Чарльз Де Линт - Лезвие сна

После переезда на остров она обнаружила, что Иззи осталась где-то на шоссе, между Ньюфордом и поворотом к озеру, и тогда снова стала называть себя Изабель. Она решила вернуться к прежнему имени, потому что какой-нибудь ярлык необходим каждому из нас. Да и разница между юной Изабель и сегодняшней была невелика. Теперь ей было двадцать четыре года, а не семнадцать. Она добилась определенных успехов в живописи. Отец умер. И она жила на острове по собственному желанию, а не по принуждению.

Первое время после переезда она чувствовала себя потерянной. Но устройство жилища несколько отвлекло ее от тягостных мыслей. В одной из дальних спален Изабель организовала мастерскую и подготовила на чердаке место для хранения картин-переходов. Немного больше времени потребовалось на то, чтобы привыкнуть ночевать в бывшей спальне родителей, но Изабель перенесла туда свою мебель и быстро успокоилась. Свою бывшую спальню она превратила в комнату для гостей и стала думать о ней как о комнате Кэти.

Мать перед своим отъездом распродала весь скот, инвентарь и даже баржу, которой пользовались для перевозки грузов через озеро, но старая шлюпка осталась на причале. Изабель всё же пришлось нанять лодку побольше, чтобы перевезти все свои пожитки на остров, но маленькой шлюпки было вполне достаточно для поездок в город и обратно. Рядом с причалом на материке теперь стоял «фольксваген», купленный Изабель у Алана.

Она с удивлением обнаружила, что скучает по городским звукам — шуму машин, сиренам и постоянному гулу, который давно привыкла не замечать. Но тихие ночи и высокие небеса, которые были в ее памяти чуть ли не с рождения, быстро прогнали это чувство. В первое время она даже не могла работать из-за того, что повсюду царило невозмутимое спокойствие. Изабель варила себе утренний кофе и выходила с кружкой на веранду, а потом вдруг ловила себя на том, что занялась прополкой в огороде или отправилась на дальнюю прогулку по берегу или в лес, и с удивлением замечала, что утро уже закончилось и день был в самом разгаре.

Несколько недель Изабель работала в студии не по утрам, а скорее вечерами, но постепенно у нее набралось достаточно новых картин для очередной выставки, и при этом она не переставала писать еще и картины-переходы.

Изабель ощущала присутствие ньюменов на острове, но они, как и раньше, отказывались с ней общаться. Все, даже Розалинда и Козетта. Даже Энни Нин, следуя советам которой Изабель когда-то решилась выставить на продажу картины-переходы. Несмотря на нежелание встречаться с Изабель, ньюмены всё же изредка посещали ее студию. Не раз, возвратившись с прогулки, она обнаруживала, что вещи лежат не на своих местах, а со стола пропали кое-какие мелочи вроде карандашей, бумаги, тюбика краски или кисточки. Ей сразу же приходило на ум, что это проделки Козетты, но от таких мыслей становилось еще печальнее.

Но Изабель смирилась и с этим и впервые задумалась о поездке в город только в июле. Она очень скучала по Кэти и исключительно ради встреч с ней решила посещать город не реже двух раз в месяц.

Когда Изабель в первый раз приехала навестить Кэти в ее новой квартире на Грейси-стрит, она совершенно растерялась. Там стояла всё та же знакомая мебель, но все предметы теперь находились на других местах. Старый торшер на мраморной подставке освещал любимое кресло Кэти, но он стоял в другом углу комнаты, в эркере, которого на Уотерхауз-стрит просто не было, и поэтому выглядел совершенно незнакомым. Коллекция старинных фотографий и несколько рисунков самой Изабель, вставленных в рамки, по-прежнему висели на стене, но располагались в другом порядке. Изабель узнала и книжный шкаф, и ковры, и портьеры, и диван, но каждый раз, сколько бы она ни приезжала, их расстановка не переставала ее удивлять.

Она попыталась объяснить это Кэти, но ее подруга только рассмеялась в ответ.

— Ты теперь слишком далеко, чтобы расставлять вещи по-своему, — ответила она Изабель. — Меня тоже чуть не хватил удар, когда ты впервые появилась в городе в клетчатой фланелевой рубашке. По-моему, я ни разу не видела на тебе ничего, кроме одежды черного цвета.

К концу лета Изабель стала приезжать в город только по необходимости.

— Самая важная новость на сегодня — это окончание работы над вторым сборником, — поведала Кэти при виде Изабель, появившейся на Грейси-стрит во время очередного визита в город. — Алан собирается издать книгу уже весной.

