Олег Фомин - Неостывшее сердце

Он поочерёдно всадил в сердце три стрелы. Больше, увы, не было. Но больше и не потребовалось. Одинокий орган задёргался в конвульсиях, потеряв ритм. Дом напрягся и качнулся от внутреннего давления, а затем стих вместе с сердцем…

Отец положил оружие на стол, посмотрел на девочку — и его задушил новый ужас: на лоб дочки упала капля этой чёрной мерзости и теперь расползалась по её лилейной коже, которая тут же нахмурилась. Малютка что-то промычала во сне и засопела.

«Боже мой! Только бы не проснулась!.. Сейчас, миленькая, потерпи!..»

Краешком одеяла отец провёл по испачканной головке. Грязь ушла в белую ткань, остатки испарились в тепле сияния, а отец, игнорируя боль, погладил дочку кончиками очеловеченных пальцев. Её это, похоже, успокоило: она улыбнулась и задышала чисто.

— Спи, моя фея. Беги по лугам душистым, летай в облаках молочных… У тебя никто не отнимет твоего счастья, клянусь тебе! — прошептал оборотень, понимая, что не сможет уже привести в исполнение свою страшную идею.

Как же он хотел простоять так ещё бесконечность, не отводя глаз от смысла своей короткой жизни…

Но вновь стены их крепости всколыхнулись: волки таранили дом своими телами. На чердаке уже барабанили чьи-то лапы; под землёй тоже кто-то пробирался; о дверь скрежетали когти.

— Ну вот и всё… Час настал. Пробили колокола… Пора уходить! — сказал вслух оборотень с трагической торжественностью.

«Только, интересно, в какую сторону?» — признавал он безвыходность, нежели задавался вопросом, будучи уже в кладовой. Охотничий нож он пристроил у пояса, рассовал патроны по ячейкам ремня и сейчас выбирал из сундука самые полезные вещи.

Фонарик и бачок с керосином от лампы, то есть свет и огонь, он взял в первую очередь. Моток верёвки решил сначала не брать, но потом перекинул через голову и закрепил на туловище, подумав, что нести его особых хлопот не составит, да и мало ли где пригодится. С сожалением глянул на груду ружей: без боеприпасов это было всего лишь железо.

«Да, оружия надо бы побольше,» — заключил оборотень и окинул взором бедный чулан. Из всех предметов на эту роль подходили только топор и колун. С ними-то как раз таскаться будет неудобно. Но зато двумя тварями на планете может стать меньше! Поэтому он зафиксировал инвентарь у себя за спиной с помощью той же верёвки.

Вернувшись в главное помещение за обрезом, он привязал ствол к бедру ремешком от унтов. Затем, увидев в печи ещё мерцающий уголёк, отец взялся ломать самострел, дабы попробовать развести напоследок огонь …

Грянул звук лопнувшего стекла. Осколки шрапнелью разметало по комнате.

Громадный волк, пробивший окно, словно снаряд, исступлённо рычал и рвался в дом через тесный проём, кромки которого вспороли и исполосовали ему бока. Зверина уже наполовину была внутри и слепо бросала челюсти к сверкающей корзине.

Хозяин яро обхватил и сдавил пасть чудовища. В следующий миг лезвие ножа скользнуло по горлу волка. Тот ещё долго хрипел и обливался кровью в чужих объятиях, пока безжизненно не повис в окне…

Тем временем раздался хруст двери: десятки оборотней напирали единым валом и блевали рычанием от безумства. Защитник дома и дочери двинулся туда, на ходу заряжая обрез мечеными патронами. Мимоходом он заметил, что треснувший потолок в кладовой сверху долбила острая волчья морда, словно хищный клюв. Сжатые плотно зубы скалились, разбитые дёсны сочились алым, а она всё быстрее клевала, била, не жалея себя и своего бешенства. Сыпались щепки и песок, брешь разрасталась, вот уже в сумраке показалась голова.

Отец хотел было ринуться в чулан и угостить непрошеного гостя залпом.

