Ника Бойко - Новые, старые сказки (СИ)

Я раскинула одеяло, и Огненный положил на него всё ещё спящего Кащея.

— Радует одно, — сказала, расседлав коней, — что не храпит и руки не распускает.

Я улеглась возле и уснула, не дожидаясь появления звёзд. Пробуждение было странным, меня просто вдавило в землю, стало тяжело дышать. Кое-как выбравшись из-под плаща, я узрела на своей груди руку Кащея, которой он усиленно придавливал меня к земле. Я осмотрелась, напротив него стоял огромный серебреный волк.

— А! — закричала я, перелезая через дернувшегося мужчину, — смотри какая прелесть, я, когда маленькая была меня папа в цирк водил, так вот там дядя один трюк делал, всегда хотела повторить, фанфары.

Раскрыв пасть матерого зверя а засунула туда голову, и вытащив, хлопнула в ладоши.

— Ап, — радостно сказала я.

Кащей застонав, упал на одеяло, волк несколько раз удивленно клацнул челюстью, остальные три находящиеся неподалеку, смотрели на меня с выпученными от изумления глазами.

— Ой, конфетку забыла, а у меня её нет, сахарок.

Покопавшись в котомке, достала сахар протянула волку на раскрытой ладони.

— На, правда, я не знаю, едят волки сахар или нет, да и в цирке медведь был, но ты просто молодец. Не хочешь?

Засунула сахар в рот, и я обняла зверя за шею.

— Это кто? — спросил волк.

Кащей закрыл глаза.

— Служка моя.

— Ой, он говорящий, так это что не волк?

— Нет, оборотень, будто сама не догадалась?

— Так я что голову в рот человеку засунула? Вот это я даю.

— Вот что мне с ней делать, три года переговоров и всё, — Кащей тяжело вздохнул и стал подниматься, — поехали, что ль назад.

— А ты разве не хочешь быть гостем на свадьбе моей дочери? — спросил волк.

Кащей замер.

— С превеликим удовольствием, — тихо сказал он.

Мы ехали верхом волки бежали рядом не испытывая при этом не какого неудобства. Вскоре мы въехали на улицу большого города, окруженного редким частоколом, дома были широкие, но приземистые, за каждым домом раскинулись огромные сады, казалось, что они сливались в один, волки остановились на площади.

— Будешь жить в том доме, служка твоя в моем.

— Она останется со мной, — в голосе появился металл.

— Да не бойся, не сделает ей там никто ничего плохого, меня самого на порог не пустят, не принято у нас, чтобы незамужняя девица под одной крышей с посторонним мужчиной проживала. А перед свадьбой вообще всех мужчин выгоняют, видите ли платья там у них.

— Можно, ну пожалуйста, я страсть как хочу на платье посмотреть, а ещё посплетничать, я себя хорошо буду вести, честно.

— Смотри вождь, — сказал Кащей.

Мы подошли к калитке, ничем не отличающегося от остальных домов.

— Дорогая, — позвал волк, топчась перед калиткой.

Дверь дома тут же открылась, на пороге показалась стройная молодая женщина, она строго сдвинула брови.

— Что?

— Вот пусть в доме до свадьбы поживет.

Женщина втянула носом воздух.

— Проходи гостей будешь, — уже мягко сказала она.

Я поднялась на порог.

— А вы куда? — спросила я обернувшись.

— Так в мужской дом, — пояснил мне волк.

— Так, этому не наливать, — подбочившись, сказала я.

— Олия, — взревел Кащей.

— А что мне моя жизнь дороже, ты знаешь, что со мной Матрена сделает, если я ей тебя со пьющегося верну, и у тебя дипломатическая миссия, не забывай.

— Убью, — прорычал Кащей.

— Строгая она у тебя, — уважительно протянул волк, — прям как моя.

— Она не моя.

— Слушай, а у меня сын есть, отличная жена выйдет.

— Пусть сама решает.

И на том спасибо, — подумала я заходя вслед за женщиной в дом.

— Располагайся, и не бойся за него, перед празднованиями мы никого не убиваем.

Я нахмурилась. Женщина рассмеялась.

— Не бойся, пошутила я, а мужчины сами договорятся, есть хочешь?

— Да, меня Олией зовут.

— Олей?

— Можно и так.

— Я Лима, моя дочь Милана.

— Я так больше не могу, — из глубины дома, выбежала девушка примерно моего возраста и уткнулась носиком в платье матери, — я войн, а не белошвейка. Ой, а ты кто?

— Я Оля, буду пока у вас жить, а что у тебя не получается?

— Да вышивка эта.

— Давай помогу, я хорошо вышиваю.

Девушка просияла.

— Нет, она должна это сделать сама.

— Так я просто покажу и подскажу.

— Мама, ну пожалуйста, мне ещё оберег вязать, а всего две зори осталось.

— Раньше нужно было думать, а не на свидание бегать, намилуешься еще после свадьбы, а Оле поесть нужно.

— Так я не сильно голодна, вот посмотрю.

— Сначала за стол, обе.

— А оберег это что? — спросила я.

— Незамужние девушки парням делают, ты тоже должна, раз попала к нам и парень твой.

— Он не мой.

— А ну хватит разговоров за столом, ешьте.

Мы понурились, но подчинились. Мясо было выше всяких похвал, суп и компот. Наевшись, я потянулась.

— Пойди, ополоснись в реке с дороги, она сейчас теплая, возьми вон полотенце, мыло, выйдешь из дома, обойдешь его справой стороны и по дорожке вниз там река.

Это хорошо, подхватив купальные принадлежности, я чуть ли не бегом поспешила к реке, там я застала отрадную картину, Кащей вооружившись мылом, пытался вымыть голову самостоятельно.

— Да, учиться, тебе ещё и учиться, — посмеялась я.

— Лучше бы помогла, чем скалиться, — засопел тот.

— Да ладно, я же по-доброму.

Я сняла сапоги, кушак подхватила шампунь и полезла в воду.

— Дай сюда мыло, вот скажи, кто им голову моет, ну кроме тебя, оно же для стирки.

— Будто есть разница.

— И большая, вернёмся, покажу, чем какое отличается.

Кащей смыл с головы всё мыло и опустился передо мной на колени спиной ко мне.

— Не стоит, — тихо сказала я.

— Стоит, я должен кому-то доверять, и это будешь ты, ты, по крайней мере, не врешь мне.

— Все лгут, я тоже.

— Ты не лжешь, ты не договариваешь и это твое право. Надеюсь, будет такое время, когда ты мне всё о себе расскажешь.

— Конечно.

— Ты солгала.

— Смывай, читатель правды.

Кащей смыл.

— Так теперь сам и не рви, а то новые, не вырастут. Про оберег знаешь?

— Сказали.

— Ты его кому подаришь?

— Пока не знаю, а ты?

Я смолчала.

— Хоть мне это и не нравится, но делать всё равно придется. Дипломатия. Ладно, времени мало, разбежались.

— Хорошо, Кащей, а Матрена, она тебе кто?

Мужчина долго смотрел на меня, я замялась.

— Тетка она моя, со стороны матери, — наконец сказал он, — она вся моя семья.

— Прости, — замялась я.