Светлана Графная - Ступени к Храму

– Зато без дурацких воплей и визгов, - передернула плечами Хранящая, деактивируя портал.

Мы с Таирной только переглянулись и украдкой тяжело вздохнули.

Вода оказалась холодной, почти ледяной, а при ближайшем рассмотрении ещё и грязной. По скользкой поверхности величаво дрейфовали пластиковые бутылки, листы бумаги, а многие сверкающие блики оказались блестящими на солнце конфетными фантиками. Про хранилище битой стеклотары на дне я предпочла не думать.

– Чтобы не разочаровываться не нужно очаровываться, - философски заключила Таирна, с опаской трогая воду большим пальцем правой ноги.

Я пожала плечами и, задрав юбку почти до ушей, зашла по колено в воду.

– Да, нет, ведьмы, не так уж и холодно! По крайней мере я не чувствую!

– Это ты УЖЕ не чувствуешь! - мрачно пояснила Ильянта, на всякий случай отходя подальше от возмущенно начавшей брызгаться меня.

Тая же, осторожно пошевелив пальцами в воде и не увидев ничего особо ужасного, кроме всплывшего пучка водорослей, осмелилась зайти примерно по щиколотку.

Откуда-то слева донеслись странные, то ли хрюкающие, то ли фыркающие звуки, а потом показалась пьяная в дым компания. Звуки при ближайшем рассмотрении (или - расслушивании) оказались жутким смехом.

– Пйиэт, дечокки! - заплетающимся языком протянул один из малоприятных субъектов. - Хаитте пива?!

– Нет! - твердо ответила Тая, на всякий случай отходя ещё дальше от берега.

– А паччему? - обиделся парень. - Мы же это… того… намаальные пааны. Не курим, ик, не пристаем, не пьем…

– Ага, оно и видно, - поддакнула я, зажимая нос рукой от жуткого запаха вчерашнего перегара.

– А ты чо?! - вдруг вскинулся на меня другой парень. - Мы тея и не звали, ты страшная баба!

– Что-о-о-о?! - я угрожающе сузила черные глаза.

Парни, словно почувствовав опасность, потащили моего обидчика куда подальше, но он вырвался и, забежав в воду, со всей силы ткнул меня в плечо, явно рисуясь перед компанией:

– Да! Ты - жутко страшная баба!

Свистнуло, взвизгнуло, раздался глухой удар - и на берегу, недоуменно ворочая тупой башкой, оказался здоровенный вонючий хряк. Неуверенно сделал пару шагов и натуральнейшим образом захрюкал.

– Что ещё кто хочет сказать по поводу моей внешности? - елейным тоном поинтересовалась я.

Парни, разом протрезвев, притихли, подтянули отпавшие челюсти и, подхватив на руки бывшего товарища, помчались прочь.

– Иньярра, ну что ты сделала?! - накинулась на меня Ильянта.

Я только философски пожала плечами:

– Помогла парню найти себя в этой жизни.

– Так нельзя же - это Миденма! - не успокаивалась та.

– Если ему можно меня оскорблять, то почему мне нельзя показать ему, что этого делать не стоит?

– Потому что это не по правилам!

– Скажи мне, когда мы их слушались! - лукаво прищурилась я, и Ильянта, махнув рукой, прекратила безответно взывать к моей совести.

…За всё надо платить… За весну тоже. Разводами грязи на розовой новой юбке и прилипшей к телу блузкой, скорее ещё больше выставляющей напоказ то, что ей полагалось бы скрывать… Причём чем старше ты становишься, тем с большей остротой это осознаёшь. Записываться в старухи мне пока, конечно, рановато, а вот понять, что если обходить лужи, а не переть напролом, то юбку стирать не придётся, уже пришлось. Эх, годы, годы… Как ни крути, а старость - не радость… Ну скажите, какое удовольствие от весны, если все твои мысли заняты тем, как бы в лужу не наступить?! Через восемь метров я поняла, что науку маневрирования мне не освоить и плюнула на собственные жалкие потуги остаться хотя бы относительно чистой. Всё одно - толку чуть, а нервов больше, чем на отлов упыря изведёшь!

