Лев Жаков - Бешенство небес
– Но что нам делать на Змеедане? – спросила Гельта. – Там только топи, змеи и болотные колдуны.
– А как я приближусь к Эрзацу на бронге? – возразил Нес. – Эрзы, когда увидят его, сразу поднимут пальбу и собьют нас.
Принцесса чувствовала себя все хуже. Ее тошнило, голова кружилась. Яд облачной лозы рыжей змеей заполз куда-то в глубину тела и теперь выедал внутренности, постепенно отравляя их. Гельта лежала возле ограждения, глядя на двух стоящих над нею мужчин.
– Отец примет нас, – сказала она Тулаге и устало закрыла глаза.
Он перевел взгляд с осунувшегося лица девушки на бултагарца.
– Ей нужны лекарства. В Змеедане нет лекарств. А в Эрзаце о ней будут заботиться лучшие лекари.
– Хорошо, хорошо! Но как мы приблизимся туда? Местные никогда не видели бронгов, они примут его за демона из облаков и сразу нападут, понимаете меня?
Помолчав, Гана ответил:
– Не будем подлетать. Вокруг Эрзаца плоты и всякое другое. Высадите нас там. Ночью я добуду лодку. Потом летите к Змеедану, чтобы Джонатан отдохнул и смог вылечиться. Потом... не знаю. Но у меня есть это. – Он показал висящий на шее манок. – Джонатан слышит его. Если что – я буду дуть.
– Но... – начал бултагарец и замолчал, уставившись куда-то за борт. Проследив за направлением его взгляда, Тулага повернулся. В светлой дымке далеко впереди, на середине Вейжи, озера Стоячих облаков, медленно проступала громада Большого Эрзаца.
Они заставили бронга опуститься брюхом в облака, чтобы его не заметили в подзорные трубы. Ночью полетели дальше, но вскоре остановились вновь, зависнув невысоко над эфиром. Внизу был мосток на законопаченных полых бочках, навес и колья, на которых сушились сети. Все это озарял тусклый свет лампы.
– Стоянка рыбака, – сказал Нес.
Сжав нож зубами, Гана слез вдоль бока Джонатана, соскользнул по опущенному щупальцу. Траки с Гельтой прислушались: некоторое время стояла тишина, затем с мостка донесся возглас, сменившийся стоном, который быстро стих. Гельта закрыла уши, но тут раздались два голоса. Вскоре по щупальцу вскарабкался Тулага и прошептал:
– Опускайтесь.
Брюхо Джонатана коснулось облаков неподалеку от лодки, застывшей в эфире рядом с мостком. Из-под низкого навеса торчали ноги того, кто неподвижно сидел, наблюдая за происходящим.
– Я не стал его убивать, – тихо сказал Тулага принцессе. – Заплатил столько, сколько стоит десять таких лодок. Сказал: если ты расскажешь о том, что видел, однажды ночью демон поднимется из облаков и высосет твои мозги.
Гельта попыталась сама покинуть палубу бронга, но едва не потеряла сознание. Гана взял ее на руки, перенес в лодку и положил на дно. Вернувшись, произнес, глядя в глаза перегнувшегося через ограждение бултагарца:
– Может, мы еще увидимся, может, нет. Благодарю вас.
Нес кивнул, смущенно махнул рукой и ушел к пульту управления. Тяжело качнувшись, Джонатан взлетел и пропал во тьме, царившей над озером Вейжи.
Тулага греб всю ночь и на рассвете достиг окружающих плавучий город причалов. Эрзац высился над ними, медленно проступая в утренних сумерках: массивное, ни на что не похожее сооружение в сотни шагов высотой. Оно состояло из громоздящихся друг на друге старых корпусов, поднятых на распорках емкостей, бревен, лестниц, канатов и сеток, повисших на головокружительной высоте домиков, башенок, дощатых площадок, накрытых старыми парусами. Все это образовывало горб, огромную бородавку в центре озера Вейжи и покоилось на семи законопаченных корпусах старинных галеонов с Прадеша, самых больших эфиропланов в истории Аквалона, семи китах из краснодрева.
