Элеонора Раткевич - Меч без рукояти

– Больше, чем ты полагаешь. Он нашей храбрости отдал должное… но он и сам очень храбрый человек. Не всякий бы на его месте осмелился.

И снова Хэсситай вроде бы и ответил на заданный вопрос – а все равно ничего не понятно.

– Но почему? – взмолился Байхин. – Разве такое уж преступление – пустить в город двоих комедиантов? И почему наше ремесло здесь запрещено?

– После, – покачал головой Хэсситай. – После расскажу. Вон смотри – до базарной площади уже рукой подать. Не на рынке же такие разговоры вести. Вот погоди, отработаем свое в больнице, я тебе все и расскажу. На этот раз действительно все. Без недомолвок и отговорок.

* * *

Отец Байхина, как и подобает знатному вельможе, содержал за свой счет несколько благотворительных приютов и больниц. В дни торжеств по случаю дня рождения щедрого и милосердного покровителя там устраивались невыносимо тягучие молитвословия во здравие господина. Долг повелевал ему присутствовать на всех приютских молебствиях – или хотя бы препоручить их посещение кому-либо из членов семьи. С тех пор, как Байхин мог выговорить слова официального приветствия не запинаясь, он ежегодно проводил не менее недели, посещая благотворительные заведения для убогих. Запах приютской кормежки и выражение лиц больничных служителей не были ему внове. И все же, едва переступив порог больницы, Байхин остолбенел. Он почувствовал, что самообладание ему изменяет. Ужас, пережитый им в день первого выступления, показался ему ничтожным, смешным и постыдным. Все, пережитое им доселе – все, что он наивно полагал мучительным, страшным или хотя бы неприятным, – все скукожилось и померкло. Все забылось в тот миг, когда Байхина обступила стайка детей со старческой шаркающей походкой и лицами изжелта-бледными, как жеваная бумага.

Когда Хэсситай поманил Байхина к себе, тот не мог сдержать вздоха облегчения. Чего бы ни потребовал сейчас Хэсситай – все лучше, чем стоять посреди безмолвных детей и гадать, кого из них желание жить покинуло настолько, что он не дотянет до вечера.

– Все уже уговорено, – прошептал Хэсситай, увлекая Байхина за собой. – Работать будем в больничной часовне. Места там предостаточно, на всех хватит… а в случае чего можно прикинуться, что молебствие идет.

В пустой часовне каждый шаг отдавался гулко и торжественно. У Байхина малость полегчало на душе: пожалуй, больше всего его угнетали не лица обреченных – такое лицо он и сам видел когда-то в собственном зеркале, – а тишина… тишина в набитой детьми больнице.

– Пожалуйте в алтарную, – окликнул Байхина маленький тощий священник с морщинистым, как пустой кошелек, личиком. Голос у худосочного старичка оказался неожиданно звучным.

Байхин замешкался, заоглядывался в поисках алтарной в незнакомом храме. Огромный детина с угрюмой рожей бесцеремонно снял сумку с его плеча и понес куда-то за раздвижные панели с изображением Бога Исцелений и творимых им чудес.

– Если кто нагрянет, отсиживайтесь здесь, – хмуро произнес детина. – В алтарную никто сунуться не посмеет.

– А нам, выходит, можно? – не удержался от вопроса Байхин.

– Вам – можно, – с прежней мрачностью ответил детина. Байхин почел за благо сменить тему.

– Тут канат где-нибудь закрепить получится? – поинтересовался он. Детина призадумался.

– Если только вон там… видишь? Ну вон же крюки торчат… на них еще в праздничные дни светильники цепляют.

Байхин высунул из алтарной задранную голову, вгляделся озабоченно – и ахнул. Крюки торчали чуть не под самым куполом часовни. Светильники на них вешал не иначе как сам Андо – крылатая ипостась Бога Исцелений.

– Я туда не долезу! – ужаснулся Байхин.

– К левому крюку лесенка ведет… а на правый можно петлю закинуть, – посоветовал детина.

Байхин закрыл глаза, помолился Богу Исцелений в самых непристойных выражениях, какие только пришли ему на ум, открыл глаза и полез по узенькой шаткой лесенке. Он всегда сам закреплял канат, как и полагается настоящему киэн… но с какой бы охотой он передоверил на сей раз это дело кому угодно! А ведь ему еще раз придется карабкаться наверх по ветхим ступенькам – уже для того, чтобы ступить на натянутый канат… и лучше уж подавить неожиданный приступ малодушия и освоиться с ненадежной лестницей сейчас, чтобы не сверзиться с нее в приступе дурноты прямо перед публикой. Полно, Байхин, да что за ребячество – страшиться такой ерунды! По канату ходить не боишься, а лестницы вдруг испугался… не себя, так хоть мастера своего постыдись… а кстати, куда он запропастился?

– Тебе помочь? – крикнул Хэсситай, показываясь из алтарной.

– Нет, спасибо, я сам, – прокричал в ответ Байхин, старательно выцеливаясь.

Петля легла точно на противоположный крюк. Байхин удовлетворенно хмыкнул, закрепил канат на своей стороне часовни, вытер потные ладони прямо о штаны и принялся спускаться вниз.

В алтарной было тесновато. Кроме Хэсситая и тощего священника, в уголке примостился с пестрым тряпичным мячом в руках тот самый врач, с которым Хэсситай сговаривался о выступлении, – существо на первый взгляд робкое и слабосильное донельзя. Торопливо накладывая на лицо грим, Байхин нет-нет да косился то на врача, то на священника. Этих двоих тоска смертная обошла стороной… интересно, откуда в них столько мужества и свежести духа, чтобы противостоять губительному поветрию? Байхину было страх как любопытно… однако времени для расспросов уже не оставалось: у дверей часовни послышались тихие шаги. Священник одернул свое одеяние с аккуратной заплатой на спине, приотодвинул панель и выскользнул из алтарной. Врач томительно вздохнул и нервно почесал переносицу.

– Начинаем вместе? – шепотом спросил Байхин. Хэсситай покачал головой.

– Не стоит. Кто его знает, сколько нам придется выступать – может, даже и сутки. Верно я говорю?

Врач уныло кивнул.

– Работать будем поочередно. Иначе только умаемся впустую.

Байхин потянулся было за шариками, но Хэсситай снова качнул головой.

– Начинать буду я. И не делай такие глаза! У тебя в жизни худшей публики не попадалось – молись, чтоб и не попалось впредь. Ты их разогреть не сумеешь… а от правильного начала слишком многое зависит. Особенно на этот раз.

Байхин неохотно кивнул. Конечно, Хэсситай прав, и ему с его малым опытом полумертвых от болезни зрителей не расшевелить. Но до чего же бледно он будет выглядеть после ошеломляюще блистательного Хэсситая!

– Все, пора. – Хэсситай внезапно обернулся в сторону щели между панелями. – Слышишь?

Действительно, священник уже призвал благословение Бога Исцелений на головы заезжих смельчаков, затеявших богоугодное действо в стенах его храма.