Мария Гинзбург - Черный ангел

Усталость и раздражение накатили на Химмельзона. Почему они не понимают, что это для их же блага? Не живого же Карла он собирался вскрывать, в конце концов. Только так можно победить невежество. «Какая разница, вампир или мутант», прозвучали в голове Эрика слова Брюн. «Очень большая. В эту разницу можно было уложить всю историю прогресса человечества», подумал Химмельзон. Да и еще и Джотфрид отказался навестить родителей, и теперь бог весть когда появится снова.

Эрик направился в кухню, чувствуя себя старым, больным и никому не нужным.

Подъездная дорога к замку Быка была забита наглухо. Прихотливая цепочка выстроилась почти до самой деревеньки Шолохово. Лот насчитал сто сорок три автомобиля, пока шел мимо. «И как они будут разъезжаться?», думал Лот.

Если бы Лот только заикнулся об этом, его бы подвез до дома любой из владельцев этих машин. Но Тачстоун не стал никого просить и шел пешком. Во-первых, ему не хотелось рисковать своей жизнью, вверяя ее наверняка пьяному водителю. До дома Лота от замка Быка было около десяти километров. Лот вспомнил, как меньше месяца назад прогулка днем на расстояние полутора километров казалась ему рискованной. Тачстоун усмехнулся.

Теперь ему было все равно, имеются ли среди новгородцев желающие убить его, или нет.

Лот нашел свой пистолет в зале для приемов на столике. Теперь он не боялся встречи с каким-нибудь шальным бандитом, решившим ограбить одинокого путника.

Тачстоун хотел мертвецки устать, и сразу заснуть по возвращении домой, чтобы избежать горьких мыслей. Утром, думалось Лоту, легче будет смотреть на жизнь. Ирвинг остался возле костров. Брат жадно расспрашивал Крэка, как тот уничтожил упырей. Джонс охотно и не чинясь рассказывал эту нехитрую историю.

В пятый раз за вечер, насколько помнил Лот.

Вместе с Ирвингом ее слушали все желающие, число которых не уменьшалось. Конечно, это Лот назначил Крэка представителем Новгородской области в Совете Конфедерации. Но к утру уже весь Новгород будет молиться на своего собственного охотника за нечистью. Опасения насчет заговора инопланетян терзали Лота не меньше, чем днем. Но попытка самостоятельно разобраться с Карлом закончилась так, что Тачстоуну не хотелось даже вспоминать об этом. Если бы Джонс не появился, Карл или Брюн прикончили бы Лота.

И все же Крэк вызывал в нем невольное отвращение.

Однако мыслей избежать не удалось. Лот шагал по черной дороге, освещенной лишь звездами. Мысли грохотали в голове в такт шагам, словно жернова старинной мельницы, и причиняли Лоту почти физическую боль.

Что же я наделал. О боги, что.

У меня была возлюбленная, и дочь, и друг.

А потом я испугался — и теперь у меня нет ни дочери, ни друга, ни возлюбленной.

Лишь ветер развеивает серый пепел, в который превратились их кости.

Я остался один.

Да, там было чего испугаться. Упыри. Инопланетяне. Проклятая книга.

Но теперь мне бояться совершенно нечего. Я потерял все, чем дорожил.

Если бы я смог быть лишь чуточку хладнокровнее. Мудрее. Терпимее.

Я потерял контроль над собой, когда Брюн в первый раз применила магию. Но вся та боль, что она причинила мне, ничто по сравнению с той болью, что я испытываю сейчас.

Дашенька, моя милая девочка. Обаятельная умничка. Сколько было вложено в тебя, сколько женихов бы валялись у тебя в ногах. Господи, я жалел, что у меня нет сына. Теперь у меня нет и дочери. Разве сын был бы так ласков со мной, разве мне бы так хотелось жить ради него?

