Александр Лайк - Закат империй

— Я… не уверен, — отважно сказал тот.

— А то я могу для начала побыть командором немножко, — невинным тоном сказал рыцарь. — А ты, Рен?

— Можешь не сомневаться, — заверил воин. — Всю жизнь мечтал быть командором. Что касается третьего голоса, то с ним, кажется, и так все в порядке.

— То есть мне только одно не нравится, — сказал Коборник, стараясь взять себя в руки. — Что это не я буду драться.

— Ну, так что же скажут командоры? — нежно спросил рыцарь, приближаясь к Веследу с очаровательной наивной улыбкой.

— Я согласен, — выпалил тот. И сразу добавил: — Хотя и против моего согласия.

— Сложно вам живется, командор, — сочувственно сказал рыцарь. — Вы так противоречивы. А вы? — он повернулся к великому ризничему. — Вы тоже исполнены противоречий? Ваш дух смущен?

Скредимош встал.

— Я согласен, — сказал он с достоинством.

— И я согласен, — сообщил Коборник, не дожидаясь вопроса.

— Сволочи, — ужасным голосом сказал генерал. — Подонки.

— Такими их воспитал Орден, — сказал рыцарь. — Значит — ты. Зерна гибели ты взлелеял сам. Это справедливо.

— Но это же не только я! — закричал генерал.

— Всякий носит в себе и деяние, и расплату. Всякий платит за себя. И заплатишь ты собой. Вставай. — Рыцарь повернулся к воину. — Если у тебя нет возражений…

— За угощение я с ним расплатился, — лениво сказал воин. — И я уже получил, что хотел — и битву, и победу.

— Теперь я хочу справедливости, — сказал рыцарь и не оглядываясь, шагнул на алтарь.

Коборник посмотрел на генерала.

— Вам помочь, ваша святость? — почтительно осведомился он. — Или вы сами, сучья мать, выползете?

Генерал встал. Пинком отшвырнул легкий стул и двинулся к площадке, сильно оттолкнув по дороге Коборника. Командор едва не упал, но все-таки удержался на ногах.

— Я всегда ждал этого дня, — сообщил он.

— Дурак, — сказал генерал отвлеченно-бодро. — Это я его ждал.

Он вытащил меч и остановился на краю площадки.

— Восемь лет я ждал, что завтра — сегодня, сейчас! — придет кто-то, кто захочет сожрать меня. Я удивлялся: почему же его так долго нет? Может быть, что-то случилось в мире, если уже восемь лет я не чувствую зубов в своем горле? Но нет, все нормально. Болото закипело, забродило. Расступилась ряска, и вот из зловонной жижи поганый пузырь выносит нового Короля Горы. Жизнь продолжается! Себя только жалко.

Генерал повернулся было к площадке, но снова остановился.

— А если кому-то кажется, что все началось внезапно, неожиданно, с одной-единственной сановной сволочи, то пусть пойдет на орденское кладбище и посмотрит годы на могилах. У северной стены. А если ему станет дурно и он не поверит — пусть раскопает могилу и посмотрит на кости. Все, судари мои. Мне пора, мой поганый пузырь, кажется, лопается. Встретимся на дне!

Он вскинул меч и взошел на алтарь.

Коборник смотрел на встречу двоих с жадным любопытством. Веслед отвернулся. Скредимош опустил голову на руки, словно заснул за столом. Только воин был бесстрастен. Он вполглаза наблюдал за происходящим, сосредоточенно поедая сыр. Ломтик за ломтиком.

Генерал работал клинком быстро и умело. К удивлению большинства присутствующих, он дрался не хуже Осмога. А если и хуже, то ненамного. Он яростно атаковал рыцаря снова и снова, со всех направлений, изо всех позиций. Некоторые из его ударов казались неотразимыми.

Но рыцарь перехватывал все до единого.

Пока что он не сделал ни одного наступательного движения, он только оборонялся. Но оборонялся с каждым ударом все жестче и жестче. Генералу стало трудно наносить удары, хоть он и выполнял их почти без замаха. А рыцарь блокировал его все плотнее и плотнее, пока не возникло впечатление, что он останавливает клинок генерала еще до того, как тот начнет движение.

А потом рыцарь начал действовать сам, и вся зрелищность боя пропала, испарилась без следа.

Потому что за движениями рыцаря невозможно было уследить.

— Генерал, — сказал он отстраненно. Не обращаясь к противнику, нет, а просто произнося вслух слово, которое имело для него какой-то особенный смысл. — Ге-не-рал.

Удар сверхъестественной силы, скорости и точности сорвал золотой венок с головы генерала. Венок покатился по камню, смешно подпрыгивая и брякая, совсем как жестяная детская игрушка, только набитая чем-то до чертиков тяжелым.

— Граф се Упалех, — так же отстраненно, но уже более заинтересовано сказал рыцарь. — Это ведь тоже…

Сокрушительный выпад угодил генералу в пах. Тот хрипло взвыл и выронил меч, обеими руками хватаясь за искалеченное место.

— Действительно, — вдруг подал голос воин. Он уже добрался до предпоследнего ломтика сыра и внимательно разглядывал дырочки в нем. Если я правильно понимаю хигонские обычаи, евнух не может править областью или носить соответствующий титул.

— Рыцарь Ордена. И это вздор…

Лезвие меча коснулось завязок накидки и разрезало их. Легкая ткань с рисунком, повторяющим герб Ордена, плавно опустилось на алтарь.

— Мугор Вотчез, — сказал рыцарь, дотрагиваясь острием клинка до подбородка генерала. — Ну вот, хоть что-то…

— Дерьмо… — простонал генерал, силясь разогнуться, но боль скручивала его все сильнее. — Дерьмо…

— Что ты считаешь дерьмом, Мугор Вотчез? — чистым и ясным голосом спросил рыцарь.

— Всех… все вокруг дерьмо…

— Весь мир — дерьмо? Так, Мугор Вотчез?

— Та-ак… Весь…

— Возможно, ты и прав, Мугор, — сказал рыцарь, приближаясь и занося меч в коротком замахе. — Возможно, ты и прав. Но скажи: кто просил становиться дерьмом — тебя?

Меч сверкнул над спиной генерала. Тот упал на колени и судорожно закашлялся. Кровавая пена выступила на его губах.

— Конечно, я предпочел бы, чтоб ты встретил меня грудью, — с мертвящим холодом в голосе сказал рыцарь. — Но сойдет и так.

Резким движением он вывернул наружу разрубленные вдоль позвоночника ребра, перебросил меч в окровавленную левую руку, ударом сомкнутых пальцев правой пробил левое легкое и вытащил из грудной клетки темный комок. В генерале что-то страшно хлюпнуло, мучительная, безжалостная судорога на мгновение свела все его тело, но тут же он обмяк, издал последний булькающий вздох, и начал падать лицом вперед. Уже безжизненное тело осело и распласталось на алтарном камне.

— Жертва принесена, — сухо сказал рыцарь, взвешивая на ладони сердце бывшего генерала. — Но этого я не возьму себе. И никому не советую. Гнилое сердце мертвеца, который не жил.

Он подошел к краю площадки и небрежно бросил сердце в пылающие на жертвеннике угли. Потом сильным ударом ноги опрокинул жертвенник.