Джордж Мартин - Буря мечей

Арья наморщилась, стараясь вспомнить, говорил ли что-нибудь отец о Торосе.

— Он ведь не очень благочестив, верно?

— Верно. Мастер Мотт говорил, что Торос может перепить даже короля Роберта. Они оба одного поля ягоды, говорил он — дураки и пьяницы.

— Не годится обзывать короля пьяницей. — Король Роберт и правда много пил, но он был другом ее отца.

— Я про Тороса говорю. — Джендри протянул щипцы, как бы желая ущипнуть ее за нос, но она отбила их в сторону. — Он любил пиры и турниры, за это король Роберт его и отличал. Кроме того, он смелый. Когда проломили стену Пайка, он первый ворвался в брешь и стал рубить своим горящим мечом, поджигая островитян при каждом ударе.

— Вот бы и мне горящий меч. — Арья с удовольствием подожгла бы целую кучу народу.

— Говорю же тебе, это просто фокус. Дикий огонь губит сталь. Мастер продавал Торосу новый меч после каждого турнира, и каждый раз они торговались как одержимые. — Джендри повесил щипцы обратно и снял со стены тяжелый молот. — Мастер Мотт говорил, что мне пришло время выковать свой первый длинный меч. Он дал мне кусок хорошей стали, и я уже прикидывал, как примусь за дело, но тут пришел Йорен и забрал меня в Ночной Дозор.

— Ты все еще можешь ковать свои мечи, если хочешь. Ты сможешь работать на моего брата Робба, когда мы приедем в Риверран.

— Риверран, — протянул Джендри, положив молот. — А ты теперь совсем другая. Настоящая девочка.

— С этими дурацкими желудями я похожа на дуб.

— Ничего. Ты красивый дубок. — Он подошел поближе — и понюхал ее. — Даже пахнет от тебя хорошо в кои-то веки.

— Зато от тебя воняет. — Арья пихнула его на наковальню и бросилась бежать, но Джендри поймал ее за руку. Она подставила ему ногу и повалила. Он увлек ее за собой, и они принялись кататься по полу. Сила была на его стороне, но Арья брала проворством. Всякий раз, как он сжимал ее руками, она вывертывалась и давала ему тумака. Джендри только смеялся ее ударам, и ее это злило. Наконец он захватил обе ее руки своей, а другой стал ее щекотать. Арья двинула его коленом между ног и вырвалась. Они оба перепачкались, и от ее желудевого платья оторвался рукав.

— Спорю, теперь я уже не такая красивая, — крикнула она.

Когда они вернулись в зал, Том пел:

Ты будешь спать, моя любовь,В постели пуховой,Ходить в шелках и кружевах,В короне золотой.Клянусь тебя всю жизнь моюЛелеять и беречь,И защитит от всех враговТебя мой верный меч.

Харвин, взглянув на них, расхохотался, а Энги расплылся во всю свою веснушчатую ряшку и спросил:

— Неужто правда, что она — благородная леди?

Но Лим дал Джендри подзатыльник и сказал:

— Если хочешь подраться, дерись со мной! Она девочка и наполовину младше тебя. Держи свои грабли подальше от нее, понял?

— Я первая начала, — сказала Арья. — Джендри просто разговаривал.

— Оставь мальчишку, Лим, — вмешался Харвин. — Я не сомневаюсь, что первой начала Арья. В Винтерфелле было то же самое.

Том подмигнул ей и запел дальше:

Лесная дева говоритС улыбкою ему:Твоя постель не для меня,И шелк мне ни к чему.Наряд из листьев я ношу,В косе — цветок живой,Но если хочешь, будь моимЗдесь, под густой листвой.

— Наряда из листьев у меня нет, — с доброй улыбкой сказала леди Смолвуд, но у Кариллен остались еще платья. Пойдем наверх, дитя, и подыщем тебе что-нибудь.

Все обернулось еще хуже, чем прежде. Леди Смолвуд настояла на том, чтобы Арья выкупалась еще раз, а потом ей подстригли и расчесали волосы. Платье, которое надели на нее теперь, было сиреневое, вышитое маленькими жемчужинками. Одним оно было хорошо: всякому ясно, что в таком нарядном платье верхом ездить нельзя. Поэтому наутро после завтрака леди Смолвуд принесла Арье бриджи, пояс, рубашку и замшевую курточку с железными заклепками.

— Это вещи моего сына, — сказала она. — Он умер семи лет.

Арье внезапно сделалось стыдно.

— Простите, миледи, что я порвала платье с желудями. Оно было красивое.

— Да, дитя, как и ты. Будь храброй.

Дейенерис

В середине площади Гордости стоял красный кирпичный фонтан, а посреди фонтана — чудовищная гарпия из кованой бронзы, двадцатифутовой вышины. Голова у нее была женская, с позолоченными волосами, глазами из слоновой кости и костяными же заостренными зубами. Желтая, пахнущая серой вода скатывалась вниз из ее тяжелых грудей. Но руки ей заменяли крылья, как у летучей мыши или дракона, ноги были орлиные, а позади торчал изогнутый ядовитый хвост скорпиона.

Гарпия Гиса. Древний Гис, если Дени помнила верно, пал пять тысяч лет назад: его легионы дрогнули под напором молодой Валирии, кирпичные стены рухнули, его города испепелил драконов огонь, и его поля засеяли солью, серой и черепами. Его боги умерли, а с ними и его народ. Нынешние астапорцы — просто дворняги, как говорит о них сир Джорах. Даже гискарский язык почти забыт: рабовладельческие города говорят на валирийском, который переняли у завоевателей — вернее, на том, во что он превратился теперь.

Но символ древней империи выстоял — только теперь гарпия держала в своих когтях тяжелую цепь с раскрытыми браслетами на каждом конце. У гискарской гарпии в когтях была молния. Это чудище — гарпия Астапора.

— Скажи вестеросской шлюхе, чтобы не пялилась на нее, — велел работорговец Кразнис мо Наклоз девочке-рабыне, переводившей для него. — Я торгую мясом, а не металлом. Эта бронза не продается. Пусть посмотрит на солдат. Даже тусклые лиловые гляделки западной дикарки способны увидеть, как они великолепны.

Валирийский, на котором говорил Кразнис, отличался характерными рычащими нотами Гиса и был густо приправлен работорговческим жаргоном. Дени его довольно хорошо понимала, но при этом улыбалась и вопросительно смотрела на переводчицу.

— Добрый господин Кразнис говорит: не правда ли, они великолепны? — Девочка говорила на общем языке прилично, особенно если учесть, что в Вестеросе она никогда не бывала. Ей не больше десяти лет, у нее круглое плоское лицо, смуглая кожа и золотистые глаза наатийки. Их еще называют «мирным народом», и все сходятся на том, что из них получаются самые лучшие рабы.

— Они могли бы мне подойти, — ответила Дени. Это сир Джорах посоветовал ей говорить только на дотракийском и на общем языке, пока они в Астапоре. Ее медведь умнее, чем кажется с виду. — Расскажи мне, как их обучают.

— Вестеросская женщина довольна ими, но не говорит похвальных слов, чтобы сбить цену, — доложила девочка своему хозяину. — Она хочет знать, как их обучают.