Денис Чекалов - Между двух войн

Вскоре он перешел на мохнатые тела гигантских па­уков. Орки оказались погружены в океан огня, и единственный выбор, который у них оставался, – это принять смерть в седле или соскочить с него и умереть на бегу.

Франсуаз с жестоким удовлетворением наблюдала за тем, как умирают ее враги. Крики орков поднимались к небу вместе с черными клубами пламени. Огонь бушевал недолго, очень скоро он выгорел, и лишь обугленные, обезображенные трупы остались в центре выжженного круга напоминанием о разъезде орков.

9

– Вы видели, что там произошло? – спрашивал Колтон. – Нет, вы видели?

– Да, – ответил я. – Я видел.

Вблизи Колтон выглядел гораздо моложе, чем могло показаться в полутемном Зале собраний или когда он стоял перед строем своих солдат поодаль от меня.

На мгновение мне показалось даже, что он совсем юн. Но нет, это впечатление улетучилось, стоило лишь взглянуть на него повнимательнее.

Нет, он далеко не юноша, подумал я, приглядевшись. Лет тридцать пять – тридцать семь, не меньше. Просто в отличие от большинства ему удалось пронести сквозь время юношеский задор и остроту ощущений. Обычно это с годами проходит, увядает, словно нежный цветок под холодным ветром.

Колтон любил жизнь, и она нравилась ему такой, какой он ее видел. Он не был наивен и понимал, что мир далеко не совершенен; но он был готов трудиться не жалея сил, чтобы изменить его. Я почти не знал Колтона, но не сомневался, что жрица Мириэль сказала мне правду. Колтон на самом деле был готов умереть за то, во что верил.

И все же он был наивен, бывший лесничий, ставший командиром гиберийского ополчения. Он все еще думал, что можно изменить мир и не измениться при этом самому.

– Мы победили.

В голосе Колтона не просто звучало возбуждение. Он был весь переполнен им, словно кровь его превратилась в божественный напиток, дающий ему способность летать.

Это ощущение, которое знакомо только наркоманам, поэтам да мистикам. Обычные люди испытывают его лишь в те редкие моменты, когда жизнь поднимает их ввысь на волне восторга и упоения. Но они не знают, что это всего лишь миг, что волна схлынет, а то и накроет с головой и поглотит.

Колтон был простым лесничим, и дело, за которое он взялся, превышало его возможности. По крайней мере, это касалось Колтона – хранителя леса.

Каким мог стать он теперь, не знал даже он.

– Мы уничтожили орков, – говорил Колтон, и глаза его сияли. – Майкл, мы не потеряли ни одного человека.

Это было прекрасное ощущение – то, которым он был охвачен. Он не знал сомнений, его рассудок молчал.

– Конница орков подойдет скоро, – продолжал Кол-тон, – и мы уничтожим ее. Раньше я не думал, что такое возможно. Но теперь я увидел все своими глазами.

Он повернулся ко мне, и в его волнении было нечто, схожее с тем, что я видел в глазах жрицы Мириэль.

– Мы победим, нам даже не потребуется самарийская армия. В самом деле, к чему нам их легионы? Я давно говорил, что незачем платить налоги их императору. Достаточно оплачивать армию наемников.

Ход мыслей Колтона резко изменился, но сам он этого не замечал. Все, о чем он говорил, служило продолжением одной темы.

– А вы видели, как она скачет на лошади? – говорил он. – А тот прыжок. Я никогда…

Мириэль стояла у ствола древнего кедра. Она видела Колтона и слышала все, что он говорил. Колтон не за­метил друиды и прошел мимо, продолжая увлеченно говорить.

10

– Мне рассказали о победе, которую вы одержали, – произнес генерал Грантий.

– Да, – коротко ответила Франсуаз.

Девушка быстрым шагом проходила по городской улице. По обе стороны, прислоненные к домам, корчились сделанные из дерева преграды. Огромные ветви деревьев, обструганные и заостренные, вывороченные из земли корни, ежи, сколоченные из досок.

Они вытягивали вперед крепкие щупальца, поднимаясь на высоту лошади, и ждали лишь того, что вражеский всадник напорется на них. Их создали жители Гиберии, для которых кедр всегда был покровителем и заступ­ником.

Демонесса оценивала каждый заслон внимательным взглядом и указывала ополченцам, какие из них можно отвозить в степь и устанавливать, готовясь к приходу оркской конницы. Если укрепление нуждалось в доработке, девушка останавливалась перед ним и в нескольких словах объясняла солдатам, что следует изменить.

– Говорят, там было пять десятков, – сказал Грантий. – Многовато для разъезда. Франсуаз усмехнулась.

– Только десятеро. Набейте еще шипов, здесь и здесь. Заслон должен закрыть большую площадь. Вот так.

– Всего десять? Генерал покачал головой.

– Выходит, слухи как всегда преувеличивают реальность… Я не хочу умалить ваши заслуги, Франсуаза, но победить десять орков, заманить их в ловушку – это еще ничего не значит.

– Для них, – демонесса кивнула на людей, что окружали нас, – это значит очень много.

Франсуаз внимательно следила за тем, чтобы никто из ополченцев не мог услышать наш разговор. Она не хотела, чтобы солдаты узнали о неуверенности генерала Грантия.

– Этот хорош… Можете его нести.

– Это так, но боевой дух не может заменить выучки, – возразил самаринский полководец. – Эти люди не выдержат и минуты под натиском оркской конницы. Я настаиваю на том, что необходимо отступать в лес.

Громкий, полный ужаса крик пронесся над улицей. Топот бегущих ног смешивался с грохотом деревянных заслонов, падавших на булыжную мостовую. Франсуаз побежала туда, где над крышами домов поднимался шум, расталкивая людей и сбивая их с ног.

Грозное рычание орка взмыло над всеми другими звуками. Теперь не оставалось сомнений, что стало причиной охватившей горожан паники. У меня не оставалось ни малейшего шанса догнать Франсуаз. Она неслась слишком быстро, а люди, сбитые ею, пытались подняться и преграждали мне путь.

Я остановился и начал смотреть на белое облачко, плывшее в голубой дали. Генерал Грантий пытался поспеть за девушкой, но расстояние между ним и ею все увеличивалось, пока ее голова с развевающимися каштановыми волосами не исчезла среди домов.

Я подошел к деревянному заслону, стоявшему ближе всего ко мне. Поставив ногу на нижний из шипов, я взошел по нему как по лестнице, и перепрыгнул на крышу соседнего дома. Толстые кедровые доски без труда выдержали мой вес.

Я прошел по плоской кровле и перепрыгнул на соседнюю крышу. Спустившись по ней, я перешагнул на высокий забор, ограждавший выгон для трехголовых гусей, и неторопливо перешел по нему как по канату.

Спрыгнув на середину городской площади, я первым делом удостоверился в том, что не помял своего костюма. Огромный орк стоял впереди меня, потрясая в воздухе сжатыми кулаками.