Вероника Иванова - Комендантский час

— Я смотрела на свои же руки и никак не могла вспомнить…

Сочетание симптомов, конечно, получалось странноватое.

С одной стороны, все жаловались на вновь и вновь возвращавшиеся в память картинки всеобщей неразберихи, а с другой — отмечали, что некоторое время после отключения инфополя не соображали, кто они и где находятся.

— Я знала, что знаю, как они называются…

Этой женщине еще повезло: сидела дома и не сталкивалась с другими пострадавшими, пока волнения не начали утихать. А вот ее предшественницу угораздило застрять в торговых рядах и метаться вместе с сотнями таких же растерянных и почти обезумевших. Боря приложил много усилий, но… После битого часа мучений, проводив пациентку к дверям, только печально вздохнул.

— Я словно снова оказалась в детстве, в том дне, когда потерялась. Мама велела ждать у кофейной лавки, нарочно купила сладких булочек, но они почему-то слишком быстро закончились…

Ее вылечат. Судя по всполохам, пробегающим под зеленоватой лягушачьей кожей, процесс пошел уже давно и сейчас близится к завершению. Еще несколько минут, и дама уйдет, уверенная в себе и умиротворенная.

— Вокруг было столько людей, совсем незнакомых…

А ведь мне тоже тогда стало страшновато. Когда подумал, что не понимаю ни слова. Но этот испуг прошел фоном, где-то по самой границе осознанного. В конце концов, меня в те минуты тревожила совсем другая неприятность.

— Скоро все придет в норму, сударыня. Мой коллега пропишет вам легкое успокоительное, на всякий случай, но думаю, вам не придется долго его принимать.

Немного взаимных расшаркиваний, капелька напутствий, вишенка заверений на всем этом нерукотворном торте, и в кабинете становится тихо.

Между посетителями Боря всегда берет паузу. Этакую пятиминутку безмолвия, чтобы дать мне возможность передохнуть от шума в голове.

Медузы переводили чужую речь исправно, но лишь когда я внимательно ее слушал. Когда мысленно чуть ли не проговаривал каждое слово. В итоге сознание забивалось кучей совершенно ненужных сведений, от которых едва удавалось избавиться к началу следующего сеанса.

Вот и после страдалицы, забывшей, что руки называются руками, мозг гудел, и следовало бы, закрыв глаза, попробовать расслабиться, но мысль, беспокоившая меня уже второй день подряд, наконец-то превратилась из туманного облачка в нечто почти осязаемое.

— Так они помнили или забыли?

Боря оторвал взгляд от своей планшетки с записями:

— О чем?

— Обо всем. Сразу после.

— Ни то ни другое.

— Что-то третье?

Он поднялся из кресла, подошел ко мне и тронул мой лоб ладонью:

— Тебе надо отдохнуть.

— Наверное. Только сначала объясни.

— Именно сейчас? Это вполне может подождать.

— А я не могу. То есть не хочу. Ждать.

Потому что если промедлю, ниточка, которую едва ухитрился схватить за самый кончик, выскользнет из пальцев, и теперь уже навсегда.

— Ну как хочешь, — пожал плечами Боря. — Но если предохранители вылетят, кто тебя будет чинить?

— Пожалуйста.

— Ладно, ладно…

Он прошелся по кабинету, потягиваясь всем телом.

— Так работает второй контур. В режиме постоянного считывания данных через порты ввода. Но обычно каждому кванту информации о внешней среде сразу сопоставляется нужный код, и ты, говоря проще, не задумываешься о том, что видишь и слышишь, а когда поле помахало всем нам платочком, поток данных хлынул напрямую, заставляя основной контур работать на порядок активнее. Через какое-то время ритм стабилизировался, но самая первая порция впечатлений еще долго будет маячить в сознании. Я тоже очень хорошо помню, что…

Первая, значит? Минуту, может быть, больше, мозги всех на Сотбисе впитывали в себя мельчайшие детали окружающей обстановки? И главное, до сих пор не могут забыть?

Вот оно! Попалось!

— И они могут все рассказать?

— Они?

— Пострадавшие.

— Почему нет? Подавить эти воспоминания насильно практически невозможно, но если вытаскиваешь их наружу, да еще и старательно проговаривая, происходит почти что естественное кодирование.

— Они не будут против, да?

— Кто?

— Люди, которые были в гостинице и уцелели.

— Ах вот ты о чем… — понимающе протянул Боря.

Да, именно об этом.

— Мне нужно знать.

Правда, толком не понимаю что.

— Кто-то мог видеть.

Не вытащить, не оказать помощь: тогда каждый был сам по себе, в прямом смысле слова и вряд ли думал о ближних своих. Но хотя бы краем глаза…

— Зачем? — Он снова уселся за стол, сложив пальцы так же, как во время беседы с очередным пациентом. — Ищешь оправдание?

Вот уж нет. Оно у меня имеется, и давным-давно. С рождения, можно сказать.

Не нужно гладить меня по голове и говорить: ты все сделал правильно. Потому что я все равно не мог сотворить ничего другого.

— Из тех, кто не успел уйти, никто не выжил.

Понимаю. И уже принял как факт.

— И если твой друг был, как ты говоришь, без сознания…

То сам выбраться из рушащегося здания не мог. Разумеется.

— Верить — вовсе не плохо. Даже полезно.

А я верю? Да, Вася не похож на человека, который, вывернувшись из замысловатых ловушек, так легко пропадет в примитивной. Но там, в номере, когда он лежал и не желал шевелиться…

— Он бы стал тебя искать? Если бы выжил?

Хороший вопрос. Понятия не имею. Хотя, чтобы получить свою маржу — да. И это только ближе подталкивает к выводу о том, что…

— Он мог растеряться. В смысле, после крушения и поля, и гостиницы. Под всеми этими потоками. И просто не помнит. Или помнит слишком много всего.

— Тогда давай дадим объявление, — предложил Боря.

— Какое?

— О твоем пропавшем друге. Вдруг кто-то откликнется? Или даже он сам?

Я думал об этом. Немного. Но отставил в сторону, потому что…

— Я помогу с системой. Только нужно указать имя, расу, внешнюю модификацию контура.

Вот-вот. Особые приметы, да? А что я знаю о Васе, кроме имени? И то не факт, что настоящее. Даже описать внешность не могу: не с собой же сравнивать.

— Ну? Хочешь попробовать?

Больно чувствовать себя таким бесполезным и беспомощным. А еще — бессильным.

— Не получится.

— Почему?

— Потому что я не знаю ничего нужного.

— Совсем ничего?

Признаваться в своей убогости и вовсе противно. Но если природа обделила меня, то к другим она же могла оказаться щедрее, верно?

— Я не смогу объяснить, кого ищу.

Наверное, это мучительно — помнить все вокруг, до последней молекулы, и все-таки так лучше, чем копнуть память и выяснить, что она полна ощущений, а не знаний.