А ведь Карл, если бы захотел, мог единолично править областью с самого начала. Он мог тогда расстрелять всех нас. Но он не захотел. Когда я спросил его, почему, он ответил: «Я побоялся, что мне будет скучно среди этих медведей. Ты наполовину немец… я подумал, что нам будет о чем поговорить».

А мне теперь поговорить попросту не с кем.

Лот миновал церковь, которую в народе называли Пьяной. Это место посещал почти каждый свадебный кортеж. По русским обычаям, после собственно венчания гости и молодые ехали «кататься» по округе. Обычай требовал от молодоженов переехать семь мостов. Пьяная церковь стояла сразу за первым, Синим мостом, который находился ближе всего к Новгороду. И если до седьмого моста доезжали немногие, то уж хотя бы один мост пересекали все.

Тачстоун выбрался на шоссе и двинулся в сторону города. Лот медленно шел мимо танка — памятника времен Второй мировой войны. Это был настоящий танк Т-34. Его поддерживало в сохранности Новгородское общество ветеранов всех войн. Танк стоял на бетонном пьедестале. Почти до середины гусениц он утопал в пластмассовых венках. Их принесли сюда весной в честь празднования той, старой Победы. О ней теперь помнили лишь ревнители старины. На длинном стволе пушки висели венки из свежих цветов, оставленные многочисленными новобрачными. Резко пахли цветы, кисло воняло шампанским. Видимо, кто-то впопыхах разбил бутылку.

Когда Лот почти миновал танк, из-за него появился серебристый силуэт. Лот узнал Карла и замер на месте. Призрак медленно приблизился. Лот разглядел черные крылья, благодаря которым Шмеллинг держался в воздухе. Он неторопливо помахивал ими, поднимая легкий ветер. На бледном лице Карла темнели черные провалы глаз.

— Если тебе опять нужна моя энергия, чтобы ожить, — сказал Лот негромко. — То пожалуйста, бери ее. Бери всю. И прости меня, Карл. Жаль, что меня одного не хватит, чтобы оживить еще и Брюн.

Призрак улыбнулся и поднял руку. Лот закрыл глаза. Он помнил, как это больно, когда из тебя высасывают жизнь, пьют твою суть. Тачстоун ощутил легкое, очень холодное прикосновение. Карл похлопал его по плечу — дружески, успокаивающе.

Но больше ничего не произошло.

Лот открыл глаза.

Карл все еще висел перед ним. Шмеллинг отдал Лоту честь в той резкой манере, в какой это было принято в немецких частях — выкинув руку почти вертикально вверх.

И исчез.

Лот проглотил подкативший к горлу комок и пошел дальше.

Вскоре он увидел огни улицы Гагарина. Лот хотел добираться по окружной дороге, не заходя в город, но вспомнил, что дома может быть Лена. И девушка должна была уже очень проголодаться. Тачстоун свернул в сторону огней. Миновав вал, Лот зашел в небольшой круглосуточный магазинчик. Лот накупил полуфабрикатов — быстрых в приготовлении, хотя и не очень вкусных. Кулинария все еще работала, несмотря на поздний час. Тачстоун догадался, почему. Все, кто ехал на сожжение упырей, не могли миновать этого магазинчика. Торговля шла бойко.

Лот ощутил, что очень хочет есть. А ему предстояло еще больше половины пути с тяжелой сумкой в руках. Тачстоун зашел в кафетерий. Он купил бутерброд с ветчиной и сыром и большую чашку горячего шоколада. На утомленной продавщице была фирменная униформа этой сети магазинов — красный кокошник и фартук. Именно Брюн ввела моду на горячий шоколад в Новгороде. Шоколад из автомата, который продавщица налила Лоту в картонный стаканчик с симпатичным Петрушкой — торговым знаком заведения — был, конечно, бледной тенью по сравнению с тем, который готовила Брюн. Лот подумал, что этот шоколад — нечто вроде прощания с уходящей Брюн. Он сам чувствовал ложный пафос этих мыслей, и стыдился его. Но слеза, скатившаяся по щеке Тачстоуна и упавшая в шоколад, была самой настоящей.