой тропинке, а Карлыч смущенно кивнул мне и растерянно пожал плечами.
Я улыбнулся ему ободряюще, и они ушли.
Потом, потом все мои подходили по очереди, каждый жал мне руку и Клим, и Маноло, и Джон. И конечно одним из Следующих был Марсильяк, и с ним был его друг, как звали его? Кажется Дже.… А впрочем… Он вертел пальцем у виска и смеялся, другой рукой он показывал на меня. И я понял. Виконт был здесь, да он же и не пропадал никуда… Дже понял, что я понял и исчез, хлопнув в ладоши. А где-то из-за уха, внутри моей головы, кто-то сказал «ку-ку». А я сказал «привет»!
И я знал, что у них был свой путь, а у меня свой, и тоска схватила меня за горло так резко, что я заплакал, но слезы мои, как и смех стали Серебром и я почувствовав это успокоился. А где же…
Где же Вера? Ее почему-то не было. Ну так, значит так. Что я знаю об этом? Что делать Ей здесь?
Что-то теплое ткнулось мне в руку и всхрапнуло. Конечно, как мог я
