Татьяна Мудрая - Мириад островов

Авантюра пятнадцатая

— Вот, выходит, что, — вслух произнесла Галина, сворачивая документ потуже. — Вот какое он прощание устроил. Притчу сочинил. Держу пари, Красноволк и прочие новеллы не только переписывал в наилучшей манере.

Бывают тексты, что вмиг проясняют то, что уже случилось. Бывают — непонятные, но оставляющие занозу, которая обрастает жемчужными оболочками смыслов много позже.

Этот работал двояко. В прошлом и будущем.

Любовь, выраженная с обеих сторон сплошными обиняками. Так, чтобы не было необходимости на неё отвечать.

Нет, как она, Галина, была слепа: будто сейчас Рауди — королевская кровь. С этой его повязкой вплоть по глазам. Нет, хуже. Вороница шла напролом почище этой девочки-Воронёнка. Не понимая, что Белый Ворон… Красный Волк бережёт её от самого себя. И от неведомой, но, по его мнению, грозной беды.

Хотя — вполне ведомой. Не желал воровать, хотя ему вручили ключ от двери и показали, чем сами рады поделиться.

Беда семье или роду. Это надо учесть?

— Информация к размышлению, — тихо говорит Галина. — Братья-погодки… Шахин и Хайсам… Они что — были друг с другом неразлучны, словно Ода и Мори? Словно легендарные любовники японской истории — великий Ода Нобунага и юный Мори Ранмару? Оттого Рауд с ними ссорился и, как Ода, рвался к девице, смутно напоминающей мальчишку?

Знак незаконной страсти. Кого и к кому? Низшей к высокому, Галины к Орихалхо? Её же к Волку?

В конце-то концов, герой псевдояпонской истории тянулся к юной женщине. Женщине, что напоминала своей статью и поведением мальчика, мужчину.

Счастливый конец истории, начавшейся так скрытно, — и так драматически.

Потусторонний? В этих… Полях Радости?

А если это «элементарная подстава», как говорят в Рутене? Попытка растрогать? Не удалось грубостью, так на чувства надавил?

— Мне должно быть стыдно. Передо мной так или иначе раскрылись — а я хладнокровная тварь, — снова проговорила Галина, будто бы уговаривая себя.

Навряд ли у Волка есть силы играть сейчас. Даже если он в самом деле сочинил свою легенду накануне. Но!

Похоже на правду — не означает всей правды. Рауди ведь не сказал, что любит. Прямо — не говорил никогда.

Только ведь и герои новеллы ведь тоже. Намёк: учись понимать контекст.

— Пойти и сказать — «я поняла», пасть на грудь и разрыдаться — это типа «хочется, но никак нельзя», — сказала снова.

Развернула. Свернула. Завязала. Постукала по ладони. Кое-как поднялась.

И отправилась выяснять, где и что Орихалхо.

В конце-то концов, от сэнии Гали ожидают, что в результате она будет невылазно сидеть у ложа смертника? А вот накроетесь медным тазом со своими предсказаниями.

Орри, как мигом выяснилось, лежала в своей комнатке, но без Тхеадатхи — того забрали в общую госпитальную палату. Лицо — один большой кровоподтёк, что заметно просвечивает сквозь тёмную кожу, но опухло лишь слегка. И весёлая злость в глазах.

— А, явилась, героиня праведной битвы, — приветствовала, чуть кривя губы.

— Что-то не так? — Галина подошла, села на край низкого дивана.

— Напротив. Ты отличилась. Что называется, вырвала победу… Из чьих только рук — не знаю. Послала народ в рукопашную, когда второе по рангу начальство сидело в резерве на карнизах.

— Орри, скажи по чести, я виновата в мясорубке или в том, что убито было слишком мало?

Подруга рассмеялась и снова состроила гримасу: такую неожиданно потешную, что Галина рассмеялась — и снова прорезался тот чахоточный кашель.

— Что с тобой?

— Чепуха, то же, что со всеми. В грудь плотно заехали. Судя по эффекту, метнули гранату из подствольника. Побочный результат бойцовой эйфории. Пыла, одним словом.

На военный жаргон и соответственно чёрный юмор Орихалхо не среагировала — попросту не поняла.

— Я не укоряю. Что вышло, то вышло. Только теперь с тебя спрос будет двойной. Нет, тройной — по числу удач. Многократный. Как с живого амулета.

— Не беда. Я ведь вполне могу не поправиться.

— Что так мрачно?

— У Рауди Огневолка побывала. Ты о нём знаешь?

— По горячим следам. Мало кто знает больше. И слышала, как он сказал, когда нас рядом положили; «Без обеих рук ни выводить буквы, ни замахиваться клинком, ни любить женщину. На кой мне сдалась эта жизнь?

— Обеих, Орри?

— После того нашего Рауди оперировали. Никто не представляет, почему одних из этого жуткого оружия буквально пополам перерезало, а другие будто щитом незримым укрылись. Великая Мать для себя придержала, наверное.

— Эрешкигаль или Эрдени? Природа или нижняя земля Верта? Мистика.

— Можно и пренебречь. Слушай, Гали, мне трудно сейчас. Тебе тоже, но лекари тебя не смотрели. Иди и реши с ними все вопросы.

Вот так. По тону — разговор не влюблённых, а в самом деле супругов, либо озадаченных общей проблемой, либо… да просто идущих в одной упряжке, поднатёршей обеим холку.

Что между ними легло и сдохло, говоря по-мужски?

Лекари работали в общей палате второго уровня — для доставки лежачих рискнули использовать «верблюжий подъёмник». Один такой мимоходом поймал Галину, проверил. Сделал лаконичный вывод:

— Надлом ребра, внутри кровавые сгустки, но лёгкое не проткнуто. Надо повязки менять почаще. И пить парное или сброженное молоко мулагриц.

— Рауди вы тоже так коротко пользовали?

— Рауди, — лекарь помедлил. — Погоди, высокая сэниа. Я вас позже найду. Твоя Орихалхо ведь там, где и раньше? Или к тебе, только тогда пусть и она вслед за тобой явится. Мне бродить не с руки — работы много.

Решили, что Орри, раз уж позволили, переберётся к жене. Во-первых, не будет тревожить тень Тхеадатхи или он сам, покуда висящий между мирами. Во-вторых, как негласно решили обе, нелишне и подновить былые отношения: не с того ли они заросли травой и мохом, что были позаброшены, как в старинном русском романсе?

Было и третье. Беду и судьбу лучше встречать не таясь от неё.

Лекарь — имя ему оказалось Шафиулла, довольно логично, целитель от Бога — явился позднее к вечеру. Сделал знак приветствия, посмотрел мельком на неподвижную свинцовую маску, что была у Орри вместо лица, пощупал бока без той особенной муслимской деликатности, что была принята в больших и малых городах. Кивнул Галине:

— Разрешите сесть? Утомился.

И уже расположившись понадёжней на одной из круглых подушек:

— Так вот, о вашем друге. Ни одного целого ребра, нарушена та перепонка, что отделяет грудь от брюшной части. Лёгкие, судя по всему, не проткнуты, по крайней мере мы слышали, как работает одно из них, когда зашивали прореху. Если бы не то, что гнилая зараза проникает внутрь тела с каждым вдохом, это бы исправилось как бы само собой. На левой руке три пальца отсечены по средний сустав, правая раздроблена. Мы кое-как соединили косточки и мягкие ткани, но надежды на восстановление почти нет. Глаза целы, но из-за сильнейшего ушиба черепа им лучше дать покой.