Наталия Касторф - Осторожно – Питер! – Свежераспечатанные тайны

Первые несколько месяцев приезжий пребывает в состоянии легкой эйфории, памятуя в какое чудное место попал. Только вдруг непонятно откуда подкрадывается нищета.

У него с мозгами, вроде бы, всё в порядке, копеечку беречь умеет, но тут выплывают неожиданные расходы. Бывалоча, в родном городе деньги водились пачками, а теперь…

Особенно страдают москвичи. Перебираясь в "провинциальный Питер", они надеются в этом менее навороченном и ещё не таком раскрученном, как Москва, мегаполисе, быстренько приумножить свои капиталы. Да не тут-то было! Сквозняк надо чувствовать заранее, его желательно предвидеть, а это не каждому дано.

Николай Васильевич Гоголь был слаб здоровьем и чрезвычайно чувствителен к сквознякам. Но более всего он был гениален. Местные мормышки на него не действовали. Он их в упор не замечал…

Глава 6

"Мелкий град" Как действуют мормышки, наверное, уже понятно. Более-менее. Кому-то из приезжих здесь иногда везёт. Только не надо сразу на что-то надеяться! Вы же не знаете, как эти люди договаривались с Городом. Может быть, их наняли зазывалами, а может, они новый фильм снимают про бандитский Петербург. Такой шикарный, напичканный адреналином сериал притягивает в Город самых отважных, самых падких на приключения бизнесменов. Скорей всего, после просмотра фильма в Город снова хлынут богатенькие, те, кто ещё не в курсе про крючки. Да только мы об этом не узнаем – информация суперсекретная.

Совет тут может быть только один: если вы человек рисковый и вам себя совершенно не жаль – вперёд, попытайтесь срубить миллиончик. Но как потом быть с Таможней?

Вывезти ведь не удастся ни копейки.

Итак, Город-Дверь, Город-Музей, Город-Таможенник, Город-Предсказатель, Город Комиссий и, наконец, Город-Блесна. Кто не попадался на здешний крючок, тот не знает, что такое настоящая Мормышка.

Идеальный срок для гостя в Питере – 2-3 дня. Это – бархатный вариант, для неженок. Кому по душе экстрим, пускай остаётся подольше. Иногда даже полезно остаться подольше. Если Город разрешает, почему бы и не остаться? Но бдительность ни в коем случае нельзя терять. Неплохо бы ещё и уши в локаторы превратить, чтобы Сигнал не пропустить. Перед тем как пригласить на выход, Город обязательно даёт Сигнал. Вовремя услышите – и вышибалы не понадобятся. Вышибалы нужны тем, кто Сигнала не слышит. Монферран вот не услышал. Его пригласили на сорок лет, а он, бедняга, возомнил, что навсегда. Отсюда и трагеть. Роль вышибалы тогда исполнил Николай Палкин. Царь, в принципе, не виноват – его самого использовали…

Зазывалы могут быть различного калибра: от самых мелких шавок до крупных мормышек, типа фильма "Бандитский Петербург". Зазывала не обязательно человек.

Чтобы в Город заманить, иногда достаточно календарика с Медным всадником. А вот в вышибалы кого попало не берут. Заманить ведь всегда легче, чем выгнать. Чтобы выгнать, нужны влиятельные личности уровня царя. Заумный лектор тоже подойдёт, но царь или его И.О. гораздо круче.

Люди уровня Юрика в вышибалы не годятся: не та сила убеждения, не тот напор. А Юрик никогда и не стремился играть такую роль. Ему и в зазывалах неплохо…

Юрик вывел эту хитрую теорию не сразу. Впервые заметил, что с Городом что-то не так, когда ему вдруг, ни с того, ни с сего, разонравился Исакий. Гм! Глянул он на собор одним прекрасным утром из окна троллейбуса и обомлел. Такого страху нагнали на него массивные 114-тонные колонны! Тогда ему было всего лишь двенадцать лет, и они всей семьёй только что переехали в Ленинград.

После того случая недели не прошло, как Медный всадник стал казаться пучеглазым котом на лошади, а Зимний Дворец захудалым дворцом культуры, требующий капремонта… Все эти детские впечатления Юрик приписал капризам своей меланхолической натуры. Он был мальчиком интересного склада, друзей имел мало, да и те происходили исключительно из дипломатических семей. Пословица "Что имеем, того уже не любим" стала всё чаще приходить на ум…

В двенадцать лет человека можно назвать вполне взрослым. По западным меркам. А Юрик знал о Западе не понаслышке. Он там успел пожить ещё ребёнком, с отчимом-международником.

Теперь он постоянно жил на родине, но всё время болтался среди иностранцев.

Видно, доля такая. Отойдя душой от своих, к иностранцам он так и не прибился.

Вернее, они его не принимали. Услышав о восьми языках, сразу ставили уши торчком и махали руками: "Ты – агент КГБ!" А когда он им расхваливал их же собственный Запад, недоверчиво косились и, наверное, считали предателем родины. Он и работал-то с ними через силу, по инерции. Сидеть в офисе гораздо хуже. Вот бы писателем заделаться! Но этот труд отбирает много времени, а заработки не всегда приличные.

Сидеть у кого-то на шее, как Маркс у Энгельса во время написания "Капитала", Юрик не собирался. Он по натуре не иждивенец.

В самом-самом начале, до смерти родного отца, они все втроём, небольшой, но дружной семейкой жили в Челябинске. "Челяба" – хороший город, но его, конечно, не сравнишь ни с одной из российских столиц. Лоск не тот.

Именно из "Челябы" в 1979 году Юрик впервые выехал в Ленинград. Ему тогда было 8 лет. В той поездке его больше всего впечатлили Петропавловка и Медный всадник.

Вернувшись домой, он попросил купить ему альбом и краски, хотя раньше рисовать не любил. В тот год он впервые начал серьёзно читать. По-взрослому, запоем. В основном те книги, из которых можно было узнавать об этом потрясающем, невиданной красы Городе.

Когда умер отец, мама вторично вышла замуж. За очень хорошего человека. По крайней мере, все так говорили. Отчим оказался богатым москвичём, и с ним они повидали полсвета. Но нигде Юрик не встречал таких проспектов, таких памятников и таких волшебных зданий, как в Ленинграде.

Детишкам, с которыми он учился по заграничным школам, Юрик постоянно врал, что живёт в Ленинграде, а не в Москве. Он хотел, чтобы его как можно больше уважали.

Маленькому ростом, щупленькому Юрику уважение одноклассников было необходимо.

Правда, его внешность не всегда была причиной для расстройства. Всякий раз, прийдя в новый класс, он слышал шёпот: "На Гоголя похож". Юрик был темноволос, нос имел с горбинкой, а во взгляде всегда сквозило нечто поэтическое…

Итак, что имеем, то нам уже не нравится. Внезапно охладев к Великому Городу, Юрик счёл себя неблагодарным и страшно мучился по этому поводу. В двенадцать лет он был слишком неопытен, чтобы приписать эту смену настроения чему-нибудь ещё.

Отчим был видной московской фигурой, но при Андропове пошёл на понижение, и его перевели на службу в Ленинград. Тогда ещё никто не знал, что Город снова будет переименован и что всё питерское станет синонимом президентского.