Марина Забродина - Рисуя круги в небесах

Его безмолвный крик проник в мою голову, и я цепко схватила нож, прижав его к своей груди. Вода прибывала. Я в панике подумала, что сейчас буду тонуть, но потом вспомнила, что я — вне мира, здесь возможно все, и только крепче прижала к себе нож.

Вода залила мое лицо, я захлебнулась… и тут же очнулась в лесу, на поляне. Рядом корчился и хрипел мой Клим, я тоже лежала на земле, подвернув под себя ноги, обхватив себя руками и сильно кашляя. Костры догорали. На востоке волшебными красками разливался восход.

Постепенно мы пришли в себя.

— Клим…

Он поднялся, встав на четвереньки, и заглянул мне в лицо.

— Клим! — я смотрела не него и не могла поверить, что это произошло.

— Клим… ты такой… красивый… — я провела рукой по его щеке, — ты самый красивый… и я тебя люблю…

На меня упала его слеза.

Он, шатаясь, взял меня на руки и поднялся. Очень медленно, но уверенно он пошел прочь из леса. Я обхватила его за шею обеими руками. Он больше не хромал.

Клим толкнул дверь ногой и зашел в дом. Возле подпола он остановился, поставил меня на ноги и нагнулся, чтобы откинуть дверцу.

— Зачем? — сказала я, — Тебе больше не нужно туда. Теперь ты будешь жить как все люди — в доме, в тепле, тебе не нужно больше пить горькие отвары… Все! С этим покончено, — я улыбнулась.

— Я забыл, — немного смутившись, сказал Клим, — привычка…

Я обняла его.

— Ты построишь новый дом, приведешь в порядок сад, теперь у тебя все будет хорошо…

— Ты говоришь так странно, как будто все это будет без тебя.

— Клим, — я отстранилась и заставила себя посмотреть ему в глаза, — я… Я не сказала тебе одной вещи. Это проклятье… от него невозможно освободиться, не перебросив его на другого человека. Его больше нет на тебе…

Он перебил меня.

— Ты взяла его на себя?!!

Я сделала шаг назад.

— Да, я взяла его на себя. Я… Я просто очень люблю тебя, поэтому я взяла его на себя.

Клим сделал вдох, но я закрыла ему рот ладонью, как он мне сегодня утром:

— Я просто превращусь в волка. Это будет быстро и не так болезненно. Это проклятье слишком давно сдерживалось, чтобы теперь тянуться долго. Ничего изменить нельзя.

Клим зарычал, схватившись руками за голову.

— Ну что ты наделала, глупая? Это ты должна жить, рожать детей, любить! Что теперь? Я снова теряю любимую женщину и снова я ничего не могу сделать!!! Зачем мне жить, Грета? Для чего твои жертвы?!!

Он схватил меня за плечи.

— Я сейчас же иду к твоему отцу!

— Нет, — я отвернулась, — мой отец уехал на болото — искать прошлогодние ягоды жгуч-слезы, чтобы отравить тебя, а у меня… у меня совсем мало времени, Клим… Не оставляй меня. Побудь со мной сейчас…

Я поднялась на цыпочки и поцеловала его, обвив руками шею. Я дрожала всем телом, поэтому прижалась к нему, чтобы успокоиться.

Клим горестно вздохнул, обнимая меня, и прошептал в ухо:

— Тогда нам все равно придется спуститься в подпол…

Свеча горела недолго. Сквозняк, гуляющий под домом, быстро задул слабый огонек. Но зажечь его снова было некому…

Я очнулась в полной темноте. В которой я замечательно видела. Клим тихо дышал рядом.

Все мое тело чесалось. Хотелось разодрать кожу, и высыпать наружу колючий песок, который мучил меня изнутри. Ногти зудели. Кости ныли.

Я взяла себя в руки. Сосредоточившись, подула Климу в лицо, нарисовав в воздухе знак — не знаю, как он назывался, главное, что я знала его предназначение. Теперь он не скоро проснется. Я накрыла его одеялом, подоткнув по краям, посмотрела в последний раз, до крови прикусила губу, чтобы не разрыдаться. Взяла свою одежду и вышла.

— Грета, деточка, а я видела вас и не стала беспокоить, не уходи, у меня обед скоро поспеет… Не богато, но сыты будем… — Сычиха сидела за столом и чистила картошку. В комнате царил привычный полумрак.

— Здравствуй, Маргарита, — я повернулась к ней спиной, — извини, я очень тороплюсь.

Я выскочила на крыльцо — теперь я могла рассмотреть, что со мной происходит.

Руки начали покрываться еле заметной шерстью, ногти пожелтели и стали жесткими и толстыми. Под кожей появились уплотнения. Ладони потрескались с тыльной стороны. Что же было с моим лицом?..

— О боже…

Я плотнее завернулась в свой тулуп и платок, и через заднюю калитку выскочила на задворки. Я бежала в лес. И чем дольше бежала, тем сильнее чувствовала зов природы. Мышцы мои становились более крепкими и упругими, легкие раскрывались с восторгом, уши слышали тысячи звуков, ноздри чуяли тысячи запахов. Я скинула тулуп, платок и теплую кофту. Они мне мешали.

Наконец, я остановилась. Деревня была далеко. Я обернулась и только сейчас смогла дать волю слезам. Надо же, как быстро и бесповоротно поменялась моя жизнь…

Где-то в лесу средь бела дня завыл волк. Лошадь, которая везла Верома с болота, остановилась и беспокойно тряхнула головой.

— Н-но, пошла-а!

Ханна перестала играть в снежки и прислушалась, ее подружки ничего не заметили.

Беата вздрогнула и обожглась паром из чайника.

На могиле старого Хоря затрепетали высохшие цветы. В лесу было безветренно.

Мужчина, мирно спящий в подполе старого дома, открыл глаза. Он плакал.

Клим ворвался в дом к Верому, когда тот только вернулся из леса.

— Ты?!! — Вером оглядел его с головы до ног. И все понял.

— Грета!!! Где моя Грета?!

Кастрюля с ухой выскочила из рук Беаты, резкий грохот заполнил собой весь мир на мгновение.

Клим сгреб Верома за ворот еще не снятого тулупа и затряс:

— Что хочешь делай, что хочешь!!! Но я должен быть с ней!!! Она теперь совсем одинока, понимаешь?!! Я нужен ей!!!

Клим отпустил Верома и добавил еле слышно:

— А она мне…

— Никто не в силах вернуть ей человеческий облик, — колдун с трудом сдерживал слезы, — но, может, я смогу что-то придумать… У тебя остался ее нож?…

Тоска нашла себе новое прибежище.

Морозной ночью на черную гладкую поверхность неба выкатился юный месяц. На вершине холма стоял зверь. Больше обычного волка — словно не из этих краев. Но все же это была она, волчица.

Волчица подняла голову и взвыла — долгим и протяжным был ее плач. А когда она замолчала, у подножия холма хрустнул снег. Волчица напряглась. Но осталась на месте.

Это был огромный волк, еще больше самой волчицы. Он смотрел на нее и взгляд его словно эхом отражался в ней: она почувствовала боль, недоумение, растерянность, тоску. И любовь.