Н. Джеймисин - Сто тысяч Королевств

Множество сфер, схожих с нашей, свободно плавали по зале. Разномастные — всех форм, размеров и цветов, — они дрейфовали в воздухе, медленно кружась. На первый взгляд, не более чем детские игрушки, но если приглядеться — крошечные вихри танцевали на их поверхности.

Сиех маячил рядом, покуда я бродила меж его игрушек (что-то среднее между гордостью и тревогой витало на его лице). Наш жёлтый шарик завис неподалёку от центра комнаты, а все остальные завращались вкруг него.

— Хорошенькие, не правда ли? — справился у меня Сиех, пока я таращилась на крошечный красный шарик. Множество вихрей (буря?) жадно пожирали ближнюю часть полушария. Я оторвалась от зрелища и обернулась к Сиеху. Вытянувшись, он аж покачивался на носках от нетерпения. — У меня неплохая коллекция.

Трикстер, трикстер, хитрый лис, цап за солнце… Как же не украсть, такое… хорошенькое. До того, как рассориться, Троица породила несметное число потомства. Сиех, невероятно древнее божество, невероятно опасное оружие Арамери… и всё же я не могла заставить себя отбросить… растоптать робкую надежду, расцветающую в его глазах.

— Они все прекрасны, — согласилась я. И то была чистая правда.

Он радостно просиял и снова ухватился за мою руку — уже не с целью куда-то затащить, а как друга.

— Думаю, ты понравишься и остальным, — отозвался маленький бог. — Даже Нахье, когда он утихомирится. Много воды утекло с тех пор, как мы заполучали себе смертного, чтобы просто поболтать.

Что я слышу? Какой-то бессмысленный, дикий бред. Другие? Нахья? СпокойныЙ?

Сиех снова издал смешок.

— Мне так нравится разглядывать твоё лицо. Хорошая выдержка. Ты почти не даёшь волю эмоциям — это работа Дарре или твоей матери? — но зато, когда забываешь держать их под контролём, читай любой тебя как раскрытую книгу.

О том же, давным-давно, меня предупреждала и матушка.

— Сиех…

Добрая тысяча вопросов терзала меня сейчас, и я терялась, с какого же из них начать. Мимо нас прокатился, вращаясь раз за разом, один из мячей, простого зелёного цвета, лишь с яркими белыми полосками в районе полюсов. Вроде, ничего особенного, но, увидев его, Сиех безжизненно застыл. Вот тогда запоздало сработали и мои инстинкты.

Я обернулась. Лишь для того, чтобы обнаружить Ньяхдоха, стоящего позади.

Я окаменела: и тело и разум отказывались повиноваться; вот она добыча — бери и хватай! Какая-то там пара шагов. Но он молчал, недвижимый; мы лишь сверлили друг друга взглядами. Тонкий абрис странно колеблющегося лица. Блеклого, как молодая луна. Единственное, за что могла ухватиться память, — удивительная красота падшего (всё остальное словно расплывалось в тумане, теряясь в памяти, хотя я и могла разглядеть его вплоть до мельчайших деталей). Длинные волосы свободно стлались по плечам, вились будто бы по собственной воле, водопадом падали к ногам, тёмной пеленой окутывали призрачную фигуру. Плащ — или всё же волосы? — клубился, развеваемый порывами невидимого ветра. А я всё никак не могла вспомнить, был ли он в нём на балконе. В ту нашу встречу.

В чертах его лица таилось прежнее безумие; нет, иное, — более безмятежное и тихое, а не та бешеная, звериная жестокость. И слабые проблески чего-то другого — но могла ли я назвать это «человечностью»?

Сиех шагнул вперёд, не так чтобы загораживая меня, но стараясь не делать резких движений.

— Ты всё ещё с нами, Нахья?

Ньяхдох молчал, не похоже было, что он вообще различает перед собой сородича. Той частью меня, что не поддалась пока оцепенению, я видела, как разлетались в стороны те из игрушек Сиеха, что крутились поблизости от обезумевшего бога. Медленное, грацизное вращение сменилось то бешеным, как у волчка, кручением, то мёртвой неподвижностью. На моих глазах один из шаров рассыпался осколками, расколовшись посередине. Бог шагнул вперёд, и ещё больше сфер утратили контроль.

Но этого единственого шага хватило, чтобы вывести меня из паралича. Я слепо оступилась, готовая сорваться в спасительное бегство, и подавилась криком. Я бы заорала что есть мочи, знай, что стены расступятся по одному моему крику.

— Не смей бежать! — Голос Сиеха обрушился на меня раскалённым хлыстом. Я заледенела.

Ньяхдох придвинулся ещё ближе, настолько, что я могла различить, как его тело сотрясают, одна за другой, волны дрожи. Следующий поток заставил его болезненно изогнуться, скрючив руки. Секунду он стоял с приоткрытым ртом, борясь с самим собой.

— К-как п-предсказуемо, Сиех. — Глубокий, но вполне человеческий голос. Даже удивительно. Я, по меньшей мере, ждала звериного рычания.

Хмурый Сиех ссутулился, снова напомнив ребёнка.

— Не думал, что тебе удастся так быстро нагнать нас. — Он склонил голову набок, пристально изучая Ньяхдоха, проговаривая растянуто и медленно каждое слово, словно имея дело с недалёким дурачком. — Та же здесь, да?

— Я могу видеть это, — прошептал Владыка Ночи. Глаза его были прикованы к моему лицу.

К моему удивлению, Сиех утвердительно кивнул, будто бы зная, что таится за этой бредовой бессмыслицей.

— Я не смел и надеяться на иное, — сказал он тихо. — Может, теперь ты вспомнишь, в чём наша нужда? Понимаешь? Помнишь?

Сиех шагнул навстречу безумцу, намереваясь дотронуться до его руки.

Занятая лицом Ньяхдоха, я даже не различила движений. Вспышка слепой, убийственной ярости — и горло мальчика сжала безжалостная хватка. У того не было даже шанса вырваться: рывком вздёрнутый в воздух, он задыхался, бессильно дёргая конечностями.

Потрясённая, обескураженная, я не успела даже вздохнуть, не то что — вмешаться.

А потом на меня накатила злость. Дикая злость.

Я пылала, охваченная гневом — и безумием (и это суть единственное разумное объяснение учинённому мною). Обнажив нож, я крикнула:

— Не сметь! Оставь его!

Кролик, угрожающий волку, вот кем я была. Но Владыка оборотился ко мне. Не иначе, мир перевернулся вверх тормашками. Он не отпустил Сиеха, но прищурился, заморгав. Казалось, безумие спешно оставило его, сменившись проблесками сомнения, более того, — удивления. То был взгляд человка, только что обнаруживщего жемчужину в куче объедков и мусора. Но он по-прежнему душил Сиеха, по капле выдавливая жизнь из мальчика.

— Пусти его! — Я пригнулась, перетекая в боевую стойку, как учила меня моя даррийская бабка. Руки тряслись — не от страха, а в бешеном, безумном, праведном гневе.

СИЕХ. БЫЛ. РЕБЁНКОМ.

— Уймись, кому я сказала!

Ньяхдох улыбнулся.

Выпад ножа последовал почти мгновенно. Лезвие вошло прямиком в грудь, пробив плоть до самой кости, — с неожиданной силой, отчего рукоять буквально выбило из рук. Бог качнулся, обрушившись на меня; мгновение, — и я попыталась его оттолкнуть. Бесполезно.