С мостков, из окошек понтонных жилищ и плетеных круглых гнезд, венчающих длинные шесты, в сторону путников глядело множество любопытных лиц. Стоя на носу, Гана греб веслом с широкой лопастью, лавируя между лодочками, лодками, джигами, вельботами, плотами и бочками, проплывая мимо уходящих прямо в облака дощатых лестниц, под низкими арками наскоро сколоченных мостов, отодвигая в сторону вывешенное для просушки белье, слыша гомон голосов, детские крики, плач, смех и музыку.
– Я добыл деньги, – сказал он принцессе, когда Эрзац навис над ними, закрыв полнеба. – Теперь я богат. Могу обеспечить тебя до конца жизни. Хочешь жить здесь? Или уплывем на восток?
Гельта молча лежала перед ним, бледная и неподвижная. Когда тень от арки, распростершейся между двумя галеонами, упала на лодку, она открыла глаза и сказала:
– Дальше таможня. Только скажи им, кто я, и нас сразу...
– Кажется, таможни больше нет, – перебил Тулага, пристально глядя вперед.
Они вплыли под могучие своды, на которых покоился город. Ввысь тянулся бесконечный внутренний лабиринт Эрзаца, в эфир между корпусами галеонов уходили могучие сваи, вокруг плескались облака. Над ними торчали узкие и широкие трубы, от которых доносилось гудение: внутри крутились пропеллеры, проталкивающие свежий воздух вниз. Дневной свет лился сзади, сквозь проем под аркой – однако в огромном гулком пространстве все равно было полутемно, хотя везде горели блеклые огни.
– Что там? – спросила Гельта. – Что-то случилось?
– Таможенный пункт разгромлен, – ответил Гана. – Никто не следит за теми, кто приплывает к Эрзацу.
Принцесса молчала, и Тулага, взглянув на нее, произнес:
– Что?
Не открывая глаз, она сказала:
– Я думаю, отец умер. Но брат... он, наверное, жив?
* * *Много позже они выбрались на поверхность.
И надолго остановились, пораженные.
– Перемешалось, – сказал наконец Смолик. – Как похлебка из отбросов, которую варят портовые бродяги. Ладно, идем, чего стоять. Попробуем добраться до северного побережья, а там...
Фавн Сив, прижимающий к груди бочонок, полный светящейся зелено-розовой субстанции, тронул его за локоть и, когда Тео обернулся, показал рукой на юго-восток.
– Знаю, знаю! – рассерженно ответил Смолик, отталкивая его. – Фермент надо доставить туда, а иначе Аквалону... – И он выругался так смачно, что идущая позади рядом с Эрлангой Арлея даже открыла рот, чтобы одернуть капитана, но передумала.
Вместо Грязевого моря вокруг простиралась спекшаяся материя: обгоревшая смесь стекла, земли, железа, облачного пуха, древесины и камней. Небесный выстрел будто нарушил внутреннюю структуру всех этих веществ, превратил их в горячую жижу, которую взболтал, а после разлил по округе и позволил застыть, вновь затвердеть.
Они шли в странной тишине по твердому морю, то ровному, то покрытому волнами, иногда маленькими, а иногда большими, через которые приходилось перебираться, как через длинные покатые холмы. Под ногами тянулись полосы и круги – грязно-серые, черные, коричневые, белые и синие, – а иногда все это смешивалось в невообразимый, небывалый цвет, от которого у Арлеи начинали болеть глаза. Один раз девушка увидела в нескольких локтях под поверхностью почти неповрежденное тело джайрини: волосатый человек-обезьяна висел, подогнув ноги и вытянув руки, впаянный в толщу мутно-прозрачной субстанции. В другой раз за очередным холмом обнаружился до половины ушедший в твердь корпус эфироплана: носовая часть оставалась вверху, будто он все еще тонул, медленно погружаясь в облака. А потом слева показалась воронка с крутыми склонами, нижняя часть которой, находящаяся в сотнях сотен локтей внизу, была затоплена бурлящими облаками. И, судя по всему, они до сих пор прибывали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});