Дождь ливанул внезапно: только мы порадовались распогодившемуся было небу, как задул сильный ветер и из невесть откуда взявшихся туч посыпался на землю крупный весенний дождь. Шаловливый, как и все в Цве?тне, он то бушевал, загоняя редких прохожих под зонты и крытые остановки, то затихал, чуть-чуть игриво шевеля поверхность темных луж. Вымокнув в первые же полминуты, мы даже не пытались уже как-то спасти одежду или волосы, а шли прямо по центру города босиком, с растекшейся по лицу тушью и прилипшей к телу одеждой, с жалостью глядя на пятьдесят человек, ютившихся под козырьком подъезда. Глупые! Ну что такое промокшие туфли или сломавшаяся спица на зонте? Ерунда! А что такое крупные сладкие капли первого весеннего дождя, омывающие лицо, стекающие щекочущими струйками по спине и волосам, теплые, глубокие, мягкие лужи, в которых по щиколотку тонут босые ноги, и глубокое, льющееся прямо с неба чувство свежести, новизны, дикой свободы, тонким ручейком струящееся вдоль мокрой дороги, встряхивающееся на дереве расправляющей крылья птицей? Это - счастье, это - сила, это - ЖИЗНЬ!!!

Набережная вывела нас прямиком на главную городскую площадь, сплошь расчерченную "зеброй" и украшенную изваяниями в фуражках. Как выяснилось опытным путем, мужики в фуражках оказались совсем даже не изваяниями, а обычными блюстителями порядка, уныло мокнущими под дождем с бравым видом опытных вояк, ибо вот-вот должна приехать какая-то в меру известная особа, так что уйти с постов они ну никак не могут.

– Это кошмар какой-то! И не мог он приехать или уж часом раньше, или - позже! - жаловался нам один из изваяний. - А то уже, видят Хранящие (лица и впрямь все видевших Хранящих злобно перекосились), достал этот квыбров дождь!!!

Воздух, наполненный энергией дождя, тоненько обиженно завибрировал, тут же вылив на обидчика тройную порцию влаги.

Мы с Хранящими переглянулись, обмениваясь понимающими улыбками.

– А вы закройте глаза, - проникновенным, "волшебным" голосом Сказительницы пропела я.

Мужик, как зачарованный, улыбнулся и послушно закрыл глаза. Лия тремя мягкими шагами зашла ему за спину, положила руки на плечи. Сквозь тонкие, полупрозрачные пальцы тонкими теплыми струйками полилась вода. Вода-сила. Вода-энергия. Вода-Жизнь. Чуть светящиеся, сияющие струйки спускались вниз по одежде, оплетали вычурной вязью сапоги, растворяясь в общем потоке устилающей площадь влаги.

– Вдохните. Глубоко-глубоко, словно в последний раз, - медленно выводила я, закрыв глаза и взявшись за руку Таирны. - Вдохните силу ветра, вдохните радость ливня, вдохните любовь жизни.

Сжатые кулаки расслабились, но не бессильно опустившись, а сознательно раскрывшись навстречу дождю, ветру, жизни, словам Сказительницы… Я устала повторять: Нет оружья лучше слова. Я устала уверять: Жизнь важней всего другого. Надоело говорить Своды правил и заветы. Есть одно желанье: жить. Хоть чуть-чуть, до края лета. Распахнуть ворота в лес, И смешной шальной девчонкой Внутрь дупла на ясень влезть, Рассмеяться трелью звонкой. Прогуляться под дождём В переулке деревенском - Мы всегда чего-то ждём, Хоть и знаем: бесполезно. Рано утром, на рассвете Шепчет мне сестра-весна Тайну, ведомую детям: Хочешь жить - живи сама!