Ричард Кнаак - Конь-призрак

Это была древняя вещь, древнее самого волшебника. Сумрак осторожно притронулся к ней. Регент не забрал гобелен, он оставил его висеть здесь, и это говорило о многом. Генерал Тоос не скрывал своей неприязни к магическим предметам, хотя и мирился с их присутствием.

Сумрак, склонившись, стал внимательно рассматривать гобелен. На нем можно было различить каждую улицу, каждый дом Пенаклеса. Несмотря на то, что он был выткан во времена основания Города Знаний, на нем были изображены и совсем новые дома. Впрочем, сам гобелен был лишь мостиком к еще большему чуду.

— Сколько лет прошло, а ты все такой же безотказный, — прошептал Сумрак. Создатель этого шедевра был поистине гением — даже Сумрак признавал это.

Он изучал гобелен несколько минут, отыскивая нужную отметку.

Она менялась со временем, как менялся и весь город. Иногда она выглядела как изображение книги, иногда — как буква. Немало символов сменилось за эти века, и многие из них были весьма замысловатыми.

« Как бы мне пригодились твои зоркие глаза, лорд Грифон! Уж ты-то всегда умел разглядеть нужный символ с первого взгляда!»

И тут его взгляд наткнулся на крошечный изогнутый флажок. Только Сумрак, единственный из всех ныне живущих, встречал такой символ раньше. На лице его промелькнула улыбка.

— Ну и мрачный же у тебя юмор! — обратился он к гобелену. — Даже мой… мой отец восхитился бы им!

Отец. Волшебника передернуло. Не все возвратившиеся воспоминания были приятными.

Он вновь нашел значок и слегка потер его пальцем. Комната внезапно дрогнула и расплылась. Покои Грифона сменились длинным коридором. Потом гобелен исчез. Волшебник оказался в коридоре, уставленном бесконечными полками с книгами — толстыми томами, похожими друг на друга по размеру и цвету.

Гобелен действовал по-прежнему. Сумрак стоял в легендарных Библиотеках Пенаклеса, которые возникли даже раньше самого города. Память постепенно возвращалась к Сумраку — он вспомнил странное подземное здание под Пенаклесом, которое никогда не оставалось на одном месте. Его происхождение было неизвестно даже Грифону. Сумрак предполагал, что оно, как и чары, использованные колдуном Меликарда, осталось от давно ушедшей в небытие расы враадов.

Здесь не было ничего, кроме бесчисленных книжных томов. Коридор, в котором стоял волшебник, и другие, видневшиеся впереди, освещались непонятным образом. Полы были покрыты отшлифованными мраморными плитами. Полки казались совсем новыми, хотя Сумрак знал, что это далеко не так. Здесь, в Библиотеках, время словно остановилось.

— Наконец-то ты вернулся.

Перед Сумраком стоял крохотный яйцеголовый человечек в простой суконной одежде. Руки у него были такие длинные, что почти касались пола, — может быть, из-за удивительно коротких ножек. С головы человечка свисала одинокая прядь волос.

Это был гномс — может быть, единственный гномс в мире. Насколько помнил Сумрак, библиотекарями всегда были гномсы, и все они были неотличимо похожи друг на друга.

— Десять лет — не такой уж долгий срок для нас с тобой, — поддразнил его волшебник, вспоминая свой прошлый визит в компании с лордом Грифоном.

Гномс услышал насмешку в его голосе и просто ответил:

— Нет, не десять — тысяча тысяч лет, вот как. Это долгий срок даже для нас с тобой.

Волшебник застыл, как статуя, хоть на лице его ничего не отразилось. Он попытался что-то сказать, но не смог. Гномс не стал дожидаться ответа.

— Здесь нет того, что ты ищешь. Это, наверное, единственное знание, которое Библиотеки не захотели принять в себя.

Он говорил о Библиотеках как о мыслящем существе, и волшебника передернуло. Ему было неприятно чувствовать себя в брюхе живой твари.

— Так где же она? Ведь где-то она должна быть! Библиотекарь пожал плечами и пошел прочь, держа книгу, невесть откуда появившуюся в его руке.

— Попробуй поискать в пещерах.

— В каких пещерах?

— В таких пещерах. — Гномс вновь повернулся к волшебнику, разглядывая его так, словно он был глупым новичком-подмастерьем. — В пещерах Дракона-Императора. На развалинах того места, где все для тебя началось.

Место, где все началось. Если бы Сумрак мог улыбнуться, то улыбка получилась бы невеселой. Он давно позабыл об этом. Воспоминания только сейчас начали возвращаться к нему — и он щедро заплатил бы за то, чтобы избавиться от некоторых из них.

ГЛАВА 4

Солнечные лучи ворвались в спальню принцессы и разбудили ее. Она проснулась, переполненная самыми разными чувствами — от радости до тревоги. Эрини захотелось спрятаться в огромной мягкой кровати и ни о чем не думать. Дома — нет, в бывшем доме! — она спала на жестком деревянном ложе под простым шерстяным одеялом. Здесь же спальня ошеломляла роскошью, как и остальные комнаты в ее покоях. Пол, выложенный разноцветными мраморными плитками, устилали пушистые ковры. По углам возвышались декоративные колонны, покрытые позолоченной лепниной. На стенах висели яркие гобелены. Мебель, в том числе и кровать, была резной, из великолепного дуба — большая редкость после лютой зимы, что девять лет назад погубила многие северные леса.

Эрини со страхом вспоминала ту зиму, когда целые полчища огромных когтистых чудищ, покрытых густым мехом, пробивались к югу, оставляя за собой лишь мертвую изрытую землю. Чудовищам оставался лишь день пути до ее родного Гордаг-Аи, когда на них напал мор, покончивший с ними за считанные часы. Странно, что почти в то же время Меликард…

Меликард.

Глаза Эрини широко раскрылись, и она мысленно вернулась к прошлой ночи.

Входя в сумрачную комнату Меликарда, принцесса была готова увидеть все, что угодно — только не руку из эльфийского дерева. Несмотря на то, что рука по форме и цвету не отличалась от настоящей, Эрини с первого взгляда поняла, что это — изделие искусного мастера.

Она испугалась, что все остальное будет еще страшней, и, когда Меликард осветил свое лицо тусклой свечой, вскрикнула, ничего толком и не увидев. Только разглядев своего жениха, она успокоилась, и на смену страху пришли смущение и радость.

Во внешности Меликарда I, короля Талака, самого прекрасного мужчины ее детских воспоминаний, было все, о чем мечталось ей в девичестве. Резкие, мужественные черты лица, атлетическое сложение, властность, приличествующая королю. Король был прекрасен — и принцесса со вздохом облегчения потянулась к нему, чуть не выбив подсвечник из его руки.

И только когда они оказались совсем рядом, она заметила в его лице что-то неестественное. Меликард не оставил без внимания ее внезапную заминку, судя по тому, как сжался его рот и прищурился глаз — один глаз.