Юлия Латынина - Дело о лазоревом письме

– Тьфу, – сказал Андарз, – эти ручные лисицы.

Девица сняла одеяло.

На шелковом матрасике, расшитом цветами и травами, свернувшись в клубочек, спал грязный уличный мальчишка.

– Ах, – сказала девица.

– Голубчик, – сказал императорский наставник, – ты что тут делаешь?

Мальчишка что-то пробурчал во сне и перевернулся на другой бок. Господин Андарз взял со стола ведерко с холодной водой, в котором плавала ароматная дыня, которую они с девицей намеревались съесть немного погодя, вынул дыню и положил ее на поднос, а воду выплеснул прямо на мальчишку. Мальчишка взвизгнул, проснулся и подскочил, намереваясь удрать, но не тут-то было: государев наставник крепко ухватил его за волосы.

– Ой, господин, пустите, я больше не буду! – верещал мальчишка.

Одной рукой Андарз держал сорванца, а другой поднес к нему фонарь. Мальчишка был тощий и маленький: у него были большие испуганные золотистые глаза, хорошенькие пепельные волосы и хитрая, как у хорька, мордашка.

– Нахал, – сказала девица, – какой нахал!

– Ты кто такой? – спросил государев наставник.

– Шаваш, – жалобно сказал мальчишка.

– Из какой же ты шайки? – продолжал допрос чиновник.

– Из никакой, – ответил мальчишка, – я Шаваш, который сам по себе.

– Так невозможно, – сказала девица, – чтобы не быть в шайке. Иначе бы тебя давно съели.

Шаваш оглядел кружевной грот, и взгляд его, пропутешествовав по рисункам на стенах, остановился на дыне. Ноздри мальчишки расширились: он с наслаждением вдохнул чудный запах и сказал:

– Если так невозможно, то я хотел бы быть в вашей шайке.

Чиновник расхохотался.

– Да ты знаешь, кто я такой? – спросил он мальчишку.

– Вы, господин, наверно, из очень достойной шайки.

Андарз рассмеялся еще веселей. Ночное приключение ему нравилось. Это было забавней, чем девица. А девица дулась и глядела на Шаваша, как мангуста на мышь.

– Ты как сюда попал?

Шаваш вздохнул и сказал:

– У меня сестра больная, а лекарь велел ей есть утятину. Я проходил мимо сада и подумал: «Как вкусно пахнет. Наверняка тут есть и утятина! Почему бы не влезть в сад и не пошарить по столам после пира? Из косточек можно будет сварить отличный бульон!»

– Ты откуда такой заботливый? – усмехнулся Андарз.

– Из Чахара.

– Беглый, значит.

Шаваш очаровательно потупил глазки.

– И чем же ты пробавляешься в столице? Молишься святому Роху?

С тех пор, как чиновник Рох учинил в подземном царстве растрату и лишился носа, он стал патроном цеха любителей чужих кошельков.

– Я, – сказал с достоинством Шаваш, – колдую, вот, – хотите вам покажу?

И он сорвал с головы чиновника круглую желтую шапочку и поставил ее на стол.

– Что под шапочкой?

– Ничего.

Шаваш снял шапочку. Под шапочкой лежал кожаный кошелек в форме листа аквилегии, а на кошельке сидел маленький хомячок Дуня. Андарз хлопнул себя по поясу, к которому кошелек был подвешен мгновение назад, а потом усмехнулся, раскрыл кошелек, пересчитал деньги внутри, вынул оттуда пять серебряных монет, украшенных изображением танцующего журавля, и отдал Шавашу.

– Головы за такое колдовство рубят, – зашипела девица.

– Я еще маленький, – возразил Шаваш, – мне не голову, а руку отрубят.

Андарз, казалось, задумался.

– Господин, – вдруг жалобно сказал Шаваш, – возьмите меня к себе!

– Как же я могу тебя взять, – возразил императорский наставник, – государь тебя мне не дарил, и вообще ты беглый.

– А купите меня в долговые рабы.

– Да кто же тебя продаст?

– А сестра и продаст.

Андарз вынул еще одного журавля, дал его Шавашу и сказал:

– Ладно, – приходи завтра в полдень с сестрой к боковым воротам.

Когда, спустя некоторое время, Андарз вновь присоединился к пирующим, к нему подбежал изящный секретарь, который утром сопровождал его к судье, – подбежал и шепнул что-то на ухо.

Господин Андарз кивнул и направился в глубину сада, к беседке. Беседка, окруженная старыми соснами, походила на тысячекрылый цветок. В знак того, что в этой беседке принимаются важные государственные решения, над ней развевалось десятихвостое знамя с серебряной рыбой, вышитой на алом фоне и надписью, исполненной травяным письмом. Почва кругом беседки была мелко вспахана, чтобы живущий в беседке дух-хранитель не мог из нее уйти, а посторонний – подслушать что-либо. Поэтому люди в усадьбе обходили беседку стороной. Они считали, что дух-хранитель, живущий в беседке – порядочная дрянь, судя по тому, какие там принимаются решения.

Внутри беседки, облокотившись на подушку, подобную цветочному лугу, сидел чиновник судебного ведомства. Это был молодой еще человек, лет двадцати пяти или шести. У него были выщипанные брови и маленький изящный рот. Взгляд у него был внимательный и холодный. Он был одет в красные бархатные штаны и белую, затканную красными цветами куртку. На ногах у него были сапожки с высокими белыми каблуками, чтобы удобней было цепляться за стремена. Это был тот самый чиновник, который утром стоял подле судьи. Звали его господин Нан.

При виде Андарза чиновник выронил персик, который жевал, вскочил с подушки, подобной цветочному лугу, и принялся кланяться. Кланялся он минуты три, после чего Андарз слегка поклонился в ответ и попросил гостя занять его прежнее место. Нан сел на диван и даже подобрал персик. Андарз, улыбаясь, смотрел на него.

Господин Нан был чиновник молодой и настойчивый, выходец из сонимских крестьян, скорее умный, чем добродетельный, и из некоторых вещей, которые господин Андарз знал о Нане, он мог заключить, что у этого человека волчьи зубы и лисий хвост, и даже Андарз не подозревал, сколько казенного добра застряло в этих зубах, пока секретарь Андарза, Иммани, у которого был нюх на подобные дела, не принес Андарзу ворох бумаг, уличавших Нана в крупных хищениях.

Господин Андарз тоже уселся в кресло: и вдруг вся беззаботность его исчезла, как исчезает жизнь из утки, подбитой стрелой. Он сказал:

– Я призвал вас, господин Нан, чтобы рассказать некоторые обстоятельства убийства господина Сая.

Нан снова оставил в покое персик и почтительно склонил голову.

– Вчера вечером, – сказал Андарз, – господин Сай ушел от меня, унося с собой пачку осуйских кредиток, общей суммой на шестьсот тысяч. Он должен был обменять их на одно заинтересовавшее меня письмо. Сегодня утром при нем не было ни денег, ни письма.

Голос Андарза задрожал. Молодой чиновник вежливо улыбнулся хозяину. Он знал, что господин Андарз, – нервный человек. Заплачет ветер в дереве – заплачет и Андарз, а через минуту, глядь, – веселится. «Наверное, что-то его давеча очень развеселило, – подумал Нан, – если он сейчас такой грустный». И Нан сам грустно взглянул на персик, который ему очень хотелось доесть.