Андрэ Нортон - Колдовской мир - 3: Полет мести

Лицо его казалось бесстрастным. Он придвинулся ближе к Уне, которая оборонялась рядом с ним, но они не касались друг друга и не разговаривали.

Горный Сокол не смотрел на столкновение двух армий. Ему хотелось вообще уйти со стены. Бойню в таких масштабах ему никогда не приходилось видеть, даже в сражениях с Ализоном, и он надеялся, что больше никогда и не увидит. От всего сердца он молился, чтобы никогда не пришлось ему участвовать в таком бою.

Воины султаниты были храбры и искусны. Они дорого отдавали свои жизни, но положение их было безнадежно. Тяжелые потери у стены, потери во время бури в океане, трудности, в которых они жили и сражались последнее время, — все это говорило, что победить они не могут. Они смертельно устали, у них не было никаких защитных сооружений, только собственные тела и щиты. Иного конца и не могло быть.

Несмотря на все это, и даже на то, что фальконеры были со свежими силами, вопреки своему долгому маршу, захватчики могли бы продержаться довольно долго, если бы не боевые птицы. Они сражались, как отдельная армия, не испытывая страха. Чужаки с самого начала относились к ним с суеверным страхом: они никогда не заключали боевого союза ни с птицами, ни с другими животными.

Не было ни сдачи в плен, ни пощады. Сами султаниты считали это невозможным. Масштаб их поражения и его последствия делали жизнь для всего их народа невозможной, хотя они и не дали противнику достичь быстрой и легкой победы. Если бы фальконеры их пощадили, они убили бы себя собственными мечами.

Наемники скоро поняли это и приняли неизбежность бойни. Они испытывали уважение и сочувствие к противнику и дарили им быстрое и почетное избавление от жизни.

Уна из Морской Крепости опустила голову и отвернулась от зрелища внизу. Несмотря на ненависть к убийствам и глубокую физическую и духовную усталость, она была полна удивлением. Все кончено, они победили. Они преодолели невозможное, и выжили — большинство.

Прошедшие недели показались ей нереальными. Словно это колдовской кошмар.

Но сознание возразило: это была не иллюзия. Уна знала, что и сама она изменилась. Теперь она стала тем, кем не думала и не хотела стать: опытным воином с таким количеством крови на мече, что не могла бы сосчитать, сколько жизней отняла.

Женщина из долины вспомнила своего первого убитого — тот день, после которого, казалось, прошла целая вечность, когда она впервые встретилась с фальконером Тарлахом. Немного погодя после этого наемник объяснил ей, что после первого раза убивать становится легче, но нужно остерегаться людей, которым убийство приносит наслаждение. Она содрогнулась в глубине сердца: до какой развращенности нужно дойти, чтобы находить удовольствие в этом ужасе.

Тарлах не такой. Она чувствовала его отвращение к тому, что он вынужден был наблюдать, его желание уйти отсюда, хотя звание и положение не позволяли ему покинуть поле боя, прежде чем битва не закончится и последний султанит не падет мертвым.

Не могла уйти и она. Да она и не оставила бы его. Он нуждается в ней, в том слабом утешении, которое дает ее присутствие.

Уна посмотрела на человека, который стал всей ее жизнью. Испытание тяжело отразилось на нем. Насколько глубоко, она боялась даже подумать. И задрожала, думая о том, что еще его ждет, на этот раз от собственного народа, от тех самых людей, которые спасли их всех.

Капитан снова посмотрел на огромный костер, который разжигали на берегу, и отвернулся, хотя с точки зрения его народа пламя — самое чистое и подходящее одеяние для воина.

Он уже давно распустил свой отряд, и большинство воинов спустились со стены. В этом месте оставались только они с Уной.

— Присмотришь здесь, леди? — попросил он. — Мне нужно поговорить с Варнелом.

Уна улыбнулась и кивнула.

— Не волнуйся слишком, Горный Сокол. Я приду к тебе, как только смогу, и вместе мы справимся со всем легко и быстро.

Глава двадцать вторая

Тарлах уже некоторое время находился в своей комнате в Круглой башне и сидел за столом, погрузившись в невеселые мысли, когда резкий стук и открывшаяся дверь сообщили о появлении главнокомандующего Варнела.

Тарлах быстро встал и дружески коснулся рукояти меча, потом мужчины пожали друг другу руки — приветствие, которым пользуются фальконеры, когда поблизости нет посторонних.

Командующий слегка откинулся назад и несколько секунд внимательно разглядывал своего младшего товарища.

— Я никогда не видел тебя таким уставшим, Тарлах, — начал он наконец.

— Наверно, сказывается переутомление. Мне повезло, что я вообще жив. Нам всем повезло. Если бы вы не подошли…

— Ты знаешь, что я обязательно пришел бы.

— Да, но я не был уверен, что вы успеете вовремя.

Он опустил голову и посмотрел на усеянный бумагами стол. Для многих помощь пришла слишком поздно.

— Список потерь, — объяснил он, видя, что Варнел проследил за его взглядом. — Многие сказали бы, что у нас удивительно малые потери, но для меня…

— Это печальная участь офицера, — мягко сказал командующий, — копье в сердце. Кроме тех, кто настолько очерствел, что смерть товарищей не производит на них сильного впечатления. Для меня такие воины перестают быть людьми. Они представляют большую угрозу для отрядов, которыми командуют.

Варнел нарочно перевернул листок. Потом подошел к очагу, посмотрел какое-то время на пламя, подтянул два стула и опустился на один из них.

— Кто-то позаботился разжечь костер. Не будем невежливы и воспользуемся теплом.

Тарлах не присоединился к нему, и Варнел вздохнул.

— Садись, Горный Сокол. Я не люблю вытягивать шею, разговаривая с человеком.

Тарлах повиновался.

— Где ты услышал это имя?

— От твоего курьера и почти ото всех после нашего приезда. Твое положение здесь и в Рейвенфилде уникально, мой друг. Я хочу знать все, все подробности — с самого первого твоего появления здесь.

Сердце капитана дрогнуло, он почувствовал, как напряглись мышцы живота. Вот оно — мгновение, которое должно подкрепить его надежды или, возможно, обречь на неудачу.

— Вся ответственность за решения и действия, которые я предпринимал, лежит только на мне. Никого в отряде нельзя в чем-либо обвинить.

— Я учил тебя многому, но прежде всего прямоте, — заметил Варнел.

— Но ты учил меня и отвечать за свои действия!

Он сжал кулаки и снова разжал их. Тарлах всегда знал, что этот разговор неизбежен.

Тарлах поведал все, что произошло после его памятной встречи с Уной из Морской Крепости, описал свой растущий страх за судьбу народа фальконеров и решение, которое предложила правительница долины, а также условия, на которых она его сделала.