Марина Забродина - Рисуя круги в небесах

Я открыла глаза и увидела, что Клим уже проснулся и смотрит на меня.

— Ты давно здесь?

— Не знаю. Я не знаю, сколько я здесь сижу. Я была далеко.

Мы смотрели друг на друга и улыбались.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я.

— Теперь — хорошо. Ты пришла и у меня ничего не болит.

Мы смотрели друг на друга.

— Ты вчера спросила, но я не успел ответить. Ты спросила, нужна ли ты мне…

Он смотрел на меня так, словно в этот момент он распахнул свою грудную клетку и открыл моему взору свое сердце, незащищенное, слабое, никому не нужное. Кроме меня. И, конечно, его матери…

— Знаешь, если тебя не будет в моей жизни, то мне она уже ни к чему.

Что-то очень сильно кольнуло меня в голове и под сердцем в этот момент, мне стало страшно и тревожно, но я прогнала от себя эти мысли.

— Матушка моя уже измучилась, и тебя я не хочу мучить, Грета.

Я замотала головой, но он не дал ничего сказать.

— Тебе надо забыть… все это. Вернуться домой, вокруг тебя, наверное, много парней вертится.

Я поморщилась. Он прикрыл мне рот рукой.

— А я… А мне хватит, пожалуй… Долго я уже живу, бесполезно, бесцельно… только последние две недели появился смысл в моей жизни. Но тянуть дальше нельзя, только хуже будет.

«Как же они с батюшкой похожи…» — подумала я.

Я отодвинула его руку.

— Клим. Ты знаешь, что в моей жизни тоже смысл появился только тогда, когда я тебя узнала? Что мне теперь обратной дороги нет, знаешь? Что мне, кроме тебя, никто уже не нужен? И не говори мне больше таких глупостей никогда. Никогда! — слово это отразилось во мне, несколько раз гулко прозвучав в глубине: «Никогда! Никогда! Никогда!..»

Я замолчала. Он смотрел на меня, а я на него. Наконец, я не выдержала и, зажмурившись, обняла его. Под правой рукой, которая легла ему на затылок, я почувствовала ворс густой жесткой шерсти. Он прижал меня к себе крепко, и так сидели мы несколько минут. Потом я прошептала:

— Клим, я могу спасти тебя. Я могу вернуть тебе твой облик.

Он отстранился и с изумлением и тревогой взглянул на меня.

— Что?

— Я — колдунья. Это у меня в роду. Просто я раньше была к этому дару равнодушна, а теперь… решила попробовать свои силы. Я хочу снять проклятие.

Естественно, я не сказала, что даже в случае удачи мы все равно не сможем быть вместе…

Мы пробирались по глубокому снегу, держась за руки. У нас было все, что необходимо: тот самый нож, кремень для высекания огня, немного поленьев для его поддержания, горсть гусиных перьев из его подушки, небольшая кучка земли в тряпице. Связующая наши души вещь, огонь, перья, символизирующие воздух, земля. Воды кругом — в избытке, благо зима, и снега хватает. И деревья, конечно. Что мне подсказывало, что меня вело? Не знаю. Что-то из глубины меня, из глубины времен словно диктовало мне мои действия.

Мы нашли опушку, окруженную деревьями. Соорудили четыре шалашика для костров и оставили место в центре между ними, чтобы там могли поместиться два человека. Я торопилась.

Мне нужна была помощь четырех стихий, и деревьев. Еще мне нужно было смешать нашу кровь — мой нож, который Клим чинил и в который вложил часть своей души, как нельзя лучше подходил для этой цели. Он свяжет нас, а потом разведет в разные стороны.

Мы разожгли костры, встали в центр круга друг к другу спиной, и я подбросила в воздух горсть перьев, а под ноги нам высыпала землю, которую мы взяли из сада Сычихи. Клим послушно выполнял все мои указания. Еще я помню, как сделала нам с Климом порезы на запястьях. Мы соединили руки и я начала тихо напевать. Я уже не помню, что я пела, по-моему, что-то незначимое, какие-то песенки из детства… Важно то, о чем я думала, куда я направила все свои силы.

Меня не было в те минуты (или часы) в лесу. Моя душа блуждала по каким-то мирам, видела чудовищ, яркий болезненный свет и вязкую черную тьму. Я кружилась и разлеталась на мелкие частички. Я была огромной — макушку мне царапали звезды, а в ногах ползали разные гады и слизни из нижнего мира. Я становилась размером с блоху и бежала, бежала куда-то, пыталась догнать кого-то, кто ускользал от меня, уходил семимильными шагами. Все вертелось, мельтешило, дразнилось, дергало меня, рвало в разные стороны. Это был такой хаос, такой бред… А потом вдруг все пришло в порядок.

И вот я — в пустыне. А напротив меня — мой дед. И говорит мне, рта не раскрывая: «Я ждал тебя. Ждал, что ты придешь. Грета… Ты — мое воплощение, ты — моя сила, тебя ждет будущее, которое ты не в силах изменить. У тебя есть предназначение».

Я стояла молча. Я ждала, что он скажет что-нибудь о том, как он сожалеет, как раскаивается… Я помнила взгляд Клима. И взгляд Маргариты.

«Я заплатил сполна за содеянное, и еще заплачу. Меня ждет вечность. А тебя — твое будущее».

Наконец, я произнесла: «Дедушка, меня ждет такое будущее, которое я сама себе создам. Но благодаря тебе мне сейчас особо выбирать не приходится. Помоги мне перенести проклятие. Это все, что я прошу. А если тебе сказать больше нечего, то давай сделаем это сейчас. Я боюсь, что у меня не хватит сил».

Дед поднял на меня глаза, и я увидела слезы, маленькими ручейками стекавшие по его щекам: «Прости меня, Грета. Прости. Прости. Прости!» Он закрыл лицо руками и вдруг, скрючив пальцы, начал рвать свою грудь, раздирать ее, оставляя кровавые борозды, отрывая клочья кожи. Скоро его грудная клетка превратилась в месиво. И тут я почувствовала, что нож, который, оказывается, висел у меня на ремне, поднимается в воздух и плывет к моему деду. Когда он оказался близко к нему, Хорь схватил нож и приложил к груди. Нож исчез в кровавой массе, словно страшное бесформенное существо проглотило его. Я зажмурилась. А когда открыла глаза, нож лежал на ладонях у деда перед моим лицом, чистый и блестящий, без капли крови. Пустыня вокруг превращалась в море. Я только сейчас заметила, что вода, текущая из глаз моего деда, достает мне почти по пояс. Кругом — одна вода, до самой линии горизонта (а был ли он там?..).

«Бери! Бери его скорей! И не теряй! Ни в коем случае!!!»

Его безмолвный крик проник в мою голову, и я цепко схватила нож, прижав его к своей груди. Вода прибывала. Я в панике подумала, что сейчас буду тонуть, но потом вспомнила, что я — вне мира, здесь возможно все, и только крепче прижала к себе нож.

Вода залила мое лицо, я захлебнулась… и тут же очнулась в лесу, на поляне. Рядом корчился и хрипел мой Клим, я тоже лежала на земле, подвернув под себя ноги, обхватив себя руками и сильно кашляя. Костры догорали. На востоке волшебными красками разливался восход.

Постепенно мы пришли в себя.

— Клим…