Но тут петли вырвало вместе с деревом — и дверь втолкнуло в коридор!

Хозяин врезался в тяжёлую преграду, разделявшую его с волками, едва та не упала. Мышцы в руках накачались кровью, когти ног сомкнулись капканами на полу, гортань прожгло криком — началась неравная борьба человека-волка с серой лавиной убийц, которые бомбили собою дверь, беспрестанно сменяя и топча друг друга.

Отец держался на пределе. Шерсть промокла от пота, дверь над ним наклонилась в его сторону, каждый удар отстранял на сантиметр вглубь дома. И лучше бы он просто сопротивлялся и проигрывал. Но он ещё успевал осознавать это! Да, он не выстоит. Через двадцать секунд они раздавят одиночку и цепями, змеями, реками вольются, вползут сюда, напичкают своим мясом все углы, сделают дом консервной банкой. Распустятся красно-белыми цветками пышные пасти и в их погибельном букете исчезнет спящее дитя…

Из чулана в светлую комнату, где была девочка, мелькнула волчья тень.

— Не-е-е-е-ет!!!!!!!! — разразилось на весь дом со страшной силой.

Отец чуть не бросил дверь и не кинулся к дочери. Он расслабился, отвлечённый ужасом, и сразу же поплатился за это: гурьба волков вдарила по деревянному щиту, оттеснив его вместе с хозяином на шаг назад. Когти под ногами разбороздили пол. Самосохранение вынудило снова напрячься, приложиться с удвоенной силой и гневом, не пуская зверей внутрь. Но теперь он стонал не от накала своего тела, а от горя, от бессмысленности обороны, ведь его девочку сейчас терзает на куски одна из этих голодных сволочей!

Он ревел, слепой от горькой воды в глазах, от ненависти и страдания. Он отупело толкал эту старую дверь, потому что ему уже больше ничего не осталось в жизни…

Силы исчезали. Тот, кто когда-то давно был отцом, терял влагу с потом и слезами, высыхая изнутри. Он перестал быть живым, превратившись в мешок, столб, подпорку для двери, которой было всё равно, что произойдёт спустя минуту или сто лет. В прелой душе завяли все чувства. Он лишь ожидал безразлично, когда омертвеют мышцы, сломаются кости, подкосятся колени…

Сверху в дверь рьяно совались морды оборотней.

Внезапно, когда обороняющийся уже готов был прекратить схватку и пустить сюда тварей, рядом ударилось нечто огромное и вшибло дверь обратно в проём, стряхнув с той стороны кучу атакующих волков.

В мгновение ока отец пережил возрождение и вновь налёг на дверь, после того, как увидел прибывшее на подмогу существо.

Теперь осаду держали уже двое. Второй оказалась белая волчица…

Опровергались все кошмары. Дочка была жива и всё так же спала в своей корзинке, отец это знал. Мать девочки пришла не за её убийством.

Взъерошенная, грязная от замёрзшей на шерсти крови и земли волчица, извергаясь яростью, давила плечом в дверь, упиралась тонкими и сильными лапами, похожими на дуги, и рычала истошно, кропя всё вокруг слюной. С адовой злостью её взгляд прокалывал отца девочки.

Какое-то время она могла простоять против оборотней в одиночку. Этим решил воспользоваться человек-волк. Он саданул из обреза жарким стеклом по глазам лезшего в дом чудовища. Тот взвизгнул и, извиваясь, отпрыгнул прочь. Отец же волчьей силой и ножом разворотил железную ёмкость с керосином и сквозь верхнюю щель выплеснул горючее на внешнюю поверхность двери, частично — на волков, неустанно бившихся в хижину. Затем грохотнул следующий выстрел и поджёг дверь, которая вспыхнула оранжевым платьем и отогнала восвояси одичавших от страха оборотней. Кто-то из них тоже не избежал смертоносной любви огня и сейчас, сияя факелом, вносил бурную сумятицу в свои ряды.