— Как она будет называться? — спросила Изабель.

Несмотря на еженедельные телефонные разговоры, она всё больше и больше отдалялась от подруги. Целые дни Изабель проводила вдали от телефона — бродила по острову и заново знакомилась со своими полузабытыми владениями, а по утрам и вечерам работала в студии, нередко игнорируя звонки. Ей пришлось даже установить автоответчик, и теперь Изабель разговаривала по телефону только в тех случаях, когда сама набирала номер.

— Я собираюсь озаглавить сборник «Плоть камня», — ответила Кэти. — По названию истории, которая была напечатана в литературном журнале в прошлом году.

— А туда войдет сказка о человеке, который постоянно свистел?

Кэти улыбнулась:

— И эта, и многие другие, написанные после «Ангелов», и еще две истории, которых не читала даже ты.

— И мне так долго придется ждать?

Кэти, не вставая со своего места, вытянула ногу и большим пальцем подтолкнула толстый конверт, лежащий на журнальном столике.

— Специально для тебя я сделала копии, можешь забрать и прочитать дома.

— Как ты находишь время на книги при всей твоей загруженности в фонде?

— Ты сама не раз говорила, что мы должны уметь создавать дополнительное время.

— Это верно.

— Алан просил узнать у тебя, нельзя ли использовать для сборника одно из полотен, висящих в приемной фонда? Он хочет поместить на обложку «Женщину с книгой». Права на переиздание в твердой обложке он еще никому не предлагал, но считает, что с этим не возникнет никаких трудностей.

Изабель смутилась.

— В чем дело? — спросила Кэти. — Я думала, ты обрадуешься такому предложению.

— Так оно и есть, но оно заставляет меня беспокоиться.

— Я не понимаю.

— Это картина-переход, — пояснила Изабель. — Ничего не могу с собой поделать, но мне страшно выставлять ее на всеобщее обозрение.

— Я не собираюсь продавать картину Рашкину, — сказала Кэти. — Надеюсь, у тебя не возникло такой мысли.

— Конечно нет. Но сейчас Рашкин не подозревает о ее существовании. Я боюсь, что, как только он ее увидит, сразу постарается завладеть полотном.

— Но ведь...

— Знаешь, почему я так не люблю уезжать с острова? Я каждый раз боюсь, что кто-нибудь проникнет в дом и выкрадет то, что еще осталось.

— Ну, не думаю, что тебе стоит так переживать, — возразила Кэти. — За исключением картины «Пэддиджек», которая висит на кухне, все остальные спрятаны так, что их нелегко обнаружить.

Хранилище для картин было устроено на чердаке, под самой крышей. Между обшивкой и основной стеной существовало узкое пространство, и Изабель составила туда картины, предварительно завернув их в ткань и непромокаемую пленку, да еще завалила ненужной мебелью и досками. Об этом тайнике знала только Кэти.

— Я понимаю, но всё равно...

— Есть еще одна причина, по которой ты можешь не беспокоиться о Рашкине. Ты еще не слышала? По словам Норы, он нашел себе новую ученицу.

— Я ее знаю?

Кэти покачала головой:

— Мне говорили, что ее зовут Барбара Николс и она совсем молоденькая — еще не закончила художественную школу.

— Знакомая история.

— Ты не очень-то заинтересовалась этой новостью.

Изабель засмеялась:

— А чего ты ожидала? Что я буду ревновать?

— Нет, но я думала, может, тебе стоит ее предупредить? Насчет Рашкина, ньюменов и его охоты на них.

— Не думаю, что в этом есть смысл, — ответила Изабель. — Если он еще не рассказал ей о ньюменах, она сочтет меня сумасшедшей или ревнивой. А если Рашкин уже научил ее использовать свой талант, никакие мои слова не заставят ее прекратить писать картины. Я хорошо это знаю.

«Или думаю, что знаю». Изабель искренне хотела верить своим словам и старалась не придавать значения эгоистичной мысли, возникшей в голове. Если Рашкин нашел другую художницу, способную снабжать его ньюменами, может, теперь ее создания будут в безопасности?

— Ты видела ее работы? — спросила она Кэти.

— Нет, но Джилли видела. По ее словам, это нечто ошеломляющее.

«Бедная девочка», — подумала Изабель.

— Ну так что же? — спросила Кэти. — Ты не находишь, что угроза твоим картинам со стороны Рашкина уменьшилась?

Изабель очень не хотелось огорчать Кэти, но она всё же отрицательно покачала головой. До тех пор пока она не будет абсолютно уверена, она не имеет права рисковать.