Джон Райт - Туманы Эвернесса

В своих ночных кошмарах Питер часто видел эту тварь: Зверь выходил из стены и бродил вокруг его тюрьмы, или чем еще было это место. Зверь так надоедал ему по ночам, что днем он не посмотрел на него ни разу.

Нет, лучше уж глядеть в окно. И однажды он увидел пролетавшую птицу.

Но Зверь был не всегда. В первую ночь его кровать окружили девять зажженных свечей, став его новой темницей.

На следующий день пришел Азраил де Грей, высокий, внушительный, глядящий холодными бесстрастными глазами, точно такими же, которые глядели с портрета в гостиной, которого Питер в детстве очень боялся. Азраил надел большой плащ, на котором были вышиты знаки зодиака и каббалистические символы. Как-то раз он откинул капюшон, и стала видна высокая коническая шляпа, на широких полях которой были изображены звезды и луна в разных стадиях. Питер громко рассмеялся, потому что в таком наряде Азраил стал похож на Микки Мауса из Ученика Волшебника Диснея.

Коротким жестом Азраил заставил Питера замолчать. Голос в горле немедленно умер. Только через день он смог заговорить опять.

Потом Азраил нарисовал на стене Зверя. Вокруг картины он начертил различные круги и треугольники с фразами, написанными на латыни и арабском. Тогда Азраил не сказал ничего, только коротко помолился ангельскому уму, управляющему Марсом. А потом ушел.

Питер развлекался, глядя в окно. Каждый день ему удавалось увидеть проходящие облака. И однажды увидел птицу.

На четвертый день голодные клыки внутри Питера уменьшись до вполне приемлемого уровня, как если бы его тело забыло, что нужно тосковать по еде.

И на седьмой день Азраил де Грей пришел опять, на этот раз решив поговорить с ним.

III

Азраил де Грей надел великолепный голубой пиджак в светлую полоску и темно-синие пальто самого дорогого пошива — но эффект был доведен до абсурда несколькими тяжелыми золотыми ожерельями и полудюжиной брильянтовых запонок на запястьях и воротнике. Он не постыдился даже надеть женский пояс из золотых нитей.

За ним появились три человека в деловых костюмах. Один из них выглядел совершенно нормальным, по осанке и выражению лица; другой шагал, покачиваясь, переваливаясь с ноги на ногу, как будто еще не привык использовать человеческие ноги. Он и сказал, «Ставь его сюда, приятель!» третьему, который держал в руках стул. У третьего был стеклянный взгляд загипнотизированного или зачарованного человека.

Азраил махнул им рукой, приказывая отойти подальше, вниз по коридору. Из-под пальто он вынул жестяную банку с солью Мортона и высыпал соль так, что вдоль стен образовался круг, причем ему пришлось протискиваться в дыру между изголовьем кровати и стеной. Потом повернулся лицом к стене, особым образом сложил пальцы — средний и безымянный согнул колечком, большой и мизинец вытянул — и махнул рукой во всех четырех направлениях, шепча «Изыди! Изыди! Изыди!» Потом повесил пальто на крюк на стене так, что закрыл меловое лицо зверя.

Очевидно, волшебник хотел, чтобы их никто не слышал и не видел. Питер с усмешкой отметил про себя, что Азраил и не подумал о камере наблюдения.

Азраил сел.

— Надеюсь, ты так разоделся не на мой банковский счет, — проворчал Питер.

Азраил пробежал унизанными кольцами пальцами по золотым цепям, надетым на него.

— Это камни, выросшие в лоне Земли и достигшие совершенства, которое позволяет им стать зеркалом Небес. Они обладают двойной ценностью: здесь они эмблемы богатства, там — амулеты, налитые силой. Тем не менее я вижу, что ты презрительно кривишь губы и считаешь мой пышный наряд безвкусным и кричащим. Мои здешние советники тоже дружно осудили мой вид. В глубине души ты усмехаешься и называешь меня разряженным павлином; тем не менее я вовсе не пава. Это поколение людей намного более странное и удивительное, чем любое прошлое на Востоке или в Гиперборее. Почему твой народ вместо того, чтобы облачиться в пышные одежды, носит простые джинсы и темные рубашки, причем так одеваются даже те богатеи, перед которыми Соломон и Крез показались бы нищими? Они жертвуют бедным деньги, которые и не снились бессмертным, танцующим на Горе Киферон и затянутом облаками Олимпе, но одеваются скромнее, чем кающиеся монахи. Заметь, как искусно сделаны швы на этом рукаве, какая умелая рука сметала их, какие они ровные и гладкие. Такие не в состоянии сделать даже швеи-феи при дворе Финна Финнобара. Ла! Ты думаешь, я надел на себя слишком много? В Тирионе я одевался в рубище и коросту.

— Ты чертовски много говоришь, — прервал его Питер.

Азраил застыл.

— Тебе не с кем поболтать, а? — сказал Питер.

Вокруг глаз Азраила появились крошечные морщинки.

— Да ты просто умираешь от желания с кем-нибудь поговорить, — неумолимо продолжал Питер. — После стольких лет заточения ты вернулся на землю, и все изменилось. Никто тебя не знает и всем напевать, кто ты такой. — Питер громко и язвительно рассмеялся. — Да, я знаю, что ты чувствуешь. Добро пожаловать домой, ветеран.

На темном лице Азраила появилось выражение холодного величия. Он резко встал и слегка оперся рукой о спинку стула. Было видно, что его душу раздирают два сильных желания: уйти или остаться. Он повернулся к двери. Потом, как если бы против воли, он опять повернулся к Питеру.

— Я пришел умолять тебя, — сказал он примирительным тоном, его глаза вспыхнули от напора чувств.

IV

— Мне нужен Серебряный Ключ, чтобы закрыть Ворота Эвернесса: сны просачиваются в дневной мир, а человечество еще не готово сражаться с ними.

— Не все пошло так, как ты планировал, а, старина?

Азраил нечего не сказал, но его лицо стало холодным и надменным.

— Планетарий в аттике — если он еще работает и не сгорел во время штурма — скажет тебе, где она, если она еще на Земле. Или в стране снов. Но ты — тебе будет не так-то легко навестить ее, а? Сколько ворот закрылось навсегда, когда картины и шпалеры превратились в дым? Или может быть твои черные салаги больше не приходят, даже когда ты ревешь как сирена на эсминце? Ну, ну. И какой придурок все это сделал?

Азраил так сжал спинку стула, что костяшки пальцев побелели, но выражение на его мрачном лице не изменилось.

— Конечно, — сказал Питер, — я помогу тебе, видя, как ты заботишься о своей семье и все такое. Ты не будешь возражать, если я буду называть тебя «Папочка», пока мой отец лежит там, наверху.

Азраил сжал губы и сузил глаза.

— И ты меня так потрясно здесь устроил, — продолжал Питер. — Ты знаешь, что все это время я был голоден как волк, а мои мышцы начали гнить? Ты знаешь, как приятно иметь эту чертову трубку в моей раненой заднице?