Марго Ланаган - Лакомые кусочки

Нет, нет, она должна была догадаться! Медведь, демонстрирующий свое достоинство, и человек, хвастающий этим… этой палкой — ну конечно, это он! Любовь второго Медведя к играм и объятиям, его постоянное присутствие рядом, которое утешало Бранзу и скрашивало ее дни, — все это лишь для того, чтобы оказаться поближе к ней, залезть под платье, помять и пощупать ее. А она-то дурочка! Мама знала, обо всем знала. Не зря она всякий раз хмурилась и недовольно поджимала губы, глядя на Медведя. Но почему Ма не сказала ей напрямую, почему не предостерегла?

Бранза свернула на улицу Прачек. Две краснорукие девицы, которые отбивали белье, подняли головы. Позади них искрилась на солнце вода, в воздухе клубился пар, отчего прачки казались полупрозрачными; грузчики свозили тележки с грязным бельем и укладывали в стопки выстиранное. Мужчины и женщины развязно болтали; Бранза не различала в их грубом разговоре ни слов, ни чувств, ни смысла, он напоминал ей какую-то визгливую музыку, резкую и фальшивую.

— Кажется, кто-то гулял по лесу, — насмешливо произнесла одна из девиц.

— Везет же некоторым! Шла, шла по тропинке и — бух! — упала без чувств, — отчетливо расслышала Бранза. Слова, точно маленькие злые карлики, перебежали через мостовую и остановились у ее щиколоток, нагло ухмыляясь. Она заставила себя идти дальше.

— …а потом откинуться на мягкие подушки, заказать бокал франкийского вина…

— …в моей спальне витают такие интересные сновидения…

— Сновидения, говоришь? Что ж, неплохо бы их посмотреть вместе с тобой! — Раздался грубый хохот и шлепки отбиваемого белья.

Бранза вытащила из волос два засохших скрученных листа и бросила их на мокрые камни.

В моем городе эта улица была бы сухой и пустынной. Мы с сестрой все время думали, что эти камни лежат здесь для того, чтобы мы на них забирались и прыгали. Должно быть, мама тоже вас не любила, раз начисто стерла из своего мира. Значит, не я одна испытываю этот страх, чувствую себя чужой.

Сверху кто-то харкнул, и белый плевок упал на булыжную мостовую за долю секунды до того, как по этому месту прошуршали юбки Бранзы. Скорей всего это мальчишка Тэллоу, чья голова торчит в окне. Не буду поднимать глаза и доставлять ему лишнюю радость.

— Вот она, спасительница ослов!

Подростки — шестеро или семеро — столпились в конце улицы, приготовившись поиздеваться над жертвой. Растрепавшиеся волосы Бранзы упали ей на лицо, она постаралась идти как можно тверже.

— Я слыхал, ей не удалось помочь бедной скотине.

— Старому Бонни? Этому мешку с костями? Да уж, он отправился кормить червей. Хозяйский хлыст рассек его на части почище мясницкого топора.

Словно движимые единым разумом, они выстроились неровной стенкой и встали на расстоянии вытянутой руки от Бранзы. Она попыталась обойти их сбоку, но стенка передвинулась, окружая ее с трех сторон. Бранза словно танцевала какой-то жуткий танец, еще более нелепый от того, что сама же в нем вела.

— Ах, ах, мистер Стрэп, не бейте его, — кривлялся один из подростков, — умоляю вас!

— Оставьте в покое несчастного ишака! — подхватил другой.

— Или я сниму свою ленточку для волос и отшлепаю вас по попе!

— Разве можно быть таким жестоким?

— О-о, мистер Стрэп!

— Мистер Стрэп, как вам не стыдно!

Оцепив Бранзу полукругом, подростки вместе с ней быстро двигались вверх по улице. Запах, исходивший от них, от всех сразу, был таким сильным, что перебивал ее мысли. Их босые ноги шаркали по мостовой громче, нежели башмаки Бранзы. Когда она пыталась разглядеть дорогу, их глаза и зубы мелькали перед ней, заслоняли крыши и окна.

Бранза остановилась и зажмурилась. Может, она все еще спит на пороге избушки? Может быть, нужно проснуться от кошмара, и она увидит перед собой огородные грядки, а Волк не спеша притрусит к ней и приветственно ткнется носом в лицо?

Бранза втянула ноздрями запах ненавистных мальчишек. В голове у нее гудело: звук толкающихся тел, искаженные голоса, шлепанье босых ног. Если бы Волк был рядом! Его угрожающий рык забурлил у нее в груди.

— Я отхлещу, отхлещу вас прутиком, мистер Стрэп! — пропищал один из семерых.

— Будете у меня знать!

Бранза оскалила зубы.

— Я пожалуюсь на вас судье!

Неожиданно она коротко и хрипло гавкнула, ее челюсти клацнули в воздухе рядом с лицом подростка, что стоял ближе всех.

— Что за чертовщина?

От удивления один из мальчишек плюхнулся на мостовую, остальные, более проворные, отскочили назад.

— Она взбесилась! Мы свели ее с ума!

Самый дерзкий взбежал вверх по холму, присел на корточки и зацокал языком:

— Тц-тц-тц, иди ко мне, собачка!

Бранза подошла к нему, сплошь из волчьих зубов, волчьей ярости и волчьей любви к себе. Она взяла голову подростка обеими ладонями, наклонилась к нему под свист и улюлюканье всей компании и укусила за щеку. Во рту стало солоно, зубы с хрустом пронзили мягкую плоть, жесткие рыжеватые щетинки слегка укололи ее нижнюю губу.

Все, что произошло потом, не имело значения. Мальчишки окружили Бранзу кольцом, не осмеливаясь прикоснуться. Во рту у нее по-прежнему стоял соленый вкус крови. Подростки оттащили укушенного в сторону, желающих приблизиться к ней не нашлось. Бранза решительно, точно под воздействием магии, потянулась руками к голове следующей жертвы. Юнец в ужасе отпрянул, круг разорвался, и она прошла мимо своих недавних мучителей. Вверх, вверх по склону, мимо изумленной молодой матери и ее ребенка, испуганно таращившего глаза, мимо распахнутых дверей и окон, мимо того дома, где насмерть забили осла, вперед и вверх.

Почти всю ночь Лига провела, глядя в потолок, на котором плясали тени ее собственных страхов. Наконец сон смежил ей веки. Разум на время успокоился и перестал перемалывать тягостные мысли, а изнуренное тело воспользовалось этой передышкой, и Лига проспала довольно долго. Эдда решила не будить мать и попросила о том же вдову Байвелл.

Лигу разбудил шум, который доносился с улицы и становился все громче. Она услышала ломкие голоса подростков, целой толпы возбужденных подростков — самые страшные звуки на свете!

Не проснувшись как следует, в мгновение ока Лига метнулась к окну. Негодяи пришли за ней, за ней и ее девочками, чтобы опять вершить свои бесчинства и злодеяния. Она рывком отдернула шторы, птичьими когтями вцепилась в тюлевые занавески. Вон они! Вон ее доченька, уже совсем взрослая Бранза, высокая, белокурая, осажденная врагами. Что они задумали, мерзавцы? Как смеют поднимать глаза на нее и тем более обращаться к ней, да еще в таком наглом тоне?